Рубикон

Мирта рассыпается ивовыми плетьми; ветвистыми проволоками она слетает в ночной сумрак боли, пытаясь изо всех удержать себя (не выходит). Мирта, привыкшая нападать первой, теперь вынуждена не просто защищаться — она должна выживать (не представляя, как это сделать наощупь). В полной абстракции, разбитая на костистые обломки, она все старается выплыть наружу, даже не представляя, куда именно ей стоит идти. За гранью жизни Мирта превращается в лед. Разбитые осколки его отдают синевой, и вот-вот должен прийти светловолосый мальчик, чтобы из льдинок собрать себе слово. Но он все не идет, поэтому вселенная в полутьме создается заново (расходится паутиной связей без него, вымещает последние отпечатки за грани). Новая вселенная исходит мириадами узоров, восстанавливая личность Мирты, пропущенную через самые прочные жернова событий. Вначале был мрак, и в нем появилась вода: она звенит где-то вдалеке, а потом все ближе подбирается, робко касается ног Мирты (та вздрагивает). Над водой разносится слово, и серпом разрезает воздух. Но Мирта не может разобрать букв, в ее мире их еще не существует. Она щурится, словно от неожиданно яркого света, и выставляет руки вперед, чтобы их скрутили и вернули Мирту обратно на лопатки. Жгуты пекут на запястьях, и Мирта никак не может понять, происходит это с ней на самом деле (или она все вновь придумала). Как млечный мир, в котором она прямо сейчас рассыпается атомами. Как мальчика, который ее сердце собирал из льдинок, а потом растопил его в своих ладонях. Как саму себя — непобежденную, непокоренную, несломленную. Рецепторы рушатся под атмосферным давлением, и Мирта с хрипом раскрывает рот, но крик все равно не прорезается. Она ослепла, совершенно точно ничего не видит; но размахивает руками, пытаясь заземлиться в неутихаемом потоке аутоиммунных пыток. Ее пальцы заламывают. Боль прорезается по венам, Мирта снова хрипит и чувствует, как ей опускают металлический воротник на плечи. В воздухе липко опадает чужое шевеление губ, но она все никак не может разобрать, что ей говорят (окружающий мрак набирает густоту). Мирта не может пробраться сквозь эту пустошь, потому что зрения у нее нет. Слух тоже отсутствует. Она, словно утопающая, пытается удержаться на воде, но руки ей перебивают стальными браслетами и вынуждают тонуть. Воздух проталкивается в легкие комьями, Мирте его больно глотать. И, похоже, именно поэтому на лицо опускают маску-намордник, чтобы она автоматическим потоком заставляла ее легкие раскрываться. Именно так выглядит смерть. Такой он за Миртой пришла — тихой, сенсорной и беспощадной. Мирта жалко падает ниц, чувствуя прикосновения к своему лицу. Ей открывают зрачки, подносят с глазам теплые огни. Мирта знает, что они должны быть яркими, но она ничего не видит. Паника застывает в уголках глаз слезами. Над талой водой, омывающей стопы Мирты, по-прежнему тянет единственное слово. Оно лезвием привлекает взгляд Мирты, вынуждает ее отвлечься. Буквы все еще не вспоминаются, слух отказывает Мирте в помощи. Но она чувствует, как на коже шрамами проступает то самое послание, и выдыхает в спасительных интонациях. Тело перестает конвульсивно биться, Мирта больше не дергается, когда ей пытаются осмотреть глаза. Она чувствует слово-клеймо у себя на теле и успокаивается. Еще немного стоит потерпеть, еще один шаг, и станет легче (Мирта отказывает себе в привилегии умереть). Буквы жгут грудную клетку, каленым железом попадают прямо в кровь, чтобы ее сердце вновь собрать из обветшалых руин. Слово впитывает в нее силу, напоминает о простом — кто такая она есть. Мирта вместо пульса пускает эту веру и, наконец, позволяет наморднику заправлять ее легкими, впуская в них стерильный кислород. Слово это — борись. И Мирта сухо кивает, замирая в карцерном обхвате корсета. Боль поможет ей справиться с любым испытанием, она вынесет Мирту вперед и даст ей неоспоримое преимущество. Пропитываясь сломанными костями и разрывными ранами, из которых Мирта теперь состоит, она становится только сильнее. Никто не сможет ее убить, если она уже будет мертва. Сквозь пелену вакуума пробивается свет. И он несет с собой едва различимый, тихий голос, который Мирта для себя провозглашает путеводным маяком: — Давай, победительница, борись, — интонационные помехи оседают Мирте на кожу, но она внимательно вслушивается во все указания, переставая тонуть. — Тебе еще рано погибать, сначала ты повоюешь. Сначала она закончит эту войну — правда. Вот только о смерти говорить уже слишком поздно — ложь. Мирта свою жизнь не так давно отдала. Павшим надеждам, ледяному (растопленному) сердцу и светловолосому мальчику, который так и не появился в атомном строении ее новой вселенной. Мирта чувствует на своих щеках противные слезы обиды. И обещает, что это последний раз, когда она позволяет себя убивать.

///

Мирта не знает, сколько дней на самом деле проходит, и где она находится. Просыпаясь впервые в сереющем мраке, она чувствует чужие тонкие ладони на своих висках. Холодные пальцы мягко стискивают лицо Мирты, тем самым ненавязчиво запрещая ей снимать с глаз плотную повязку. И следом, кажется, безмолвно добавляется количество подавляющих препаратов в кровь, потому что игла, очевидно воткнутая в вену, тут же тяжелеет, и Мирта вновь проваливается в сон. Похоже, ей специально не позволяют выходит из катарсиса своей комы, рассчитывая выровнять физические показатели. Лимбические будни Мирты начинаются вязкой серостью, затем она хрипит в попытке хоть что-то сказать и, закашливаясь от фильтрованного воздуха вокруг, в очередной раз теряет сознание, так ничего и не узнавая. Борись, — напоминает она самой себе и в следующий раз, когда приходит в себя, дрожаще перехватывает тонкие ладони, которые мешают ей снять повязку с глаз. Руки Мирты слабые, они — словно ветви в ураган — бьются дрожью, но она упрямо сжимает чужое запястье, пока второй рукой снимает медицинскую повязку с лица. — Тебе бы лучше еще подождать, — ломкий женский голос Мирта не знает. Интонации бумажные, и они разрываются на выдохе. — Прошло не так много времени после последней операции. Последней? Значит, были еще после того, как она пыталась хоть что-то разобрать в мраке вокруг себя? Мирта пытается выстроить аналитический ряд и отпускает чужие руки от себя. Если раньше она ничего не видела, то похоже, ее зрение здорово пострадало после…? Из-за чего она получила такие сильные травмы? Что произошло? У нее отказало зрение и слух, кажется, тоже. Поэтому ее несколько раз оперировали и, похоже, манипуляции с глазами были одним из последних. Мирта — конструктор. Ее можно пересобрать, если она выйдет из строя. Достаточно вшить недостающие элементы, укрепить ее кости свинцом и можно вновь выпускать на Арену. Арена. Это слово прорезается сквозь помутнение раньше, чем Мирта успевает его осмыслить. Она была на Арене — правда. После ее сшивали по частям, но что это значит? Почему это все произошло с ней? Что случилось на Арене, раз Мирта ничего не помнит? — Доктор сказала, что еще несколько дней ты будешь видеть лишь оттенки, — вновь заговаривает женщина, и она оказывается по правую руку от Мирты. Ее светлые волосы — единственное пятно, которое Мирта может распознать. Светлые волосы и бледная, почти что прозрачная, кожа. Женщина рядом с Миртой — привидение. — Но это нормально, дорогая. Тебе нужен отдых. — Довольно, — Мирта хрипит незнакомым голосом и учащенно моргает, пытаясь рассмотреть комнату, в которой просыпается. Но ей доступны лишь всполохи света — в углу комнаты стоит высокая напольная лампа, и она мягким пятном отражается у Мирты на радужке. Большая черная дыра на стене — вероятно, окно. И через него видно ту мглу, которая не только снаружи, но и у Мирты внутри. Рассекается до масштабов катастрофы. — Ты можешь немного теряться в пространстве, — легковесно заявляет женщина-призрак и помогает Мирте вновь устроиться на кровати. — Но это тоже нормально, вскоре тебе станет легче. Ты многое прошла, и твое тело истерзано. Тебе нужен отдых, — куда серьезнее и в то же время заботливее заявляет женщина, сжимая ладони у Мирты на плечах. — Я здесь, чтобы о тебе позаботиться. Но Мирте не нужна помощь, ее не нужно оберегать. Из бережного захвата она одичавше выбирается, не разрешает к себе больше прикасаться. Мирта все порывается встать на ноги, пока не понимает, насколько это бесполезно. В незнакомом месте и при полной потере сенсорных чувств, она будет легкой мишенью. Мирте нужны силы, а для этого, похоже, вновь потребуется спать. На лицо возвращается повязка, заново смоченная в охлаждающем растворе, и Мирта поджимает губы, записывая на свой счет очередную неудачу. Что с ней сделала Арена, если она не может даже базово функционировать? Полный провал. Техническое поражение. — Как тебя зовут? — из последних сил спрашивает Мирта, следом закашливаясь. В горле застывает сгусток крови, и это Мирту пугает. Она совершенно точно не в порядке. И потеря зрения, видимо, не самое худшее, что с ней произошло. Лучше ей действительно пока ничего не знать, чтобы не стало куда больнее, чем сейчас. Вовремя остановиться — тактика слабаков. Мирта не пренебрегает этим вариантом за неимением других возможностей. — Эффи, — осторожно отзывается женщина и едва касается волос Мирты, убирая пряди с ее лица. — Мое имя Эффи, дорогая. Я очень рада нашему знакомству. В голосе у Эффи кроется столько горя, что Мирта не очень верит в ее наигранное воодушевление. Но все же протестовать больше не хочется, и Мирта позволяет вернуть иглу в свою вену. Металлический провод, тянущийся к аппаратам, напоминает ей линию жизни, и очередная доза препаратов больше не вызывает у Мирты панику. Так она сможет отдохнуть и восстановить утраченное. Ей нужно еще немного, просто поспать. Мирта гулко выдыхает, и ребра прошивает остроликая молния. С губ срывается болезненный стон, и Эффи тут же накрывает ее ладонь защитным касанием. Будто бы пытается успокоить и уберечь одновременно. — Не торопись, — тихо говорит она засыпающей Мирте. — Всему свое время. Мирта вновь обращается внутрь себя и считывает в бегущем пульсе свой новый лейтмотив — борись, борись, борись. И Мирта с этим соглашается. Она обязательно будет бороться. Но для начала ей надо поспать и позже — проснуться. На следующий день повязки на лице уже нет. И Мирта видит, что глаза у Эффи наполнены голубым пигментом. А еще слезами.

///

По безликим комнатам апартаментов Тренировочного центра Мирта ходит без всякой цели. Эффи говорит, что им не разрешается покидать сами апартаменты без острой необходимости или специального дозволения, поэтому Мирта выхаживает по замкнутому периметру комнат, будто бы это может принести ей успокоение. Зрение возвращается медленно и неповоротливо, поэтому поначалу Мирта передвигается наощупь. Она начинает с постели, сминая одеяло в ладонях, и соскальзывает выше, к вороху подушек, которые Эффи выстраивает специально для нее. Похоже, Эффи стаскивает в спальню все подушки, оставшиеся в апартаментах. Чрезмерная опека раздражает. Мирта предпочитает Эффи не замечать и на ее вопросы почти не отвечает. Поэтому Эффи привыкает говорить в пустоту и этим злит Мирту еще больше. Эффи, конечно, дает ей возможность побыть одной, но она занимается всеми бытовыми и медицинскими вопросами, поэтому и сопровождает Мирту в апартаментах почти что постоянно. Мирте нужны инъекции, которые предназначаются для поясничной зоны, и она с этим не может справиться самостоятельно, пускай и безуспешно пытается обойтись без помощи Эффи в первые дни. Кроме того, Эффи неплохо готовит из тех продуктов, которые им не то чтобы часто доставляют миротворцы. Мирта так до конца и не понимает, находится она здесь на реабилитации или в заточении. — Отвратительно, — Мирта опускает ложку в тарелку с кашей и откидывается на стуле, чувствуя, как тошнота поднимается к горлу, сжигая все рецепторы на своем пути. — Я не умерла на Арене, но эта еда меня точно добьет. Эффи поднимает на нее укоризненный взгляд и аккуратно промакивает губы салфеткой. Такая манерность Мирту доводит до какого-то невменяемого состояния. В Эффи ей не нравится примерно все, пускай та Мирту тщательно доглядывает. Мирта не просила себе сиделку, ей не нужна такая помощь, поэтому и быть вежливой она не обязана. — Это лучшее, что у нас может быть в таких условиях, — несогласно произносит Эффи и кивает на тарелку Мирты. — В следующий раз я попрошу мясо, потому что тебе нужен белок, но сейчас будет лучше, если ты доешь бобовую кашу и скажешь мне спасибо за старания. Мирта кривит губы в неприятной усмешке и демонстративно поднимается из-за стола, не притрагиваясь к сложенной рядом салфетке. Играть в этикет ей тоже незачем, проклятущая Эффи может сама себя развлечь, но Мирта не намеренна следовать ее глупым правилам. Это все-таки ее территория — апартаменты дистрикта Два. Мирта в этих комнатах хозяйка. И она вновь возвращается в одну из спален, стараясь не задумываться над тем, что раньше здесь жила совсем не она. В этой спальней всегда останавливался ее напарник, и Мирта лишь в последний их приезд зачастила здесь бывать. Сейчас заснуть получается только в постели Катона. Среди всех подушек, которые Эффи так и оставила для Мирты. Апартаменты будто бы пытались законсервировать. Мирта замечает, что все зеркала занавешены, а ящики вычищены и опустошены. На кухне, кажется, осталась посуда, но в шкафах едва ли можно найти прежние вещи. Даже постельное белье совсем другое; не то, на котором спал Катон в последний раз перед Играми. На нем даже нет запаха. Но Мирта зарывается в одеяло и закрывает и так израненные глаза, представляя, что она в этой огромной постели совсем не одна. Пышные волны одеяла, покрывающие ее плечи, — это объятия несносного Катона, который все не идет у Мирты из головы. Мысли о нем приходят следующими; сразу после базовой потребности выжить. Мирта будто бы знает, что именно в Катоне кроется истинная причина ее моральной травмы, вызвавшей временную амнезию и состояние патовой кататонии. Но Мирта специально эту память отрицает, не в силах сейчас бороться еще и с той болью, которую ей обязательно принесут воспоминания о Катоне. Поэтому она крепче сжимает одеяло, до блеклой слабости с мышцах, — белок ей действительно не помешает, — и глубоко дышит, вспоминая, каким был запах Катона (в их последнюю ночь на этой чертовой земле). Возможно, в ключицах Катона терялся древесный, отчасти мускусный, аромат, которым так любили обволакивать его стилисты. Немного острого табака и приправленная золотая ваниль на выходе. Мирта делает новый вдох и чувствует, как она целиком тянется к этим угасающим воспоминаниям, придуманным только что. Даже если запах Катона на самом деле отличался, она не хочет этого сейчас знать. Мирта представляет, как Ван дер Гри ее обнимает в тишине мертвого Тренировочного центра и молчаливо обещает ей, что совсем скоро все будет хорошо. _Когда бы мы с этим не справились, Грэйн? Его голос смеется у Мирты в голове, и она улыбается, противно всхлипывая, позволяя себе одно из тех мгновений слабости в секунды истинного раздрая. Мирта зарекается рассказывать даже вымышленному Катону о том, как его не хватало. Потому что она точно знает — их время закончилось. Мирта цепляется за несуществующее, чтобы совсем скоро об эти осколки разбиться в кровь. Но пока ее обратный отсчет стремится к нулю, Мирта делает все возможное, чтобы представить Катона рядом с собой. И ненадолго убедиться в том, что в этот раз он не уйдет. Сегодня он с Миртой останется. И будет рядом, когда она проснется.

///

На следующий день Мирта видит у Эффи на скуле багровый синяк. А еще через день на столе за обедом появляется запеченное мясо. Эффи выглядит невероятно довольной и совсем не затыкается, рассуждая о том, что миротворцы могли бы выбрать что-нибудь более свежее, но все же они постарались на славу. — Ты позволила ударить себя из-за куска мяса? — спрашивает Мирта, между пальцев перекатывая вилку. Аппетит не появляется, пускай Эффи крайне старается заинтересовать ее прекрасным ароматом свежеприготовленной еды. Мирта не сводит глаз с гематомы, которая под глазом Эффи наливается слишком болезненно и явно не сойдет так быстро без дополнительной медицинской стимуляции. Эффи попросила более разнообразной еды, и миротворец ее ударил в ответ на наглость, — этот вывод напрашивается спонтанно, но он Мирте кажется крайне логичным. Видимо, она здесь все-таки в заточении, раз еда выписывается по нормативам, и точно нельзя требовать что-то сверх меры. — Тебе нужно поправляться, — непробиваемо заявляет Эффи и поднимается на ноги, чтобы отрезать кусок мяса для Мирты, а после она кладет его прямо в тарелку, будто бы Мирта не может справиться с такими простыми действиями сама. — Для того, чтобы выздороветь, нужен белок, вот и все. То есть миротворец ее действительно ударил. Мирта берет в руку столовый нож и замечает, что он специально затуплен. Зубцы сточены, и теперь будет куда сложнее разрезать мясо на части. — Это для безопасности, — тут же объясняет Эффи и неловко улыбается. — Ну, знаешь… Чтобы никому не причинить вреда. Чтобы Мирта никому не причинила вреда, если ее психика по-прежнему будет нестабильна. Вряд ли тут так сильно пекутся о здоровье Эффи; такая мера рассчитана исключительно на Мирту, чтобы она, очевидно, не вскрылась в глубине апартаментов. — Почему они меня здесь держат? — медленно задает вопрос Мирта, пытаясь разрезать это чертово мясо тупым ножом. Пока безуспешно. — Я же победила, поэтому должна ехать домой. Эффи застывает, словно восковая кукла, и непонимающе смотрит на Мирту. — Где ты победила, милая? — В Семьдесят четвертых Играх. — Ох, милая, — взгляд Эффи исходит трещинами, и она сама надламывается, словно хрупкое стекло, задетое по неосторожности. Мирта поджимает губы и вновь злится. Ей очень не нравится реакция Эффи и ее сочувствующие интонации. Эффи выдыхает так, будто Мирта настолько сильно заблуждается, что ее остается лишь пожалеть. Мозаичные пазлы в голове до сих пор не сходятся. Мирта помнит Катона, Тур победителей и в это же время пытается свести воедино, почему после всех этих событий вновь случились Семьдесят четвертые Игры. Мирта же выиграла, раз она здесь. Раз она помнит Арену, потом ее собирали по частям врачи, и теперь она ждет награждения. (Почему тогда она так отчаянно цепляется за Катона и помнит его запах уже после всех Игр?) Виски прорезает грубой болью, и Мирта зло опускает столовый нож на стол. Она беспорядочно накалывает мясо на вилку и вгрызается в него зубами. Раньше ее любимым оружием были кинжалы и ножи, а теперь она не может справиться с простой посудой. Вероятно, поэтому Энобария в свое время и наточила клыки. Дьявол, Эно. Мирту прошибает дрожь, когда она вспоминает про ментора. Черт, ведь был еще Брут, и он вместе с Энобарией помогал Мирте, курируя ее действия на Арене и после. Энобария была рядом во время Тура, вытаскивала Мирту из пропасти после поездки в Капитолий; Энобария собирала ее на… Жатву? Правда? Эффи напоминает сгусток боли, когда наблюдает за замершей Миртой. И это бьет с такой силой, что Мирта начинает защищаться в ответ. Ей проще отравить все вокруг себя, чем позволить еще одному внутреннему кошмару свершиться. Мирта перехватывает власть. — Я помню тебя, — неожиданно произносит она и отвлекается от процесса саморазрушения. — Ты сопровождала Дистрикт Двенадцать и все время крутилась вокруг Китнисс Эвердин. Мирта усмехается; о, да. Она помнит Эффи в кричащих платьях (которые так любили все сопровождающие). Та вечно бегала за Эвердин, выбивая из нее максимально допустимое поведение. У Мирты тоже должна быть сопровождающая, верно? Раз она была трибутом и даже выиграла. Имя совсем вылетает из головы. Мирта знает, что сопровождающая у нее была, но та остается смазанным пятном в воспоминаниях, и Мирта совсем не представляет, как бы сопровождающую могли звать. Не важно; пускай омут памяти забирает и это. Мирте не нужны такие детали. — Как она умерла? — Мирта склоняет голову вбок и наблюдает за реакцией Эффи. — Китнисс Эвердин. Губы Эффи дрожат. И Мирта, наконец, успокаивает бушующий шторм внутри. Причиняя боль окружающим, она ненадолго останавливает поток агонии, который без устали ее истязает. Так она берет перерыв, отдыхает. И уничтожает всех вокруг себя. — Я ее убила, верно? — Мирта смеется. — Точно, это была я. Раз Игры закончились, а я здесь. Я убила Китнисс Эвердин, я расправилась с ней. И совсем об этом не жалею. Эффи стойко держится в ответ на все колкости Мирты. Она не грубит, не изворачивается и даже не распускает сопли. Этим она Мирту положительно удивляет. Сопровождающая лишь тянется к салфетке, чтобы ненадолго за ней скрыть изможденное полупрозрачное лицо. Эффи собирает с глаз свои текучие слезы и вновь смотрит на Мирту — без злости или обиды. Эффи ее старается понять. — Все верно, дорогая, — отвечает она после непродолжительной паузы. — Ты победила в Семьдесят четвертых Играх. И Китнисс умерла. Эффи не обвиняет Мирту в убийстве, не пускается в жалостливые воспоминания и больше не плачет. Она возвращается к еде, непривычно тихая и задумчивая, этим Мирту донельзя настораживая. Приходится тоже уткнуться в тарелку и заняться мясом. Оно оказывается достаточно мягким, чтобы легко и быстро жевать каждую порцию. Мясо куда лучше бобовой каши, от которой Мирту постоянно тошнит. Сейчас же появляется аппетит. — Вкусно, — блекло замечает Мирта, ненадолго отрываясь от еды. Это вместо благодарности, и Эффи ее принимает. Она широко улыбается и кивает, словно знает, насколько Мирте было тяжело выдавить из себя простую похвалу и позволить незнакомому человеку ненадолго приблизиться. — Все дело в специях, — доверительно заявляет Эффи и принимается за свой бесполезный щебет. — Нам повезло, что миротворцы не тронули сухие смеси на кухне. Здесь остался кориандр и даже тимьян, ты чувствуешь эти пикантные ноты? О, я обожаю специи. Мирта ничего не чувствует на самом деле. Лучше бы Эффи бросилась на нее с обвинениями, чем поступала так, как она делает. Лучше бы Эффи ее ненавидела, а не протягивала по-человечески руку помощи, чтобы в своем водовороте ужаса Мирта не захлебнулась окончательно.

///

Фильм, который Мирта случайно находит в архивах телеэкрана, по-настоящему древний. Цвет в картинке рябит, и сюжет развивается в дальних исторических эпохах, о которых Мирта не знает. Она бездумно пытается сосредоточить свое внимание на экране, устраиваясь на диване с относительным комфортом. Мирта защитно поджимает ноги к себе и закутывается в плед, который Эффи для нее находит. Без таланта Эффи вытаскивать нужные вещи из пустоты Мирта бы точно пропала. — Один из моих любимых, — сопровождающая выходит из кухни и тут же вовлекается в разговор, пускай Мирта ее ни о чем не спрашивала. — Он, по большей части, про войну. Но и про любовь тоже. А какой там главный герой!… Мирта даже не оборачивается. Она только выдыхает, когда Эффи садится на другой стороне массивного дивана и восторженно заглядывается на экран, где незнакомая Мирте актриса в длинном платье (сшитом из штор) пытается проникнуть в тюрьму к своему возлюбленному. — Очень стильно выглядит, — авторитетно заявляет Эффи, указывая на наряд. — И какой смелый макияж для тех лет, я просто в восторге. Мирта переводит на Эффи недоумевающий взгляд и продолжает выдерживать такую многозначительную тишину, чтобы остановить неуемный речевой поток Эффи. Но это бесполезно, и Мирте остается только смириться, что шумовой фон теперь расходится по гостиной не только от телеэкрана, но и от Эффи. — Тебе, кстати, тоже подойдет зеленый, — задумчиво произносит Эффи, оглядывая Мирту. — Да, определенно. И карминовый. Надо посмотреть, что здесь осталось от ваших стилистов. — Нет, — резко заявляет Мирта и тут же качает головой. — Нет, нет и нет. Никаких переодеваний. — О, я только посмотрю, — обещает Эффи, но Мирта знает, что этим все не ограничится. Если сопровождающая вбивает себе что-то в голову, то по всей видимости, идет до самого конца. Синяк на ее лице — куда более бледный, чем раньше — красноречиво эти выводы подтверждает. Мирта возмущенно складывает руки на груди и едва слышно выдыхает проклятия, которые Эффи не может разобрать. В условиях тотальной изоляции от внешнего мира Мирта меньше всего хочет наряжаться и устраивать показы в Тренировочном центре. Да и кто здесь, кроме них, остался? Разве что только миротворцы и… Крик. Который разносится по этажам. Мирта вздрагивает от неожиданности. И тут же тянется к сенсорному пульту, чтобы заглушить фильм на телеэкране. Женский голос облетает этажи Центра и буквально врезается в апартаменты Дистрикта Два. Мучения, которыми этот крик пропитан, Мирту пробивают насквозь. И в это мгновение она себя ненавидит в два раза сильнее — потому что раньше не боялась каждого встречного шороха. — Ты слышала? — Мирта обращается к Эффи и поднимается на ноги. — Что происходит? Эффи не двигается. Она только крепче сжимает ладони в замок и закусывает нижнюю губу, чтобы не сказать лишнего. Похоже, она знает, что происходит. Эффи сталкивалась с этими криками раньше. Мирта выходит в коридор апартаментов, чтобы заметить распахнутую входную дверь. Обычно за ней находится парочка миротворцев, неустанно сторожащих Мирту, но сегодня там никого нет. Даже удивительно. Вряд ли миротворцы решили самовольно оставить свой пост. Входную дверь, вероятно, утром открыла Эффи, чтобы выпустить свежий воздух в комнаты. И вместе с этим она запускает настоящую боль, льющуюся прямиком из подвалов вдоль колодца, к которому выходят все этажи. — Ее зовут Энни, — горько отзывается Эффи, когда подходит к Мирте и останавливается за ее плечом. — Ты должна ее помнить. Мирта задумывается, но имя ускользает от нее. Эн-ни — что-то очень знакомое, будто бы она слышала о девушке раньше, но эти воспоминания относятся к самой запретной секции, которой Мирта по-прежнему не касается. — Она из Четвертого, — так же тихо продолжает Эффи и тянется к ручке двери. — Бедная девушка, она ни в чем не виновата. Вероятно, миротворцы, которые должны охранять Мирту, как раз спустились в подвал к Энни. Эта мысль вызывает неприятную дрожь, и Мирта защитно обнимает себя руками (в такт новым крикам, громогласно раздающихся по этажам). Прекрати быть такой слабой, — пульсирует в висках. Не могу, — невысказанным остается на губах. — Не думаю, что нам повезло больше, — выдыхает Мирта, когда Эффи все-таки закрывает входную дверь. Но они не могут заставить себя уйти. Словно оставаясь рядом с терзаемой Энни, Мирта и Эффи опускаются в прихожей на пол и усаживаются друг на против друга. Мирта замечает узкую сеточку морщин у глаз Эффи. Наверно, раньше плотный макияж скрывал все недостатки кожи, но ведь Эффи здесь в таком же заключении, как и Мирта. И у нее явно нет доступа к прежним вещам, раз даже кусок мяса ей пришлось силой выбивать из миротворцев. Эффи старается улыбнуться, когда замечает изучающим взгляд Мирты, но выходит у нее плохо. В роскошных декорациях апартаментов они выглядят жалкими и поломанными. — Может, и больше, — не соглашается Эффи, стараясь найти хоть какие-то преимущества в их безвыходном положении. — Завтра мне пообещали на обед рыбу. Придется повозиться с чешуей, но рыба богата омегой. Тебе… — Полезно, — заканчивает Мирта за Эффи и неожиданно ухмыляется (не раздраженно, не злостно; вполне себе обнадеживающе). — Я помню. Эффи дружелюбно кивает, и ее сердце, проглядывающее в глазах, ненадолго загорается благодарностью. Мирта считает, что Эффи ей совсем не нужна в этих апартаментах, но все же она признает, что не справилась бы без помощи и ухода сопровождающей. Может быть, и сама Мирта нужна Эффи. Почти так же сильно, чтобы залечить раны иного толка. — А еще мне сказали, что через два дня тебя заберут на последнюю операцию, — вспоминает Эффи и всплескивает руками. — Это будет обычная пластика, ничего серьезного. Чтобы убрать оставшиеся… дефекты. — Что? — Мирта хмурится. — Какие дефекты? Эффи замирает. И как-то слишком выразительно смотрит на лицо Мирты, чуть ниже глаз. Конечно, она заметила, что все зеркала в апартаментах скрыты тканью. Но Мирта все эти дни настолько разбито мечется между осколками своих переживаний, что едва ли выносит еще и мысли о физических увечьях. Поэтому сейчас, словно впервые, она касается ладонями своего лица. Аккуратно проводит вдоль подбородка, подбирается к скулам; изучает. И нащупывает шрам. Мирта его пока не видит, но уже знает, что он уродливый. И тянется до самого виска. — Дьявол, — выдыхает она, не в силах поверить в происходящее. Раньше у Мирты был только один шрам, на лопатке, и он напоминал уроки Академии профи. Носить его — гордость. Потому что Мирта заслужила эту отметку своим поведением и характером. Это был ее выбор. Сейчас же происходит что-то абсолютно немыслимое. Мирта ни разу себя не видела с того момента, как окончательно пришла в себя. И теперь, получается, она еще может себя не узнать, когда столкнется, наконец, с истиной в зеркальной поверхности. — Все не так плохо, — тут же заступается Эффи, пытаясь подбодрить Мирту. — А после операции не останется и следа. Знаешь, в Капитолии первоклассные специалисты… Но Мирта взмахивает рукой, перебивая поспешную речь Эффи. Она поднимается с пола и заходит в ближайшую ванную комнату, чтобы найти в ней занавешенное зеркало. Мирта, включая свет, пытается себя подготовить к увиденному и срывает белоснежное полотно. Но все же она оказывается не готова. Мирта себя не узнает. Такой она себя не знает. Из зеркала смотрит искалеченная девушка, которой Мирта никогда не была. Под глазами залегают глубокие болезненные тени, но даже они не отвлекают взгляд от ужасающего шрама, начинающегося у самой щеки. У него неровные очертания и слишком светлая кожа, которая стягивает края между собой. Со стороны коридора вновь раздается чужой крик. И Мирте хочется громкоголосо вторить этим рыданиям. — Это поправимо, — Эффи следом, как привязанная, возникает в дверном проеме и неловко жмется, пока Мирта себя осматривает. Но исправить то, как Мирта себя чувствует, нельзя. Она навсегда запоминает, насколько разбита не только внутренне, но и физически. Шрам расходится по ней настоящим водоразделом. Возможно, не так уж и плохо, что Мирта поначалу ничего не видела. По крайней мере, это было милосердно по отношению к ней. Мирта не сразу понимает, что с ней не так, помимо шрама. И она не в силах справиться с ужасом, когда видит, как коротко ей обрезали волосы. Теперь они неровным каскадом касаются плеч, будто бы былую длину вырезали садовыми ножницами, — криво и безжалостно. Мирта никогда не цеплялась за свою внешность и относилась к ней достаточно безразлично. Но это была она — с цельным лицом и длинными волосами. Это все составляло часть нее. А теперь. Мирта потерянно касается усеченных волос и даже не знает, как на это отреагировать. Энни из подвалов кричит и за Мирту тоже. — Я попрошу ножницы, — предлагает Эффи. — И мы вместе выровняем тебе стрижку. Что думаешь? Видимо, твои волосы слишком сильно пропитались кровью, поэтому в операционной их срезали. Но мы наведем порядок. Кровью? Что? Как это произошло? — Почему мои волосы должны были пропитаться кровью? — спрашивает Мирта и в ту же секунду опирается на раковину, чтобы не потерять равновесие. Потому что она вспоминает. Крови на волосах не было, когда на нее напали переродки. Крови не было и у горных путей, которые Мирта проходила с Эбернети и Эвердин-младшей. Но кровь, очевидно, появилась у Рога. Когда Мирта бросилась вперед в попытке спасти Катона от неминуемой гибели, но умерла сама. Так вот что с ней случилось. Не Семьдесят четвертые, не та победа. С ней случилась смерть. Тошнота вновь подкатывает к горлу. — Ты столько пережила, милая, — Эффи успокаивающе снижает голос и, похоже, изо всех сил держится, чтобы не разозлить Мирту своими слезами. — Волосы обязательно отрастут, вот увидишь. — Я… — Мирта вновь сбивается и прикусывает язык. — Я умерла? Какой нелепый вопрос. Эффи недолго молчит. А затем кивает. — Я не знаю, что на самом деле произошло. Вещание отключили слишком быстро, после того как сработал детонатор, заложенный у Рога. Но я помню, как твой напарник оступился, а ты бросилась к нему. Его поглотил взрыв, а ты наступила на мину. Если так, то Мирту действительно должны были собирать по частям. И шрамы у нее, очевидно, остались по всему телу, а не только на лице. Она выставляет вперед руки и жадно оглядывает их. Но на коже ничего нет. Она перетянута заново в идеально гладкую структуру. — Как я смогла пережить это? — глупо спрашивает Мирта, теряясь в своих воспоминаниях. Она не знает, что было после взрыва, и помнит только то, как на ее глазах погибает Катон. После этого сознание Мирту лицемерно подводит (и отказывается воскрешать утраченное). Чтобы не было так больно. Чтобы искалечило, но не сразу. — Вайресс, — мягко отвечает Эффи и протягивает ладонь, чтобы коснуться плеча Мирты; но она руку Эффи по привычке отталкивает. — Вайресс бросилась за тобой и закрыла от взрыва. Вайресс? Темные волосы, короткая стрижка. Та странная напарница Бити Литье. Мирта помнит ее досье, которое Брут заставил прочитать перед Играми. У Вайресс не было ни единого физического преимущества перед карьеристами. Но, кажется, она располагала нетривиальным умом. Мирта этого не может сказать наверняка; про Вайресс она мало что помнит. — Не знаю, что именно произошло, но Вайресс спасла тебя, — продолжает Эффи. — Я видела, как на экране погасли ваши маячки, а после трансляция прервалась. Врачи сказали, что у тебя остановилось сердце, когда тебя привезли в операционную. Но… Но Мирта все равно здесь. Мирта умерла, но продолжает дышать (к сожалению). Потому что сейчас она совсем не представляет, что делать дальше, и растерянно стоит посреди ванной комнаты, чувствуя, как ее начинает лихорадочно бить озноб. У Мирты остановилось сердце. На какой-то момент она действительно перестала существовать. — Катон? — едва спрашивает Мирта, и Эффи вновь качает головой. — Я не знаю. Вот и все. Так просто. Мирта погибла, а Катон сгинул без вести в недрах Арены. Но не мог же он слишком самоуверенно наступить на мину. Или все-таки? Дурак. Какой же он дурак. О Катоне она до сих пор думает в настоящем времени. Сердце Мирты разрывается (альвеолы в легких не выдерживают). Мирта тоже. — Ты была такой сильной, — Эффи неуверенно подходит к Мирте ближе и, несмотря на протест, обнимает ее за плечи. — Ты столько всего прошла, милая. Но все уже позади. Мирта хочет из рук Эффи вырваться, ударить ее по ладоням и запретить к себе прикасаться. Но вместо этого она упирается лбом в плечо Эффи, чтобы скрыть беспомощные слезы в своих глазах. Для Мирты все только начинается. Ей еще жить с последствиями случившегося, ничего не проходит просто так. Никогда раньше не она была настолько слабой, даже Катону не позволяла замечать за собой такую неприглядную правду. Мирта укрепляла себя, пока противостояла Катону, и именно с ним она сражалась каждый свой день, желая в них обоих взрастить стойкость духа. Это была их игра — общая, одна на двоих. Кажется, они оба проиграли. Катон, возможно, мертв. Мирта уж и подавно. Арена разжевала и выплюнула ее наружу, стерев все кости в порошок. Мирта не находится в заточении апартаментов, она внутри себя беснуется в клетке, из которой не существует выхода. Прежней Мирты больше нет, из зеркала выглядывает такой же капитолийский переродок, собранный в недрах Тренировочного центра, — с изрезанным лицом и отсеченными прядями волос. Голодные игры сделали это с ней (изменили безвозвратно, как и однажды Катона). Игры сделали ее уязвимой. И Мирте теперь с этим жить. Шрам на лице Мирта решает оставить. Как первую память о своей новой истории. Как доказательство того, что однажды она пройдет дорогой самой сильной боли и вернется на прежние постаменты. Доказав, в первую очередь, самой себе, что триумфаторы не умирают. Они всегда будут жить вопреки.

///

Мирта не знает, кричит ли Энни до сих, или это ее голос отпечатывается на подкорке. Но Мирта до сих пор ее слышит и поэтому крепче вжимается в подушку и накрывается одеялом с головой. Энни все еще кричит внутри самой Мирты (и этой ей до ужаса не нравится). В Академии Мирта привыкла к травмам. Она знает, что бывает больно, и люди тоже ломаются. Мирта убивала на своих Играх и сделала бы это снова, если бы потребовалось. Она держалась, когда вернулась домой, и Катон от нее отвернулся. Когда призрачная Диадема следовала по пятам, а монстр с лицом Китнисс Эвердин поджидал в глубине дома. Даже тогда Мирта не сдавалась. Сейчас она, лишенная выхода во внешний мир, не знает, что действительно настоящее, а что выдуманное. Мирта искусственная, сшитая хирургами Капитолия. Она сфабрикованный продукт Голодных игр. Эффи тоже. Какой бы доброжелательной она ни была, но ее воспитали под систему, выкроили по единому трафарету. Энни, возможно, ей по-прежнему мерещится, и чтобы ее прогнать из головы, Мирта пытается вспомнить, как та выглядела. Кажется, у Энни были длинные медные волосы, и вместо нее на новые Игры вызвалась Мэгз. Катон что-то упоминал о чувствах Финника в связи с этим, но это не так важно. Энни же не было в столице во время Игр. Как она тогда оказалась в Тренировочном центре? Почему ее держат в подвале? Раз Арена взорвалась, и все трибуты погибли. Вместе с этим настигает осознание — Сноу поселил Мирту здесь не просто так. Он ее восстанавливает по определенной причине. Мирта садится на кровати и включает ночник на тумбочке. Совершенно невозможно уснуть в условиях постоянного нагнетания. Осталось немного, и Президент явится по ее душу. Он сможет потребовать все, что захочет, и Мирта не сможет отказать. Ей дали аванс. Теперь эту жизнь надо еще отработать. На тумбочке стоят электронные часы, мигающие половиной второго ночи. Четыре цифры, два нуля с каждой стороны. Мирта задумывается, замечая, как минуты переключаются. У каждого из них свои часы, которые рано или поздно остановятся. Мирта не знает, в какой день ее сердце перестало биться, поэтому цифровое надгробие она устанавливает не для себя. 15:03 — пятнадцатое марта; Мирта выставляет это время в программе и зажимает показатель, чтобы цифры больше не менялись. Вайресс родилась пятнадцатого марта, а у Мирты просто хорошая визуальная память. В ее досье было еще написано о крайне высокой доле сообразительности и дипломе доктора наук. В свое время она очень постаралась для Панема и написала несколько книг, по которым сейчас преподают в университете Капитолия. Вайресс не была бойцом, но смелости у нее оказалось больше, чем у любого из воинов. Она, не сомневаясь, пожертвовала собой ради незнакомой Мирты. Мирта бы так никогда не поступила, она ведь не рассчитывала на то, что сможет спасти Катона, пускай и упрямо шла к нему. Ради Вайресс Мирта бы точно не стала рисковать. А Вайресс ее уберегла. Именно она, а не президент Сноу, подарила Мирте шанс на то, чтобы проснуться и медленно восстанавливаться в апартаментах Дистрикта Два. У Вайресс наверняка нет могилы и камня с датами, поэтому Мирта возвращает часы на тумбочку и смотрит на них, убеждаясь, что 15:03 застыло на этом циферблате навсегда. Это ее благодарность, ее послесловие, о котором Вайресс никогда не узнает. Но как-то так получается, что часть ее — часть абсолютно внеземной и одаренной Вайресс — останется жить в Мирте до самого конца, когда бы это время не наступило. Мирта почти что стихийно выдвигает единственный ящик в тумбочке и с удивлением обнаруживает там книгу — «История государства Панема. Избранное». Не знала, что существуют разные издания. (Грэйн, сделай одолжение; заткнись; прямо сейчас) Мирта этот разговор тоже не особенно хочет вспоминать, но он у нее по венам бежит самыми острыми словами. Катон ведь тщательно изучал этот том, он пытался в нем обнаружить ответы на свои терзания. (Катон ее бросил) И это уже знакомая эмоция, Мирта ее проживала сотню раз. Книжку она резко выхватывает из ящика, чтобы бросить в стену. Та с шумом впечатывается и падает на пол. Была бы на месте книги голова Ван дер Гри, Мирта бы только обрадовалась. И приложила бы в два раза больше сил, чтобы Катона растерзать. — Тебе бы лучше умереть, — шепчет она, вновь укладываясь на кровать. — Тебе бы лучше не бросать меня опять. В этот раз Мирта точно его убьет. Катон оставил ее одну после их триумфа на Играх, он не поддержал ее в союзничестве на Квартальной бойне, избрав себе новых друзей. Если Катон уйдет вновь, оставляя Мирту в ловушке Сноу, то она с большим удовольствием возьмется за оружие в последний раз и вырежет сердце из груди Ван дер Гри. Чтобы на этот раз оставить его только себе. Чтобы больше Катона не потерять. Энни перестает кричать под утро, и только тогда Мирта засыпает. Но охрипшая паника, вздымающаяся из подвала, Мирту преследует в каждом сне, не позволяя ей расслабиться. На месте Энни могла бы быть она. И Мирта до сих пор не в безопасности. (Президент уж точно не желает ей добра) Сноу выпустил ее с одной Арены, чтобы заключить, в конце концов, в другую. Мирта об этом больше не забудет. Она не позволит препаратам себя одурманить. Сноу с больши удовольствием с ней бы расправился, да вот только такой шанс ему пока не представился. Значит, он бросит Мирту на огневой рубеж, совсем ее не жалея. Значит, он сделает из нее оружие и нацелит на всех своих врагов, которые по нелепой случайности посмеют выжить. Война Мирты только начинается, и она будет куда страшнее, чем все сражения до этого. Короткие ногти впиваются в ладонь, Мирта не готова воевать. Но ее, кажется, и не спрашивали. Совсем скоро ее поставят перед фактом и заставят не-выбирать. Мирта знает, что подчинится. Потому что протестовать надо было в самом начале, когда это делал еще Катон. Следовало тогда переобуваться и примыкать к лиге запасных. Мирте уже поздно высказываться за справедливость, ее роль расписана до самого конца. И Сноу вскоре определит, когда именно финал для Мирты настанет. Для этого разгорится последняя Арена, и Мирта на нее ступит дважды победительницей. В третий раз провернуть тот же трюк не получится. В третий раз ее смерть станет окончательной и заключит все те терзания, сквозь которые Мирта прошла, могильной чертой.

///

Волосы, словно вороньи перья, осыпаются под ловкими руками Эффи. Она внимательно оглядывает каждую прядь и срезает Мирте оставшуюся длину. Теперь у нее самое настоящее каре, со всех сторон идеально ровное. И Эффи довольно смотрит на результат, помахивая ножницами перед лицом Мирты. — Вот оно — мое оружие, — смеется сопровождающая. — Красота. На Играх Эффи бы не выжила. На Играх Мирта бы ее убила в числе первых. Но реальность переворачивается и делает из них смирившихся партнеров, которые извращенно нужны друг другу, чтобы пройти вместе через темные времена. Худшее для Мирты только впереди, в этом она не сомневается. Сегодня Президент вызывает ее к себе и направляет в апартаменты даже пристойную одежду посыльным, чтобы пообщаться в соответствующих обстоятельствах. Эффи находит остатки косметики и усаживает Мирту на диван в гостиной, украшая ее изуродованное лицо последними штрихами. — Нельзя недооценивать макияж, — приговаривает Эффи, пальцем тушуя темные стрелки на веках у Мирты. — Он подчеркивает твою красоту, дорогая. И с помощью косметики ты можешь передать послание, которое считается без слов. — Давай скажем им, что я храбрая, — усмехается Мирта, подставляясь под руки Эффи; с куда большим доверием, чем раньше. Прикосновения к глазам Мирта все еще переносит с трудом, вспоминая про слепоту первых дней, но она свои страхи сжимает в непроницаемой узде. — Давай покажем Сноу, что я его не боюсь. — Тогда тебе точно не обойтись без красной помады, — смех Эффи звонкий, и он отвлекает Мирту от ее мрачных мыслей. Как бы она сегодня не выглядела, результат не изменится. Президент приглашает Мирту на убой. Его разговор наверняка будет носить ультимативный характер, и Мирта сможет выбрать для себе лишь некоторые удобства перед казнью. Первым делом она попросит вернуться домой. А еще свои кинжалы, наточенные до крови. И список врагов, которых можно безжалостно вычеркнуть не только на бумаге, но и росчерком стали по горлу. Мирта не тешит себя иллюзиями, она отчего-то прекрасно знает, что именно от нее хочет Сноу. Ничего другого Мирта попросту не умеет. Вот он у нее и попросит продемонстрировать свое мастерство. Эффи улыбается, оглядывая финальный результат. — Ты восхитительна, — она в привычном жесте сжимает ладони у Мирты на плечах. Когда-то ее собирала Энобария, и Энобария тоже считала, что перед посторонними зрителями лучше предстать воинственной. Лучше заставить их испытывать страх, чем бояться самой. — Президенту понравится. Мирта в этом не сомневается. И в небольшом зеркале, которое Эффи приносит в гостиную, она действительно замечает красную помаду на губах. Багряную, как кровь. Вот это настоящий вызов, и Мирта гордится тем, что это с ней сделала Эффи. — Она готова? — сухо спрашивает миротворец, заходя в апартаменты. За его спиной еще трое, и Мирта хмурится. Зачем бы мог понадобиться такой внушительный конвой, если ее всего лишь надо доставить в Президентский дворец? Неужели Сноу так печется о своей безопасности и сгибается от паники при мысли о безоружной победительнице? — Последние штрихи, чтобы Президент был доволен, — флиртующе напевает Эффи, подмигивая Мирте, и проходится вокруг, поправляя выбивающиеся короткие пряди. — Почти готово. — Встреча с Президентом отменяется, — говорит миротворец, и у Мирты мгновенно замирает сердце. — Она едет на вокзал. Победительницу ждут дома. Если бы Сноу предложил Мирте сделку, она бы попросила только три пункта в своем отступом списке: Дистрикт Два, ножи и головы поверженных врагов. Похоже, Сноу знает Мирту куда лучше, чем она представляет. Потому что только что он исполняет первое из неозвученных требований. Мирта даже приободряется и с готовностью поднимается на ноги. Сегодня она выходит из заточения и отправляется домой, чтобы воссоединиться с родным Дистриктом. Там Мирта куда быстрее пойдет на поправку. Арес о ней позаботится, а Брут с Энобарией обязательно расскажут, что именно произошло на Арене Квартальной бойни. Где Катон, и почему Мирта жива — единственная из всех. — Я готова, — сообщает Мирта и оборачивается к Эффи, чтобы попрощаться. Сопровождающая сжимает ладони и за улыбкой пытается скрыть свою тревожности. Вот только Мирта в ее облике все же улавливает липкое прикосновение ужаса, которое Эффи отчаянно пытается замаскировать (чтобы не расстраивать Мирту). — Мне очень повезло тебя узнать, милая, — с привычной мягкостью произносит Эффи, и тем самым она с Миртой прощается. Миротворец ударил Эффи, когда она попросила чуть больше еды. Ни один военный не будет церемониться с сопровождающей, когда Мирта — ее подопечная — уедет из столицы. Вряд ли Эффи заперли в Тренировочном центре, чтобы потом выпустить на волю. Ее работу могли выполнять и безгласые, но Президент за что-то определенно Эффи наказывает. И Сейчас, когда Мирта уедет, ее покаяние примет иную форму. Совсем как у Энни в подвалах. Только в Центре больше не будет тех, кто сможет Эффи посочувствовать. Никто не обнимет ее в ответ и не зароется в светлые волосы, забывая о той разрушительной боли, что терзается между ребер. Эффи запытают до смерти, а после выкинут. Она становится новой Вайресс, жертвуя собой ради благополучия Мирты. Эффи знала с самого начала, что погибнет в любом случае (Мирта видит это в ее глазах). Но она выбрала сострадание и помощь. Эффи выбрала спасти Мирту, пускай для нее приговор был предопределен с самого начала. Мирта разбивается с каждым новым выдохом, когда видит эту небывалую покорность у Эффи в глазах. Так надо, — непроговоренно повисает между ними. — Все хорошо, дорогая, — Эффи успокаивает Мирту; не себя. Самое время спросить, когда она родилась, чтобы и для Эффи возвести цифровое надгробие, когда все будет кончено. — Возвращайся домой, обо мне тут позаботятся. Все будет хорошо. Это вряд ли. Мирта поджимает губы и стремительно преодолевает расстояние до главного из миротворцев, вглядываясь в его затемненный шлем. — Она едет со мной, — глухо заявляет Мирта и указывает пальцем на Эффи. — Сопровождающая нужна мне во Втором, и она поедет со мной. — Даже не надейся, — миротворец смеется Мирте прямо в лицо и достает из-за пояса пистолет, сразу же снимая его с предохранителя. — Сопровождающая остается здесь, а ты перестаешь думать, будто бы что-то здесь значишь, и выходишь из апартаментов. Мирта только цокает языком. Капитолий мог забрать у нее лицо, мог избавиться от ее длинных волос и сгубить всякую надежду на Арене. Но Капитолию — и президенту, в том числе — никогда не вытравить ту Мирту, которая на самом деле живет где-то глубоко внутри. Им не стереть ее навыки, не подкрасться незамеченными и не удивить. Миротворцу абсолютно точно запрещено причинять Мирте вред, потому что она целиком и полностью принадлежит Президенту. Мирта — его собственность и качественное вложение. Она же таких клятв не давала. От Мирты не ожидают удара, поэтому ей все удается с наивной легкостью. Мирта выбивает пистолет из рук миротворца и заламывает ему руку до первого хруста. Дуло она направляет все в того же военного, демонстративно угрожая перед его товарищами выстрелом. Убивать Мирту запрещено. Пустить в расход остальных — вынужденная мера. — Сопровождающая едет со мной, и это не обсуждается, — повторяет Мирта и укладывает палец на курок. — Так и передайте президенту Сноу. Это мое встречное условие. Помимо Дистрикта, ножей и врагов. Теперь еще и безопасность Эффи, которая сделала все, чтобы облегчить Мирте боль. Возможно, хоть одна победа Мирты будет светлой, если она сможет предотвратить неминуемое крушение. Возможно, хоть что-то будет не просто так. Эффи недоверчиво выдыхает, когда миротворец кивает и их обеих сопровождает на выход из Центра. До последнего не верится, что им позволят остаться вместе. — Когда твой день рождения? — быстро спрашивает Мирта, выходя из лифта. На всякий случай лучше уточнить, чтобы потом не сокрушаться. Крайни раз Мирта была в этом Тренировочном центре перед Квартальной бойней. Пускай же этот раз точно станет последним. Впереди слишком яркий дневной свет пронзает холл сквозь распахнутые входные двери, и Мирта едва верит, что она прямо сейчас сделает шаг за порог. Прямо сейчас Мирта окажется, наконец, во внешнем мире, вступит в борьбу и однажды крепко сожмет ладонь вокруг любимого оружия. Мирта свободна (почти). Осталось сделать всего несколько шагов. — Девятого июля, — с улыбкой отвечает Эффи и едва щурится, ухватывая взглядом светлых глаз солнце. — Хорошо, что я тоже успела накраситься для путешествия. Мирта впервые так громко смеется. И именно с такой широкой улыбкой она выходит из Тренировочного центра, ни разу не оборачиваясь. В его подвалах остается Энни и все демоны Мирты, которые мешали ей засыпать по ночам. Всегда приходится чем-то жертвовать, Мирта бы точно не смогла спасти всех. Себя она тоже в этом заточении оставляет, пускай и физически покидает клетку. Внутренне ее ладони все еще в самых крепких тисках. Но сегодня Мирта ухватывается за первую победу и превозносит ее значение. Мирта отвоевывает жизнь Эффи, для которой теперь точно не понадобится надгробие из часов. Ее девятое июля, 09:07, еще не скоро настанет. Мирта смогла уберечь Эффи в ответ. Это похоже на благодарность. Это похоже на помощь, которую Мирта никогда раньше не оказывала. Каждый шаг по настоящей земле дается Мирте все легче, и она выбивает ровный ритм, вплетаясь в повороты улиц Капитолия. Во Втором ее наверняка ждут, и на пороге Дистрикта томятся самые настоящие сражения. Если Мирта едет туда, то ее роль в авангарде. И она решительно выступает вперед, оглядывая не изменившийся мир новыми глазами. Сердце Мирты больше не бьется, его она оставляет на Арене под осколками взрывов. Но вот только знакомая злость наполняет ее руки силой и напитывает опасностью каждое движение. Мирта — смертоносная угроза, и она, как и было однажды предсказано тренерами Академии профи, выигрывает Квартальную бойню. Умирает, но все равно побеждает, вырываясь вперед. Худшее только впереди, Мирта это себе не устает повторять, но она совсем не боится грядущего. Вся ее жизнь — сплошная череда плохих вариантов, где каждый последующий умножает гибельность предыдущего. Мирта готова атаковать. В этом она снова будет первой. Иначе не умеет. Иного не дано. Ее личную панихиду придется ненадолго отложить. Сначала Мирта похоронит Панем и только потом дойдет до себя — последний же враг не истребится никогда. И Мирта с улыбкой на кровавых губах будет жить вечно. Эта реальность будет названа ее именем, чтобы никогда не умереть. Эта Бойня никогда не закончится.