Миг в вечности

„Огни медленно гаснут, Кроме меня и вас нет никого. Ничего не изменилось, Я вижу ваши лица в толпе. Кажется, я знаю каждого из вас Всю свою жизнь“*.

      Девушка выбежала из дома, громко хлопнув дверью. Она сердито застегнула зимнее пальто на ходу и побрела по улице, не замечая ничего вокруг. Только когда руки заледенели от мороза, Алиса осознала: насколько глупо было поссориться с молодым человеком в снегопад и, самое главное, в Сочельник.       Полгода назад она переехала в Нью-Йорк вместе со своим потенциальным спутником жизни Артуром, с которым блондинка прожила больше двух лет. Казалось бы, что может быть лучше новой жизни в Бруклине, заботливого мужчины и размеренного существования? Любая другая девушка посчитала бы Алису избалованной идиоткой, которая не знает, что хочет, и, отчасти, они были правы.       Фамалия устала жить по четко установленным правилам. Подъем в семь. Завтрак для него. Уборка дома. Ужин. Однообразный секс и его глупые шутки, над которыми она должна была смеяться. Покидая Германию, Алиса считала, что смена обстановки возродит её чувства. Вместо надуманных воздушных замков она получила одиночество в мегаполисе без родных и друзей. Нью-Йорк поглотил её. Для этого города она была одной из тысяч мечтателей, у которых блестели глаза от множества огней и небоскребов. Артур не замечал, как она медленно умирала от нехватки свободы. Кто-то из писателей утверждал, что любовь живет три года*. Чушь. Любовь зависит не от времени, а от взаимности. А она уже забыла, что такое приятное покалывание в груди или легкое головокружение. Только Клаус Майне* спасал своими балладами о любви.       Алиса остановилась посредине заснеженной дороги и подняла голову к небу. На ее разгоряченные щеки неспешно падали большие снежинки и моментально таяли. Ночное небо показалось ей неприступным и хмурым, которому было совершенно наплевать на нее. Она была не первой и не последней.       В этот момент она почувствовала себя совершенно ничтожной и маленькой в этой огромной стране. Дома, в Гамбурге, она оставила свою душу и сердце. Америка подчинила и проглотила ее без остатка, как и многих других.       Она безумно захотела позвонить Лучиано с Клариссой или Иви, но, вспомнив, разницу во времени, прекратила теребить в руках телефон. Друзей в Нью-Йорке еще не было. Американцы были добры и любезны к ней, но всегда держали незримую дистанцию перед собой. За их широкими белоснежными улыбками скрывалась пустота и безразличие.       Вдалеке немка увидела городской парк, освещенный уличными фонарями и праздничными огоньками. Вся страна праздновала в эту ночь наступление Рождества, а она не знала, что с собой поделать. К Артуру она не вернется. Девушка еще не растеряла те малые крупицы гордости.       Подойдя к ближайшей лавочке, Алиса разгребла для себя место, чтобы передохнуть. Она попыталась согреть заледеневшие пальцы, дыша на них, но вскоре оставила это безрезультатное занятие.       В парке стояла приятная тишина, лишь где-то далеко выла автомобильная сирена. Деревья утопали в пушистом свежем снегу. Мысленно она перенеслась в родную Германию, где, в данный момент, уже наступило Рождество. Девушка представила, как под ежегодной пушистой елкой открываются коробки с подарками, и как вся семья наслаждалась сытным завтраком под все те же приключения Кевина МакКалистера*. Одновременно с семьей всплыли воспоминания о молодом мужчине, которого Артур пытался заставить ее забыть. Франц Леопольд. От одного только имени Алиса вздрогнула и грустно покачала головой. Наверное, все дело в нем. Кто бы не начал ревновать девушку к красавцу-другу, который живет по принципу „если бы у девушки был выбор, то она бы отдала предпочтение мне“?       Лео — полная противоположность Артура. Блондинка вспомнила дни, когда после пар и работы она пропадала все ночи напролет с Францем, наблюдая за подпольными боями и уличными гонками на мотоциклах, в которых он участвовал. Каждое воспоминание о нем сопровождалось аккордами любимой немецкой группы.       Она до сих пор помнит насмешливую полуулыбку на его губах, когда она сделала выбор в пользу однообразной жизни. Забранная с силой*.       Девушка бездумно просматривала свои телефонные контакты, пытаясь найти решение. Сенсорный экран едва реагировал на ее окоченевшие пальцы. Алиса долго смотрела на последний номер в ее списке, взвешивая все „за“ и „против“. Звонить или окончательно замерзнуть и заболеть от переохлаждения? Фамалия тяжело вздохнула и пообещала себе, что если после пятого гудка никто не ответит, то она вернется в квартиру. Она даже не была уверена в действительности этого номера, ведь сколько уже времени утекло.       Первый гудок. Сердце замерло в ожидании. Все же не поменял номер. Второй. К горлу подступила тошнота. Третий. Она вскочила с насиженного места и побрела по заснеженному тротуару. Четвертый. Алиса уже готовилась нажать „отбой“. — Да? — послышался до боли знакомый мужской голос. Девушка попыталась быстро оценить его настроение по одному лишь слову, но оно совершенно не выражало никаких эмоций. — Франц? — спросила Фамалия, затаив дыхание. Почему-то она захотела получить отрицательный ответ и закончить этот разговор, даже не начав его. Собеседник ответил лишь через некоторое время. Его молчание убивало ее. — Фамалия? — Да, — просто произнесла девушка, констатируя факт. Она не ожидала, что он узнает ее голос так легко. — Ты пьяна? — спросил мужчина первый попавшийся вопрос, который пришел ему в голову. — Нет, — немного обиженно ответила девушка, шмыгнув носом от холода. — Тогда зачем звонишь спустя два года ночью своему бывшему парню? — насмешливо спросил Дракас. — И откуда у тебя появился американский номер? — Я живу в Нью-Йорке уже полгода, — просто сказала Алиса, проигнорировав первый вопрос. — Интересно…, — задумчиво произнес Лео. Немка услышала, как он зажег сигарету. — Я тоже сейчас живу в этом городе. Не знала? „Твой“ должен был тебе сообщить.       Она поморщилась от его едкого ударения на слове „твой“. — Я не знала, — честно ответила Алиса. — Ты знаешь, что ты последний человек, которому я бы позвонила. — Где ты сейчас находишься? — серьёзно спросил мужчина, докуривая первую сигарету. Он догадывался, зачем она позвонила ему. — В парке. В Бруклине, — ответила девушка, оглянувшись вокруг в поисках уличных указателей. — В Бруклине не один парк. Что еще видишь? — немного раздраженно спросил Дракас. — Я вижу большой каток недалеко от меня, — растерянно произнесла она. — Lakeside Brooklyn*? — Скорее всего. Я здесь ни разу не была, — только сейчас она поняла, что потерялась среди однотипных кварталов Бруклина. — Хорошо, я буду минут через сорок. Думаю, что в ночь на Рождество пробок не будет, — брюнет не удосужился услышать ее ответ и сразу же отключился.       Фамалия нервно мерила шагами проход возле центрального входа, пытаясь хоть как-то согреться и унять тревогу. Она уже давно не чувствовала свои ноги, уши, руки и кончик носа.       Черный автомобиль мягко и бесшумно остановился недалеко от заснеженного входа. Хлопнула дверца. Немка обернулась и изумленно застыла на места. Сердце глухо ударялось о ребра, принося болевые ощущения. Сквозь пелену слез, которые она не смогла остановить, и падающего снега Алиса едва рассмотрела его глаза, которые тревожно и одновременно укоризненно смотрели на нее.

„Если бы мы могли Вновь пройти все пути, Я бы отменил Умирание любви“*.

      Франц Леопольд практически не изменился, разве что повзрослел и превратился в зрелого мужчину. Он без слов посадил ее на переднее пассажирское место, а сам устроился на водительском. Видя, насколько Алиса замерзла, мужчина включил печку посильнее. Девушка закрыла глаза, вдыхая горячий воздух, в котором витал знакомый аромат мужского одеколона и кожаной обивки салона. Ее щеки горели от резкого перепада температур. В салоне тихо играла песня, мотив которой немка знала наизусть. Даже спустя столько лет Лео не изменял своим музыкальным предпочтениям. — Что случилось, Фамалия? — спросил Дракас спустя некоторое время. — Я совершила глупую ошибку несколько лет назад. И только сегодня я поняла, насколько слепой была все это время, — ее голос звучал очень неуверенно и тихо. — Я струсила тогда, Лео…. Когда мне нужно было принять чью-то сторону. Я решила пойти по простому пути, где всегда знаешь, что будет „завтра“. Этот путь назывался „Артур“. Но в один прекрасный момент я наткнулась на бетонную стену из «его принципов, привычек, второго „я“ и карьеры», где мне не было уготовано место.       Алиса осмелилась поднять голову и посмотреть на профиль мужчины. Он внимательно следил за дорогой и одновременно слушал ее монолог. На секунду их взгляды пересеклись, но блондинка сразу же отвернулась к окну. Ей было стыдно. — И ты решила вернуться к перекрестку и выбрать второй путь? — спросил брюнет после того, как обдумал ее слова. — Не слишком ли эгоистично? — Да, я эгоистка, трусиха. Не отрицаю. Но я больше не хочу возвращаться в тот дом, — ответила девушка. — Мне очень жаль, что так получилось. — Что Артур сделал? Только давай в этот раз без всяких метафор и аллегорий. — Он сказал, нет, приказал, чтобы я перестала писать свои „никчемные“ (по его мнению) рассказы, и свела, наконец, татуировку, которая его раздражает. Я думаю: ты знаешь, о каком тату я сейчас говорю.       Автомобиль остановился на перекрестке, и Лео серьёзно посмотрел на нее. Алиса стянула с себя пальто и закатала левый рукав белого свитера, чтобы показать татуировку. На ее тонкой кисти красовалась черно-белая морда льва. Франц усмехнулся, понимая причины ревности Артура. Он тайно злорадствовал, что три года назад они, вдвоем, пошли к его другу в салон и сделали тату. На его руке до сих пор красовалась иллюстрация из известной книги Льюиса Кэрролла „Алиса в Зазеркалье“. Интересное сравнение. Дракас перевел взгляд на ее запястье, которое было украшено багрово-фиолетовыми гематомами. Некоторые из них уже окрасились в противный болотный цвет. Он со злости сильно сжал руль автомобиля. Лео никогда не мог подумать, что его бывший друг смог приложить грубую силу к девушке. К девушке, которую он отпустил. Мужчина всегда спрашивал себя: правильно ли он поступил, сдавшись без боя. — Нужно будет нанести ему „визит“ в ближайшие дни, — серьёзно произнес мужчина. Блондинка прерывисто вздохнула, чувствую прямую угрозу и холод от него. — Поживешь у меня, Алиса. Это не обсуждается.       Он впервые за столько лет произнес ее имя вслух, хотя думал о ней практически каждый день в пустой квартире. — Спасибо, Лео, — ответила блондинка и перевела свой взгляд на мимо проплывающие дома и парки под баллады Клауса Майне. Сейчас Нью-Йорк показался не таким чужим и отталкивающим как прежде.

„Может каждый из нас Просто так помечтать. Может стать ледяным Без мечты этот мир“*.