Часть 1
16 февраля 2016 г. в 21:27
Меж черных древесных стволов, протянувшихся щупальцами к небу, которое равнодушно взирало на раскинувший их Лес, змеей вилась Тропа. Быть может, когда-то эта тропа была настоящей дорогой – кто знает? Если и так, то сейчас от рассекавшей землю асфальтовой раны остались лишь рубцы продавленной земли, намечающие в хаосе Леса нечто упорядоченное.
Путь.
Он заканчивался здесь – путеводную нить сжимал в своих удушающих объятиях мрак глухой чащи, среди зарослей которой проступала тень дома. Земля, эта свирепая и прожорливая субстанция, кажется, уже начала поглощать здание, то ли утягивая его в глубину своего чрева, готового оплести новую жертву паутиной узловатых и цепких корней, то ли жадно карабкаясь вверх по его стенам, словно тлетворная опухоль. Из-за покосившегося забора на замершую у границ участка человеческую фигуру, закутанную в ветхий плащ, слепо смотрели заколоченные досками окна. Незнакомец едва заметно качнулся в сторону того, что некогда было человеческим жилищем, прислушиваясь. Изнутри доносился едва заметный шум – глухое ворчание, изредка перемежаемое лишенным ритма перестуком шагов.
«Так, наверное, шумит зверь в своей берлоге»,- подумал Шляпа.
Нет, это слово не было именем блуждавшего по лесу странника – просто именно так он привык воспринимать себя после того, как его настоящее имя осталось далеко позади. Шляпа же была ему близка – оказавшись посреди этого исполинского и уродливого нароста на теле мира, он ее уже не снимал. В конце концов, «Шляпа» звучало лучше, чем «Мясо» - ехидное прозвание, которым Волк окрестил его при первой же встрече.
- Не удивлюсь, впрочем, если Волк зовет так каждого своего собеседника – у него своеобразное чувство юмора,- пробормотал путник и вздохнул. У этого дома явно был свой жилец, и этот факт не сулил Шляпе ничего хорошего. В Лесу вообще достаточно трудно было найти что-то отличное от неприятностей.
Осторожный шаг в сторону дома. Затем еще один. И еще. Лишь сейчас скиталец заметил, что на смену доносившимся из-за стен шорохам и скрипам пришла угрожающая тишина, буквально вынуждающая протянуть руку под плащ, к спрятанному под ним топорику.
Громогласный звук удара, разорвавший звеневшее в воздухе молчание, едва не опрокинул Шляпу на землю – отшатнувшись прочь от окон дома, он потерял равновесие и чудом устоял на ногах. Затрещав, жалобно взвыли доски. Раздался еще один оглушительно-громкий в тесноте лесной чащи удар, и странник, напряженно вглядывавшийся в сотрясаемое чьей-то яростью окно, понял, чья именно это была ярость.
Сквозь щель в перекрывавшей проем баррикаде на него со звериной злобой смотрели нечеловечески-бессмысленные глаза. Да и было ли человеческим лицо обладателя этих глаз - грязно-белесая кожа, безвольная челюсть, с которой, кажется, стекала слюна, сплюснутый нос с широкими ноздрями? И волосы... вернее, их отсутствие, восполненное жутким суррогатом: голову этого существа покрывало нечто, напоминавшее мох, сквозь который проросли древесные ветки. Сам ли дикарь так украсил свой череп, или...
Об этом «или» Шляпа думать не хотел. Это «или» его пугало, потому что «соль земли» - то словосочетание, которое в отношении этого племени следовало понимать буквально. Варвары, дикари – осталось ли хоть что-то, что связывало их с миром за пределами Леса? Отравленная почва стала для этих тварей плацентой, а корни мертвых деревьев – пуповинами. Кроме внешнего подобия, от людей в них осталась разве что тяга к творениям человеческих же рук – что-то притягивало дикарей к останкам техники, все еще ржавеющей в Лесу, к опустевшим и разграбленным домам.
- И не забудь про умение орудовать палкой, - чуть слышно процедил Шляпа, медленно отступая от окна. Едва обработанные ветви, грубо сорванные с лесных деревьев, в руках варваров жужжали рассерженным шершнем, с легкостью рассекая воздух и нанося впечатляющие по силе удары – глубокая трещина, рассекавшая теперь деревянный щит на окне, весьма красноречиво об этом свидетельствовала.
Незваный гость знал, что «хозяин» успокоится, потеряв из виду внешний раздражитель: местные морлоки стремительно свирепели при столкновении с чужаками, но на осмысленную охоту и преследование они способны не были. По крайней мере, днем, хотя что-то подсказывало Шляпе, что и по ночам этих тварей гнал к жертве далеко не собственный интеллект.
«...дверь, наконец-то эта чертова дверь».
Когда в доме, наконец, вновь повисла тягостная тишина, пришелец позволил себе провернуть ручку двери, толкая ее от себя.
«Мимо»,- мысленно чертыхнулся он и ударил в дверь плечом. Тягостно взвыла подпиравшая ее мебель – сейчас Шляпа предпочитал не думать о том, что на шум сюда ринется обитатель коттеджа, и просто продолжал толкать дверь до тех пор, пока перед ним не открылся достаточный по ширине проход.
- Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачной подсобке, - выдохнул он, увидев перед собой еще одну дверь. Горячка необдуманного поступка уже успела пройти, и теперь пора было задуматься о том, что делать дальше. Вздохнув, Шляпа убрал топор обратно под плащ и привычным жестом оправил одежду – в тесноте дома дикарь, пользуясь своим преимуществом в дистанции ведения боя, просто проломил бы ему череп, даже не дав подобраться на расстояние удара. Ответ на немой вопрос «как быть» вспыхнул в голове бродяги, подобно содержимому коробка, мелкой дробью загремевшему под движением скользнувших по карманам пальцев.
Спички.
Нещадно эксплуатируя момент, он в спешке вытянул из своего заплечного мешка найденную им на одном из погоревших дворов канистру - звякнула крышка, откликнулось плеском содержимое. Не раздумывая, Шляпа распахнул дверь перед собой и шагнул за нее, подхватив на руки металлическую тару.
Внутри было светлее, чем в подсобке – свет, хоть и с трудом, но все же проникал в помещение через заколоченные окна, и тот, кто вторгся сюда, легко различил раскачивавшуюся у противоположной стены комнаты фигуру. Сделав шаг ей навстречу, Шляпа щедро окатил пол перед собой бензином, от резкого запаха которого на миг перехватило дыхание.
Если в варварах еще и оставалось что-то человеческое, то реакция к числу таких качеств явно не относилась – тварь почти мгновенно обернулась, когда крышка канистры вновь зазвенела, опустившись на место. Под черной, вымазанной землей стопой угрожающе заскрипел пол – поначалу вкрадчиво, а затем все более резко с каждой уходящей секундой.
«Пора».
Шляпа стремительно отскочил назад, отступив от ускоряющего свой шаг «хозяина». Пальцы в спешке раскрыли спичечный коробок. Дикарь взвыл и бросился вперед – на ненавистные ему тепло, шум и ослепительно-яркий в сумраке комнаты огонек. В ответ Шляпа лишь щелкнул пальцами, бросив перед собой зажженную спичку.
Ожившая человеческая тень вновь взвыла – неистовая ярость доверху заполнила собой мертвое нутро дома и вгрызалась в его ветхие ткани до тех пор, пока, наконец, не исчерпала себя.
Он вернулся в комнату уже после того, как агония этой твари окончательно прекратилась – ждать дольше, надеясь, что тошнотворная вонь успеет развеяться, не имело смысла. Заколоченная дверь обнаружилась рядом с почерневшей и смрадной грудой тряпья и плоти – оставалось уповать на то, что работа отвлечет от «посторонних материй».
Вел ли вперед сосредоточенно орудовавшего топором Шляпу поиск? Если и так, то лишь отчасти: изгой не знал, что именно он искал здесь - лишь надеялся, что в этом доме он найдет то, что сможет ему помочь. Предчувствие его не обмануло – за облаком пыли, взметнувшейся вверх после падения изрубленной в щепки двери, оказалась заросшая плесенью ванная комната, в дальнем конце которой стоял ящик. Оставалось сделать пару шагов навстречу находке, когда взгляд Шляпы зацепился за подмигнувший ему блик света.
Мертвенно-серая, испещренная язвами кожа обращенного к нему лица была туго растянута в кривой ухмылке. Ухмылка эта, как и сам рот этого создания, была спрятана под намотанной вокруг его шеи грязной и рваной тканью, но ее выдавало издевательское выражение зверино-желтых глаз, запавших и окруженных тенями.
- Ты, уродливый ублюдок! – ядовито прошипела затянутая в плащ фигура, которую венчала шляпа с обвисшими полями.
Шляпа.
- Кажется, ты получил то, что заслуживал?
«Я получил то, что заслуживал», - беззвучно ответил Шляпа своему собственному отражению, кривящемуся в лежащих на полу осколках разбитого зеркала.
Жизнь - вернее, отчаянное выживание посреди места, извратившего само понятия жизни.
«Я получил то, что заслуживал».