Встречи на перекрестке миров

В первый раз та дорога в осеннем парке привиделась Рокэ, когда он, израненный в схватке с наемными убийцами, лежал в своей спальне в особняке в Олларии и метался от жара и боли. Не столько болело тело, сколько душа… он любил Эмильену. Он видел в ней ту самую ожившую мечту, «девочку в окошке». А она предала, так легко и беззаботно! Во сне, в бреду, хотелось уйти подальше от этого прошлого, от жгучего стыда — почему доверился, почему не понял истинной сути этой гадюки?! Забыть. Забыть о ней. Помнить только одно — обманывают все! Ничего не было. Только жар, и бред, и дорога. Падающая под ноги ярко-оранжевая и красноватая листва. И старый белый домик с окнами, увитыми плющом. Дверь открывается сама собой. Можно войти в скромную, но уютную гостиную, сесть поближе к камину. Даже гитара есть — интересно, хозяин этого дома сам играет или для гостей бережет? В конце концов, это просто сон, а значит, никто не помешает поступить как хочется. Рокэ взял гитару, медленно начал играть простую кэналлийскую мелодию. Музыка дарила желанный покой. За одной песней последовала другая, и Рокэ не сразу заметил, как рыжий парень, на вид немного младше него, пришел в гостиную и сел в соседнее кресло. — Простите, эр, за нежданный визит, — кэналлиец отвлекся от инструмента и внимательно взглянул на пришедшего. Хм, какой мундир необычный, ни в одной из стран в Золотых Землях такой одежды не носят. — К тому же, не имею чести быть знакомым с вами. Я герцог Рокэ Алва. — Вау, вот это меня занесло, с какой знатной персоной говорю, — воскликнул рыжий. — Я тоже не имею понятия, как здесь оказался и кто хозяин этого места. Я здесь такой же гость… Меня зовут Фан Хьюлик. Титулов никаких у меня нет, работу потерял, невеста бросила. Собственно, по этому поводу я и напился до того, что в глазах потемнело, а очнулся уже здесь. Парк какой-то непонятный, таких не бывает. Вдруг мне это снится? — Невеста, значит, бросила… — с сочувствием произнес Алва. — По крайней мере, не подослала к вам наемных убийц, эр Фан? — Неа, с чего бы вдруг! — парень удивленно посмотрел на него. — Обычное дело, я полетел в рейс через всю галактику, попал в плен, год там прокуковал, а как вернулся — всё. Вышла моя красавица за другого. Склонно женское сердце к измене, ничего не поделаешь. Рыжий говорил шутя, но вряд ли эта ирония давалась ему легко. Рокэ поднялся, поставил гитару в угол и подошел к шкафчику из черного дерева. В похожем дома хранилось вино. Так и есть — несколько бутылок кэналлийского, бокалы… — Что предпочитаете, эр? — спросил Рокэ. — «Кровь» или «Слёзы»? — А? Не понимаю… — Красное или белое вино? — Белое. Красное и правда слишком похоже на кровь, — Фан Хьюлик отвел взгляд от бутылок. — Как скажете. За что бы нам выпить? За неожиданную встречу? Которая, впрочем, довольно приятна. То, что явились они сюда из совершенно разных миров, совсем не мешало им понимать друг друга. В конце концов, о значении незнакомых слов можно и спросить, а хорошее вино — лучший помощник в любой беседе. И этот рыжий, наверное, разговорил бы и мертвого. Слушать его болтовню было довольно занимательно, а то, что его родной мир не имел ничего общего с Талигом, существенно развязывало язык, не хуже, чем «Черная кровь». Вскоре Рокэ уже рассказывал новому приятелю о том, как встретил Эмильену, как ухаживал и как, придя вечером на свидание, столкнулся с наемниками. А потом с сочувствием кивал, слушая, как ради прекрасной Инессы и ее любви Фан хотел сделать головокружительную карьеру, а в итоге оказался у разбитого корыта. Видение исчезло так же внезапно, как и появилось. Не было никакой уютной гостиной и эра Фана с бесконечными историями о путешествиях с планеты на планету. Только полный упадок сил, боль и зануда-лекарь с отвратительно воняющими мазями и микстурами, Леворукий бы их побрал. *** Рокэ почти не вспоминал эту встречу. Мало ли что привидится в бреду. Жизнь шла своим чередом. Интриги, войны, дуэли, карты… прекрасные дамы и не менее прекрасные юноши… Разве что, в одной из бесед за чашкой шадди, его высокопреосвященство упомянул о Перекрестке Миров. — Ученые мужи до сих пор спорят, легенда это или нет, — сказал кардинал Дорак, грея руки о чашку. — Считается, что, когда наш рассудок затуманен болезнью, вином или саккоттой, ему приоткрываются другие миры. Возможно, что именно в другие миры мы и уходим после смерти. Я склонен этому верить, хотя лицу духовному полагается признавать правдой догматы о Закатном огне и Рассветных садах. — Неужели вы бывали на Перекрестке, монсеньор? — в шутку спросил Рокэ. — Еще юношей, когда серьезно заболел. Странное было место. Наподобие тех веселых кварталов, которые посещает нынешняя молодежь, только еще больше шума и яркий свет, аж глазам больно. Представьте себе — там были экипажи, которые двигались без лошадей! — Это невозможно, — Рокэ засмеялся. Хотя, эр Хьюлик рассказывал и о кораблях, которые перемещаются из одного мира в другой. И утверждал, что предположения сьентификов, будто «жемчужин» в Ожерелье Миров множество — истинная правда. Жемчужины — планеты, а звезды на самом деле не что иное, как огромные сгустки огня. Чего только ни существует во вселенной — или в бреду. — Есть многое на свете, герцог, что и не снилось мудрецам, — спокойно ответил кардинал. — Представьте себе, я побывал в таверне! И некий знатный по рангам того мира господин исповедовался мне. Не скажу, о чем, так как тайна исповеди свята независимо от обстоятельств… но эсператисты зря зовут городом порока Олларию, они не бывали в Танагуре. Рокэ подумал тогда, не рассказать ли о домике в парке, но решил промолчать. Это не стоит внимания. *** Ворон и правда был пьян до беспамятства в вечер после Фабианова дня. Принять в оруженосцы сына Эгмонта Окделла было прекрасным вызовом всем этим трусливым Людям Чести. Но что же делать с мальчишкой теперь? Сказать или нет, что дуэль на линии была для прежнего Повелителя Скал лучшим выходом? Заставить наивного провинциала взглянуть правде в глаза или пустить всё на самотек? Об этом не хотелось думать. Не хотелось привязываться к этому юноше — Рокэ уже успел убедиться, что все, к кому он привязывался и о ком заботился, или погибали, или предавали. Стоит ли рисковать в этот раз? Он вспоминал за бокалом вина всех — и тех, кто погиб на его глазах, и тех, от кого получил удар в спину. И не заметил, как оказался в том самом знакомом домике. В камине в гостиной горел яркий огонь, а Фан Хьюлик сидел в кресле за бокалом «Девичьей слезы». — Что празднуете, эр? — Рокэ улыбнулся ему, как старому доброму знакомому. — Надеюсь, вы получили новую должность и женились на достойной эрэа? — Не с моим везением, герцог! Я теперь самый героический безработный во всей галактике. Неужели все рыжие такие невезучие? Что Манрики, что этот… История о том, как молодой никому не известный полководец — до назначения вообще далекий от военного дела! — разгромил вдвое больший вражеский флот, была интересна с точки зрения тактики и стратегии. Подумать только, выиграть бой с противником, который считался непобедимым… и идея была проста, как всё гениальное. Вот только правителям Эурии не нужен был защитник. А жаль. Рокэ предложил бы такому военному место в армии Талига — но ведь с Перекрестка невозможно уйти в другой мир навсегда. Даже после смерти неизвестно, где кто окажется. И к тому же — разве в Золотых Землях не случалось похожих историй? Предательство и подлость одинаковы везде. Впрочем, эр Фан не особо расстраивался из-за произошедшего, рассказывая обо всем как о забавном казусе. «И что мне оставалось делать? Вот, напился, отпраздновал, протрезвею — полечу на планету побольше, вдруг найду работу». И снова — разговоры до рассвета, вино рекой, песни под гитару… Даже не хотелось возвращаться в родной мир. Но что же — всё прекрасное рано или поздно заканчивается. Легенды оборачиваются ложью, а мечты — неприглядной былью. Девочка в окошке мила и чиста, лишь когда любишь ее издалека, а вблизи оказывается не лучше дешевых портовых шлюх. А встречи на Перекрестке Миров тем и хороши, что редки и быстротечны. Случайному спутнику в дороге или случайному собутыльнику в трактире можно излить душу — а к человеку, который рядом постоянно, такого доверия нет и не будет. *** Яд в бокале. Вот так заканчивается привязанность и любовь, в которой Рокэ так и не признался даже самому себе, и на смену приходят разочарование и презрение. Ричард Окделл… — Я любил его. Пусть больше за то, что сам сделал для него, чем за что-либо еще, но любил! Защищал его от сплетников, от наемных убийц, от его собственной наивности и глупости. Знаешь… мне хотелось, чтобы он подольше в кого-то или во что-то верил. Ему же всё равно! Он ничего не ценит, кроме своих устаревших понятий о чести и дурацкой мечты о Великой Талигойе. Эта исповедь звучала бы дико в родном мире. В своем мире герцог Алва, рассказывающий о безответной любви к оруженосцу, выглядел бы нелепым, жалким, беспомощным — и это просто глупо в его возрасте и при его жизненном опыте и знании человеческой натуры! В своем мире он должен улыбаться, какие рожи ни корчила бы жизнь. На Перекрестке возможно всё. Лекарство еще не до конца изгнало яд из крови — угрозы для жизни уже нет, но еще есть время пройтись по парку и отдохнуть в домике, в компании человека, который уже стал близким за эти редкие, но тем и ценные встречи в дни, когда сознание затуманено. — По крайней мере, он жив! — выслушав рассказ Ворона, Фан посмотрел на него с грустью. — Лучше бы Лира сдала меня титанийцам, но осталась жива. А она погибла, я не успел ее спасти. Ему тоже нужно было излить душу. О том, как случайно познакомился с девушкой, так же наивно верящей в величие Касабьянки, как Ричард Окделл — в величие Талигойи. О том, как не был согласен с ее принципами, но ради нее согласился бы возглавить движение против клана Титания. — Они решили поймать меня на нее, и им это удалось… и ведь если бы я успел раньше! Может быть, если бы еще хоть пять минут — и она бы осталась жива… — Выпейте «Черной Крови», — посоветовал Рокэ. — Лучшее средство от любой скорби. — Я убью этого извращенца, этого зеленоволосого ублюдка, обязательно убью… и всех его родственничков, я ни перед чем не остановлюсь… — повторял Фан. — Не сомневаюсь. Месть тем, кто губит наших возлюбленных — святое дело. Не знаю, как по-другому утешить вас. Кардинал Дорак сказал бы, наверное, что души чистых и невинных девушек попадают в Рассветные Сады… а я, увы, грешник, и даже подобающих слов не найду. — А сами вы верите в Рассвет, или в жизнь после смерти, или еще что-либо подобное? Раньше я никогда об этом не думал. Мне даже не жаль было тех людей, которые погибли в битве при Цербере. Я ведь их не видел, не представлял себе, как именно они умерли, и вдруг… Темно-карий взгляд был полон такой тоски, что Рокэ стало не по себе. Снова наполнив опустевшие бокалы, он сказал: — Если существует этот перекресток, может, есть и другой, на котором рано или поздно встретятся все? Вы не думали об этом? — Нет. Но ведь всё равно это будет совсем другая жизнь! В окна дома на перекрестке барабанил осенний ливень, долгий, кажущийся почти бесконечным. Но те, кто прятались здесь, сейчас обретали покой и желание жить дальше — и при этом улыбаться, какие рожи ни корчила бы жизнь. Может, и правда, будет Перекресток, где надежду и покой обретут все.