Черствое сердце способно любить

Прошло несколько дней, в течении которых Лекса сдувал с меня пылинки, готовил завтраки и всячески старался заботиться обо мне. Вечерами мы гуляли вдоль морского берега, разговаривая на самые разные темы, любуясь природой и слушая пронзительные крики чаек и шум прибоя. В такие моменты я чувствовала себя счастливейшей женщиной на свете.Но в тот осенний вечер все было иначе. Лекса был непривычно мрачен и задумчив. -Все в порядке?-тревожно спросила я, войдя в гостиную и усаживаясь напротив него в мягкое кресло, крытое плюшевым покрывалом. -Дина, я хотел поговорить с тобой...-отстраненно начал он, глядя куда-то вдаль. Повисла гнетущая тишина. Лекса глубоко вздохнул, словно собираясь с духом, и медленно, словно каждое слово давалось ему с огромным трудом, проговорил: -Знаешь, Дина, за те семь невыносимых, бесконечно долгих лет, что я провел в тюрьме, я много думал...думал о тебе...вспоминал то время, что мы провели вместе в гостинице и в доме Зарецкого...эти воспоминания стали моим спасательным кругом... Я все готов был отдать тогда за то, чтобы снова увидеть тебя, девочка. Увидеть твои бездонные карие глаза, твою улыбку...зарыться лицом в твои шелковистые белые волосы. Ты изменила меня, помогла понять, что я НОРМАЛЕН, что я не бесчувственный монстр, что я тоже способен ЛЮБИТЬ!- крикнул он в запале, после чего замолчал, переводя дыхание, и глухо произнес: -Я люблю тебя, Дина... Я смотрела на него, не веря своему счастью: справедливости ради стоит заметить, что за годы ставшей кромешным адом жизни со Ждновым, я не раз вспоминала время, проведенное с Лексой, и в какой-то момент поняла, что люблю этого странного цыгана с уголовным прошлым. Однако он расценил мое молчание по-своему, и произнес с горькой усмешкой: -Что, не по сердцу тебе бедный, как церковная мышь, цыган, которому даже эту холупу-он обвел широким жестом комнату-и то сын подарил! -Лекса, я... -Молчи уж...-мрачно рыкнул он, отводя глаза-сам понимаю, что не по Сеньке шапка... -Лекса...-глухо прошептала я, сглатывая тугой комок в горле, и вдруг, неожиданно для самой себя, встала с кресла и подошла к бывшему цыганскому барону, требовательно припав к его губам. От Лексы пахло терпким табаком и перечной мятой. Этот этот запах кружил мне голову, сводя с ума и заставляя снова и снова целовать его до тех пор, пока ошарашенный цыган не начал отвечать на мои поцелуи. Несколько последующих минут мы были не в силах прекратить эту сладкую пытку друг друга. Я изучала его губы, облизывая их кончиком языка и слегка покусывая, пока он не начинал целовать меня с еще большей жадностью, лаская языком влажные глубины моего рта. Наконец Лекса с трудом отстранился, проигнорировав мой молчаливый протест и новую попытку поцеловать его. -Не надо, Дина...-хрипло произнес он.-не надо жалости. Я знаю, ПОЛЮБИТЬ такого, как я, невозможно... Эти слова обожгли меня, словно огонь, заставив помимо воли броситься прочь и запереться в своей комнате, невзирая на крики Лексы вроде:"Дина, постой!". Как он мог подумать, что я его жалею? Неужели то, что было сейчас между нами хоть сколько-то похоже на жалость?-раненной птицей билось в висках, а глаза обжигали непрошенные слезы. -Дина, открой, иначе я выломаю эту дверь к чертовой матери!-раздался снаружи оглушительный крик, и мне ничего не оставалось, как подчиниться, ибо я знала, что Лекса не бросает слов на ветер. Вздохнув поглубже и собравшись с силами, я вытерла тыльной стороной ладони влажные дорожки слез на щеках и на ватных ногах пошла открывать дверь. -Дина, объясни, что, черт возьми случилось?!-нервно потребовал Лекса, входя в комнату.-Кто тебе хвост подпалил?! -Ты еще спрашиваешь?-голос помимо воли надломился, а по щекам вновь потекли слезы.-думаешь легко от любимого человека такое слышать?! -Что?-Лекса оторопело посмотрел на меня. В его взгляде было что-то детское и беззащитное, из-за чего он напомнил мне сейчас испуганного мальчика, не верящего своим ушам.-повтори... -Я люблю тебя! Люблю!-выкрикнула я и разрыдалась, чувствуя, что впадаю в неконтролируемую истерику. -Тише, девочка моя, тише...-прошептал он, заключая вырывающуюся меня в объятия и крепко прижимая к себе.-прости меня, дурака старого...только не плачь, прошу тебя... Лекса нежно-нежно вытер своей загрубевшей ладонью мои слезы, после чего трепетно поцеловал в губы, заставляя забыть обо всем... Дальше все было словно во сне: каждый новый поцелуй был все более жарким и требовательным, каждое касание-более нежным. Эти ласки словно бы вырывали меня из плена кошмара, коим являлась моя совместная жизнь со Стасом. Каждый новый поцелуй заставлял мою душу сбрасывать оковы, надетые когда-то Ждановым, лечил ее кровоточащие раны, пока наконец оковы не пали окончательно, заставив меня истошно закричать от непередаваемого блаженства парящей в свободном полете исцеленной души...