Нити снов

Ночь – это время тайн и время чудес. Ночью мир спит, и поэтому никто не видит, сколько всего невероятного происходит. Спит логика, утомлённая, среди профессоров в институтах, прямо на столах и стульях, растянувшись на несколько городов, ведь волшебству надо тоже иногда пробираться в этот мир. Так что даже если она приоткроет глаз и сонно вздохнёт, она постарается не мешать чудесам случаться. Им ведь нужно время. Всем нужно время. Что же в ночи самое невероятное? Сны. Ты никогда не можешь предугадать, что ты увидишь в них – прошлое или будущее, себя или других, обретённое или потерянное. Кто говорит, что в мире нет волшебства? Если это так, что же тогда сны? * Спит мир – разве миру не может что-то сниться? О, у этого мира самые интересные сны, они сразу всё и ничего, в них можно заблудиться – я сам видал таких, поверь мне; они приходят в себя через год или через десять, и у них в глазах вы видите темноту, пролегающую между звёздами и планетами. Холодную и таинственную. Обворожительную. Разве Спящая Красавица не поэтому заблудилась во снах и так долго не хотела вставать? Вместе с этим миром спят его самые первые жители – фейри. Можете не верить, но они безмятежны в своей дремоте, как дети. Некоторые даже сосут палец. Некоторые похрапывают и хихикают. Некоторые хмурят брови. А больше нет некоторых. Их ведь осталось всего лишь трое. Те, которые застыли и холодны, наверняка тоже видят сны, но мы не можем знать точно – камни, увы, не разговаривают. По крайней мере, не с нами. А жаль, я уверен, они могли бы поведать много чудесных историй, причём лучше и подробнее, чем кто-либо другой. На камни, в отличие от людей, никто не обращает внимания; зря, очень зря. Трое последних фейри видят последние оставшиеся им цветные сны, их тела переплетены в единый клубок и полны одной жаждой – они знают, что придёт день – совсем скоро уже придёт, - и последняя селки подаст им знак, где её искать. Слабая надежда, но гораздо лучше, чем никакая. Сны трёх стариков, хранящих в сердцах юность, всё ещё ею полны. * Далеко в лесу, в своём маленьком домике посреди озера спит Маха. Окружённая банками, в которых бьются и мечутся громы, тучки, радуги, она беспокойно ворочается во сне и двигает страшноватыми когтистыми лапами. Много камней в доме у ведьмы; если бы мы могли их расспросить, мы могли бы понять, почему так неспокоен сон Махи, почему она вздыхает и чуть не плачет. Без сомнения, ей снится её сын. Не думайте, что она его не любила. Напротив – она любила его слишком сильно. Какая мать не сойдёт с ума, если её дитя наплачет море солёных слёз? Какая не захочет его спасти из плена столь мучительных эмоций – пусть даже такой ценой? Совиную ведьму можно понять и простить, но спускать ей с рук то, что она творит, ни за что нельзя. Все злодеи – даже такие – должны быть наказаны. Спи спокойно, Маха, плачь, пока ты сама не почувствовала в себе этой слабости и не попыталась снова вытравить её из себя, не понимая, что это попросту невозможно. Скоро придёт твой черёд всё понять – мальчик с испуганными и решительными глазами и девочка, серая, словно камень, дадут тебе посмотреть твоему страху в лицо впервые за очень-очень-очень много лет. Тогда ты сможешь всё осознать. Тебя поймут и простят, и это уже немало. Спи спокойно, совиная ведьма, каменеющая от тоски. * Где-то там, куда нам не добраться взором, чутко дремлет селки Бронах с тяжким камнем в груди и по-старчески мудрым взором. Она баюкает своё горе, обхватив себя руками, и чуть заметно задыхается от печали. И тюлени рядом беспокойно переглядываются, не зная, как помочь подруге сладить с её горечью. Ей снится море. Она хочет, чтобы ей снилось море. Только через шум прибоя она всё равно слышит детский смех и знакомый чуть грубый голос, от которого камень в груди становится только тяжелее. Развернуться бы, плыть от берега без оглядки – но она тихо колеблется под водой, у самого мелководья, слушая полузабытые звуки мира, ставшего ей самым прекрасным домом. Спи, Бронах, спи, не просыпайся как можно дольше. * В маленьком домике на скале спит мальчик Бен. Ему снится его пропавшая мама, по которой он отчаянно тоскует. Ему снится его отец, живой и живущий рядом, но такой же далёкий, потерянный, недостижимый. Всё как раньше, всё без Сирши. Безмятежные тихие дни, рисунки на стенах и потолке, сказки на ночь. Ничего теперь не осталось. Когда-нибудь Бен вырастет; он научится понимать, что к чему, и больше никогда не повернётся к сестре спиной. Но пока он видит только то, что маленькая Сирша забрала у него весь его прекрасный мир, заменив его серым, безрадостным и одиноким. Во сне мальчик тянет руку и запускает её в шерсть Ку; псу тоже снятся сны, они размытые и непонятные нам, людям, но в них всенепременно присутствует его хозяин, славный парень, который всегда поддержит и никогда не бросит. Спи, пока можешь, Бен, тебе придётся повзрослеть гораздо раньше, чем ты можешь себе представить. * Недалеко – всего лишь в соседней комнате – спит и сама маленькая Сирша, прижимая к груди кусок одеяла. Ей снится море, крики чаек, непривычно-холодная, но приятная вода, обнимающая с боков. Вместо рук - плавники, кожа стала скользкой, теперь плавать очень удобно и вообще здорово. Даже не хочется просыпаться. Здесь есть тюлени, а Бен снова почему-то не хочет болтать с сестрой, и поэтому Сирша с радостью остаётся – пока что лишь во сне. Наяву ей тоже рано или поздно (рано, очень рано) придётся сделать этот выбор. Спи, Сирша, пока у тебя ещё нет столь масштабных забот. Спи и верь, что ты всё сделаешь правильно, когда придёт время. * Рядом с дочкой не спит Коннор. Он гладит её по тёмным, коротким волосам и тихо, по-особому приятно улыбается своим мыслям. Временами безмятежное выражение сходит с его лица – когда Сирша издаёт во сне уж очень тюлений звук. Тогда черты хранителя маяка обостряются, мрачнеют, наливаются тенью. Конечно, правду не утаишь. Но если очень постараться… Коннор смотрит на дочь, и горе отпечатывается вновь на его обветренном лице, и он кричит про себя: «Вы забрали у меня самую прекрасную женщину на земле, но самую прекрасную девочку я вам забрать не позволю!». Кто «вы» - он не знает. Ну не тюлени же? Верно, не они. Точно знает только то, что не отдаст. И этого ему хватает. Ещё всего лишь немного бодрствования, чтобы вдоволь налюбоваться дочерью, а потом он пойдёт к себе и тоже заснёт, тяжёлым, усталым сном, после которого просыпаешься ещё более вымотанным, чем ложился. Так бывает у людей, потерявших смысл жизни, тягу к ней и её саму. Спи, Коннор, и когда-нибудь ты сможешь оправиться от всего этого. Когда-нибудь ты увидишь свою повзрослевшую дочь, так удивительно похожую на мать, своего чудесного любимого сына и поймёшь, что в этом мире тебе снова есть за что бороться. Пока что это лишь сны, но разве они не могут иногда сбываться? * Пока люди, ведьмы, духи, селки спят и не очень, нити их снов встречаются в прохладном ирландском воздухе и сплетаются, образуя сказочно красивое и печальное полотно их общей будущей сказки. Там будут и боль, и радость, и песня – самая красивая из всех, что когда-либо пелись на этой земле. Ночь – время чудес. А сны, верно, и есть чудеса.