Буду сильной до конца

- Почему я? - спрашивает Рен, когда его просят отрезать маленькую прядь волос. - Меньше вопросов, больше дела, - говорит Лисанна и, проходя позади Казуки, проводит лезвием ножа, отрезая то, что было нужно для отвара. Стоял вечер. На улице резко похолодало, и было темно. Еще в полдень поднялся сильный ветер, маги продрогли и сидели у костра, на котором варился отвар. После слов Люси о том, что Милене не нужно будет пить отвар, посыпались вопросы, на которые Хартфилии нужно было отвечать немедля, иначе Лука бы "сошел с ума", как он сам заявил. Но Люси не спешила отвечать, подбирая правильные слова. В конечном итоге, поняв, что правильных слов попросту нет, она рассказала все, как есть. Узнав правду, Лука отправился в палатку к Милене, чтобы побыть с ней, а остальные были заняты приготовлением такого важного отвара в жизни Драконо-Вампиров. - Люси, что происходит? - недовольно шипит Рен. Хартфилия понимает, что волосы для Казуки являются чем-то особенным, хотя она бы не сказала, что они были длинными, и прическа у Рена была бы "последний писк моды". - Так нужно, - отвечает Люси. "Так нужно для твоего же блага..." - Ничего не понимаю, я же просто сопровождающий, - продолжает недоумевать Казуки, не обращаясь к кому-то определенно. - Перестань ворчать, - с раздражением, но довольно устало произносит Лисанна. Рен делает, что от него просят и, беря за руку Люси, насильно тащит ее от девочек, чтобы поговорить. - Зачем так грубо? – не понимает Люси. К жестокости по отношению к себе ей не привыкать, но было не больно-то и приятно. Рен молчит. Оказавшись наедине, Казуки вспомнил недавнее событие, едва растерявшись, он отпустил руку Хартфилии. - Люси… - в голосе один страх и дрожь, - ты сказала, что я не стану вампиром после этого, но сейчас заставляешь меня принять участие в создании отвара. Меня это беспокоит, - ходил из стороны в сторону Рен. Он - это было прекрасно видно - боялся. - Ты не станешь вампиром, Рен, - парень выдохнул, - потому что нельзя стать тем, кем ты являешься с рождения. Рен Казуки – четвертый Драконо-Вампир. На мгновение природа остановила свой бег: на несколько секунд прекратили свое пение назойливые птицы; жители леса притихли в своих домах; даже ветер не дул – время замерло. Парень протянул руки и схватил Люси за плечи. - Какого черта?! – Рен сжимает руки, пытается трясти Люси, но у него это едва ли выходит – разум в смятении, тело не слушается. «Против госпожи не пойдешь», - слышит он голос в своей голове, который не появлялся последние годы. Боль пронзила голову. Опять, снова его разум во власти голоса в голове. В детстве, стоило ему только заговорить о женском голосе, как отец прикладывал руку к голове, шепча на непонятном для Рена языке, что боль проходила. Отец нежно гладил по волосам мальчика, пока вовсе не его сын засыпал... Рен отпускает Хартфилию и смотрит на свои руки, в напряжении чуть согнувшись. Он отчетливо видит руки человека. Эти руки не могут принадлежать чудовищу, пьющему кровь. Эти руки еще чисты. - Ошибаешься, - произносит Люси, в искренних попытках сдержать слезы, - ты так ошибаешься, Рен… Как бы я хотела быть обычным Заклинателем Духа, без всех этих трудностей проживающим свою счастливую жизнь. Но не нам выбирать, кем быть, Рен... Она руками закрыла лицо, чтобы Казуки не видел ее скатывающихся, горючих слез. Ее плечи вздрагивали, она тяжело дышала, изредка шмыгая носом. «Ты животное», — слышит Рен. — «Довел ее до слез своими мерзкими и отвратными словами. Никчемное существо, которое даровало тебе ставшую твоей силу, да, это Люси. Силу, что поможет тебе отомстить за убийство отца!» Рен хватается за голову. Зрачки расширены и в горле пересохло, ноги ноют и дышать с каждым вздохом все тяжелее и тяжелее. «Уйди прочь!» — Казуки боится это произносить. Одно сказанное не так слово, и боль пронзит все его тело. Пока в его голове засело это существо, которого он боялся в детстве, он не имеет право на то, чтобы свободно говорить. Рен боится. Быть вампиром, быть человеком, быть драконом. Быть тем, кому заведомо суждено умереть. Он боится того, во что ввязался и что будет дальше, если он не прекратит катиться вниз. Как же Рен отомстит, если он один из тех, кто убил его отца? Казуки держался до этого момента только обещанием, данным своему родителю. Мне не убежать от перемен, думает Рен. Но я еще могу сдержать обещание, едва шепчет уголками губ. «Голос в моей голове, скажите мне, кто вы?» — беря себя в руки, думает Рен, четко и целенаправленно. «Я Хранитель Печати Люси. Стыдно меня не знать, мальчишка. Скучал по "Голосу в голове", а?» «Такой тон вам больше идет, Хранитель. Ежели вам угодно пугать маленького мальчика, то вы опоздали, я вырос, милейшая», — держать себя в руках у Рена выходит великолепно. «О, нет, мальчишка. Я не опоздала. Все только начинается. Мои слова, которые я говорила давно... Ты их помнишь, мальчишка?» Рен помнит. Такое невозможно забыть. Именно поэтому Казуки пробивает дрожь. Он все помнит. Еще до того, как появился "отец". Задолго до этого... «Я оставлю вас, мальчишка, но вскоре вернусь». Казуки почувствовал трудно заметное облегчение. Словно его сердце отпустила сдавливающая его рука голоса. «Вернусь, чтобы выполнить то, что говорила, Рен Казуки. А пока живи, и не забывай, что вы все четверо не люди. Вы все в одной лодке, едва ли кому-то из вас лучше, чем другому». Рен вздыхает, сдавливая правой рукой запястье левой руки. Ощущает под ногами траву, притоптанную им же. В памяти волей или неволей стали мелькать слова Хранителя. «Появится Она... Тебе дозволено... Тебе недозволенно...» Рой мыслей, который трудно понять. Но, тем не менее, одно Рен знает точно. Новая правда для него, не смотря на ужасные последствия, была выгодна. Он сделает то, что обещал отцу. Любыми способами. Хартфилия стояла неподвижно. Казуки молчит, несмело посматривая на Люси. Она кажется ему столь хрупкой и человечной, что его же слова показались Рену дикими и неуместными. Он почувствовал тяжесть на душе, и сам себе показался падалью в руках у судьбы. Она не виновата, что он Драконо-Вампир. Она не виновата в смерти его отца. Она ни в чем не виновата. Люси Хартфилия жертва, такая же, как и Рен. Она не выбирала свою судьбу. Она так, как и он, несчастна и одинока. — Люси... — зовет Рен, сам до конца не осознавая, что делает. — Что? — отвлекаясь от слез, заплаканным голосом спрашивает Хартфилия. Рен, наплевав на все правила и здравый взгляд на все это, обнимает Люси, руками поглаживая по спине. «Прости, это не твоя вина», — думает Рен, успокаивая и себя, и ее, отчего-то не произносит. Мелкая дрожь в руках Казуки, которую она чувствует, появилась от страха. Рен не может сказать «это не твоя вина», потому что Люси Хартфилия, убеждай он себя в обратном или нет всего пару мгновений назад, виновна в дарованной ему силе. Рен не может даже столь долго держать ее в своих объятиях. Рену также не позволено поднимать на нее руку и причинять ей боль. Рен молча обнимает ее, через касания стараясь передать свои мысли. Он надеется, что Люси поймет. Он и она. Оба одни в этой борьбе за выживание. Они приобрели друг друга всем бедам назло. Он, она, Лука и Милена — против всего мира за мир. Они — единственная друг для друга семья. Они единственные, кто поймут до конца. И, вопреки всему, Люси понимает.

***

Увидев, что Люси и Рен ушли поговорить, Штраус почувствовала облегчение. Лисанне порядком надоело выслушивать вечные споры и пререкания остальных. Она мечтала о теплой кровати и о Драгниле рядом. Венди тоже устала, она просто хотела закончить этот отвар как можно скорее и пойти в уютный дом. Тем более Марвелл соскучилась по Шарли. Чувство близости к чему-то невозможному, едва уловимому приносили беспокойство и трепет желания. Руки приятно покалывало — когда еще доведется делать отвар такого качества? — Венди это нравилось больше, чем Штраус. Потому что Лисанна боялась. Вокруг, абсолютно со всех сторон, закрывая в злосчастный круг, шагала напасть: опасная и неизведанная. Такая, которую стоит бояться. Такая, от которой не убежать и не скрыться. Затишьем успокоившуюся на пару лет жизнь назвать было нельзя — каждый месяц случалось страшное. Пропадали люди, при этом редко находили тела пропавших. Не оставалось никакого следа преступника — народ постепенно угасал. Рвение, с которым люди пытались найти злоумышленников, сменилось дрожью и страхом. Кто пропадет следующим? Чей ребенок, чья мать или отец, сестра или брат? Кого найдут мертвым и найдут ли?

***

— Когда это закончится? Лука поднимает голову на голос Милены и чувствует, что девушка, лежащая на спине, смотрящая широко раскрытыми глазами перед собой, будто что-то действительно видит, - это не та Мидлт, которую он знал. Эта девушка боится. Ее веки еле заметно дрожат, руки сжаты в кулаки, и тело напряжено, словно готовое вступить в яростную схватку прямо здесь и сейчас. Лука чувствует, но сделать ничего не может. Милена закрывается ото всех, кроме Люси. Только Люси имеет полное доверие Мидлт. Милена шепчет дрожащим голосом, еле шевеля пересохшими губами: - Когда это закончится? Конец уже близок? - О чем ты, Милена? - искренне не понимая, о чем говорит Мидлт, тихо спрашивает Лука, сидящий недалеко от девушки. Милена резко поворачивает голову в сторону Лука: вспотевшие, длинные волосы; челка, падающая ей на ее красные глаза, от лопнувших капилляров; сбившееся дыхание, когда она стремительно встает на колени и ползет дальше от парня - по спине Лука пробежали мурашки. - Милена? - ласково, но с опаской, позвал Лука. Девушка подобрала под себя ноги и уткнулась лицом в колени, закрывая голову руками. - Миле... - хотел позвать Лука, пока не услышал шепот девушки: - Он найдет меня и убьет... Найдет... Он всегда находил меня, всегда... На этот раз точно... Он убьет... Лука медленно передвигался в сторону Милены, изредка подавая голос, пытался им успокоить. - Милена, все хорошо, - говорил он, - мы здесь одни: ты и я, Лука, - парень говорил со всей добротой, на которую был способен, со всей нежностью и заботой. За довольно быстрое время он добрался до Милены, но это время казалось ему вечностью. - Милена, я сейчас возьму тебя за руки, - комментировал свои действия, чтобы Мидлт не испугалась резкого движения, - возьму за руки, - повторил он, когда заметил, что девушка дрожит. Осторожно, как ловят бабочек, Лука дотронулся до рук Милены, не с силой, но отодвигая руки в стороны. - Посмотри на меня, Милена, - девушка не двигалась, она замерла, казалось даже, что она перестала дышать. Но Лука только казалось. - Ты слышишь мой голос, я рядом, просто посмотри на меня, прошу... Преодолевая страхи, Мидлт робко начала поднимать голову на Лука. Когда их взгляды встретились, парень начал говорить: - Ты узнаешь меня? - Милена с опаской кивнула. - Не бойся, Милена, - просит Лука. - Ничего плохого не случится... - Он убьет меня, убьет, - оживилась Мидлт, оттолкнув Лука, но он держал девушку, и она почти не сдвинулась с места. Она попыталась закрыть глаза, словно могла закрыть картины, предстающие перед глазами, но Лука не позволил. - Не убьет, - решительно произнес парень, - никто тебя не убьет, успокойся. - Но... - Тебя никто не тронет, я не позволю, Милена, - твердо сказал Лука, с вызовом смотря на Мидлт. Пытающаяся медленно вырвать руки из хватки Лука девушка расслабилась. Его слова посеяли в ее сердце семя веры, если не в нее саму, то в него точно. Милена смотрела в глаза Лука, он все еще держал ее за руки. - Ты теплая, - сказал первое, что пришло в голову. Милена робко улыбнулась.

***

Тогда все хотели одного - жить спокойно, и никому не мешая. Жить и радоваться каждому дню, найти любимого человека и, в целом, завести семью. Хотели заниматься тем, что мы любили делать: выполнять задания, или, как я, писать книги. Сейчас наше желание едино для всех. Единственное, что мы хотим - выжить.