Девяносто два дня подряд

Ли Джихён лежала на постели, стараясь дышать как можно тише. Прохладный ночной ветер задувал в открытое окно. Казалось, этот ветер повеял из прошлого, чтобы напомнить ей о её семнадцатой весне. То время, когда рядом с ней был Тэхён, девушка впитала в себя, запомнила каждый день из тех весенних, что проскользнули неправдоподобно быстро. Там за обшарпанной стеной старой съёмной квартиры был он, и девушка могла слышать биение его сердца сквозь тонкие перегородки между комнатами соседских жилищ. На цыпочках Джихён осторожно вышла из квартиры, прокралась к соседней двери и замерла, прислушиваясь к тихим шагам Тэхёна. Закрыв глаза, она попыталась представить себе его лицо. Ей было интересно, изменились ли его привычки за то время, пока они не виделись. Раньше он всегда бормотал во сне что-то еле слышно, а Джихён тайно подслушивала его разговоры. Это было что-то известное только ей, личное настолько, что её нежность к парню становилась практически осязаемой, когда она размышляла об этом, уткнувшись в подушку и зарывшись в своё одеяло перед сном. Джихён узнала Тэхёна в то утро, когда на небе впервые за долгое время появилось слепящее весеннее солнце. Она в какой-то момент поняла, что всё в ней бесповоротно изменилось из-за него, как бывает, когда пространство и время вокруг вдруг делится на «до» и «после» невидимой чертой. Время будто бы совсем исчезало из её маленького мира, когда появлялся Тэхён. Оставались только двое в сетке холодных дождей, смешанных пополам с прозрачными акварельными весенними красками. Их родители дружили, и парень постоянно приходил к Джихён в гости в течение их общей весны, разбавленной её безответной первой влюблённостью. Он заходил к ней почти каждый вечер после школы, начиная с того момента, как его семья переехала в соседнюю квартиру. Отчаянно ей казалось, словно центр её вселенной постоянно почти неуловимо смещался к тому концу комнаты, где находился Тэхён. Девушка изо всех сил старалась не обращать внимания и держаться подальше. Но всё было бесполезно — её невероятно тянуло к нему всё сильнее, и это было только начало. На протяжении всего того времени, когда Джихён знала Тэхёна, девушка безнадежно желала, но не могла сказать всё, что должно было быть сказано про их общие вчера, сегодня и завтра. Где-то в глубине её существа она отчётливо слышала свой собственный голос, твердящий о том, чтобы она призналась во всем сейчас или никогда, однако слова, что срывались с губ, всегда были одни и те же: «Я никогда не влюблюсь, не буду тратить время на пустые обещания глупым мальчишкам. Да и вообще, одной мне гораздо лучше». Он смеялся и говорил, что всё это глупости. Говорил, что когда-нибудь обязательно кто-то сможет украсть её сердце, не спросив на то разрешения. Тэхён был младше Джихён на два с половиной года, но размышлял, как казалось девушке, слишком по-взрослому, будто за плечами у него был уже как минимум какой-нибудь университет. Джихён, конечно, уверяла его в том, что он ошибается, что она никогда не станет сходить с ума из-за какой-то там бесполезной любви. Хотя сама она в то же время давно чувствовала себя рядом с ним так, словно стояла на берегу и ей немедля надо было войти в море и утонуть. Тэхён был похож на летний ветер. Такой же тёплый и беспокойный. Он никогда не сидел на месте. Джихён рядом с ним казалась слишком блёклой, выцветшей и похожей на маленькую черепашку, закрывшуюся в своём панцире и продолжающую сидеть в одной и той же позе несколько дней подряд. И Тэхён, способный разукрасить весь мир вокруг яркими масляными красками, постоянно напоминал ей о том, какая она обычная со своей любовью к приземлённой математике и медицине. Когда Тэхён знакомил её со своими друзьями из своей новой художественной школы, Джихён всегда держалась слишком сдержано, зная, что она никогда не сможет стать по-настоящему ярким пятном в сознании парня, чья жизнь пестрела разноцветными картинами и людьми. И ещё она немножечко завидовала тем, с кем Тэхён проводил большую часть своего времени. Ей всё время казалось, что она какая-то не такая, что чувствует совсем не так, как надо, и что внутри у неё огромный кусок льда именно в том месте, где у Тэхёна прятались тысячи волшебных мелодий, которые звучали настолько громко, что слышно было всем вокруг. Джихён знала, что, если не прекратит наблюдать за ним, очень быстро окажется на дне, окончательно утонув в своей неспособности изменить ничего, что касалось его отношения к ней. Она понимала, что он на неё не смотрит, что его мысли вечно заняты новыми учебниками по искусству и что испачканные въевшейся краской пальцы он никогда не запустит в её волосы, когда они впервые поцелуются. Да, конечно, Тэхён непременно бы сделал именно так, если бы поцеловал её когда-нибудь. Иногда Джихён представляла, как ощущает его дыхание на своих губах. Что-то эфемерное, невидимое разливалось в воздухе, когда она мечтала о том, как будет держать его за руку, гуляя под тенью цветущих деревьев. Её сердце билось часто-часто и горело как ладан. Она пыталась отвлечься от своей болезненной тяге к парню, посвящая всё своё время учёбе, зубрила формулы и медицинские термины, пока Тэхён рисовал бризы и тайфуны на холстах рядом с ней. Девушке донельзя хотелось размазать свои чувства по таким же холстам, оторвать от себя хотя бы частичку. Тогда, наверное, стало бы легче смотреть на уставшего, но всё ещё похожего на яркого светлячка Тэхёна, рассказывающего ей стихи, наполненные волшебством его голоса. Она не могла не улыбаться в такие моменты, чувствуя, как этот голос растворялся в ней и грел изнутри. Джихён всегда была слабой и безынициативной и, казалось, плыла по течению, совершенно не сопротивляясь быстрому потоку жизни. Она словно бы когда-то давно заблудилась и долго-долго бродила под дождём, смывшем все её осознанные желания и стремления. Ей хотелось кричать о чём-то, но голос её был слишком слабым. Хотелось совершать глупые поступки и любить кого-то настолько громко, насколько это вообще возможно. Но, глядя на шумный мир за толстым стеклом её маленького уютного аквариума, Джихён не решалась быть достаточно смелой. Она напоминала самой себе старенькую потрёпанную плюшевую игрушку, которую когда-то давно оставили и забыли. И теперь эта игрушка лежала в самом тёмном углу чердака, покрывшаяся слоем графитовой пыли и никому-ненужности, и ждала, что кто-то найдёт её в темноте. Кто-то неслучайный и совершенно особенный. Кто-то вроде Тэхёна. Джихён нуждалась в таком человеке, как в лекарстве от её бесконечной простуды и уныния. Тэхён стал её лекарством.