Alone together

Эми сидит на его рабочем столе, сжимает в дрожащих пальцах чашку, покачивает ногами, потупив свой взгляд в пол. Тейлз привык к её присутствию в мастерской за всё время с тех пор, как ушёл Соник. Просто исчез, умчался в неизвестном никому направлении, прочь из их реальности и жизни, не отставив записки хорошим друзьям, ничего не доверив даже ему!… И ей. Тейлз не возражал, когда она пришла сюда, измученная, уставшая, выплакавшая все слёзы в подушку за несколько ночей. Не имел ничего против её молчаливой компании и устремлённого куда-то далеко взгляда. Он знает, что случается, когда из твоей жизни пропадает что-то настолько важное. Он понимает Эми, как никто другой. Он понимает пустоту. Лис, наверное, злится. Из-за того, что Соник сделал это. Не попрощался, а просто вычеркнул себя из их общей истории. Он был всем для них – первый друг, первая любовь – почти смысл жизни, чего там. А потом раз – пропал и не оставил ничего, что могло бы хотя бы немного заполнить вакуум внутри. Тейлзу обидно почти до слёз от собственного бессилия, потому что он точно знает: если Соник ушёл, его можно не искать. Если он исчез, то он исчез навсегда. И им нужно смириться с этим, найти замену, ведь незаменимых не бывает. Но Соник был особенным. Соник был всем. Невозможно заменить всё. Эми не заговаривает, не пьёт, просто наблюдает за поднимающимся от чашки паром. Что она пытается сделать? Заполнить пустоту иллюзией, наверное. Его образ всё ещё в голове – стремительный, быстрый, родной и такой любимый. Но чем больше она думает об этом, тем хуже ей становится. Он ушёл никуда, но оставил им одну общую боль – себя. Тейлз пытается его ненавидеть, но останавливается на том, что смирение – лучшая ипостась этого состояния. Он берёт на себя слишком много, вызываясь помочь каждому, когда Соника теперь нет с ними. Тейлз не пытается быть им, не хочет заменить. Он просто исправляет его ошибки. Точнее, называет это таким образом. Эми тихо вздыхает, ставит чашку с остывшим чаем в сторону, спрыгивает на ноги и застывает в неловкой позе, заглядывая другу через плечо. Тейлз старается не отвлекаться, впрочем, он и не отвлекается: привык работать под её чутким взглядом. Ежиха медлит, а затем неожиданно обнимает его со спины, утыкаясь носом куда-то в плечо и коротко всхлипывая. Наверное, именно тогда он понимает, что ему придётся заполнить её пустоту. Даже не так. Он хочет помочь ей в этом. И они как-то упускают момент, когда полностью затягивают дыры внутри друг друга и становится невозможно прекратить помогать другому. Эми ждёт, наблюдая со стороны, пока он не закончит с изобретениями. Ловит внимательным взглядом его движения, предельно сосредотачивается, наклоняясь вперёд и выпрямляя спину. Они переговариваются, и с каждым разом Тейлз замечает, что её голос, тихий и сорванный, становится прежним. Эми приходит в норму, а он, кажется, окончательно теряет в ней самого себя. Или, вполне возможно, находит нового. Ему нравится, когда Эми, вымотанная тяжёлым днём, засыпает в мастерской, положив на руки голову. Её умиротворённое лицо успокаивает расшалившиеся не на шутку нервы. Он старается не думать больше о Сонике: она научилась понимать по одной лишь вымученной улыбке, что его терзает, а напоминать Роуз лишний раз об этом ему не хочется. Почему – самому бы ещё разобраться, хотя кому он врёт. Тейлз всё понимает. Тейлз всегда всё слишком хорошо понимал, и Эми – в том числе. Так что нечего жаловаться, что всё вышло в этот раз боком. Тейлз и не жалуется на эти внезапные чувства. Скорее, старается смириться, как и всегда делал. И с каждым днём они становятся с Эми всё ближе. Шаг за шагом, они идут, взявшись за руки, куда-то и пытаются верить, что не бегут за Соником. Тейлз отвлекается на нежные прикосновения, прикрывает глаза, осторожно улавливая запах свежезаваренного чая, когда она раскидывает руки в стороны и просит, слабо улыбнувшись, себя обнять. Он гладит её по голове, отпуская плечи, и вздрагивает, когда Эми прижимается чуть ближе, задевая дыханием его мех. Тейлз отводит взгляд в сторону, неловко сжимая ладони на её талии, тяжело дышит, вслушиваясь в тиканье часов, и молчит. – Соника больше нет, – почти шёпотом говорит она, сжимая руки в кулаки у него за спиной, будто он может удрать от неё сейчас, вырваться, как синий ёж делал всегда это. – Мхм, – как, всё-таки, односложно; в голове это звучало несколько иначе. – Мы с тобой одни, – подводит она, и Тейлз отрешённо хмыкает, почти грустно улыбаясь и сминая её платье, сведённый с ума своими же мыслями. – Я хочу быть тут. Он ослышался, наверняка. Гримаса застывает на лице лиса. Эта улыбка выдаёт его с головой: он увяз. Ему не выбраться, он, кажется, и не хочет. Тейлз пытается рассмеяться, проведя рукой по её плечу, но не может даже оторвать глаз. Эми отстраняет его лицо, заглядывает, медленно тянется, но одёргивает себя. – Эми, – голос вздрагивает; Тейлз отказывается верить в то, во что ему хочется, потому что в глубине души всё ещё теплится надежда, что их герой вернётся прямо сейчас, рассечёт воздух синей молнией, крепко обнимет, вновь доведёт до слёз, но… Нет. Нет. Они переживут это как-нибудь вместе. Спасут друг друга от этой пугающей пустоты, неизвестности и одиночества. Это то, во что хочется верить. Эми, осторожно касающаяся его щёк – вот, во что хочется верить. Тейлз боится пошевелиться. Тейлз ждёт, когда она снова уснёт в его мастерской и решит больше не уходить.