Елочный шарик

- Ну так как? - первым завопил невыдержанный Мелло, прыгая возле своей парты. - Кто из нас победил? У кого получился действительно "идеальный" шарик? И кстати, как она вообще определяется - его "идеальность"?! Глядя на шесть разновозрастных пар глаз, неотрывно смотрящих на него, Роджер Рувье тяжело вздохнул. После отъезда патрона - Куилша Вамми - прошло не так уж и много времени, но Роджер уже понимал, что катастрофически не справляется. Не справляется в принципе с юными гениями, и, особенно - с этой шестеркой, из которых Куилш пытался вырастить копии L. Ни один из них не был копией, и все давно уже вышло из-под контроля, и катилось к чертовой матери, о чем Роджер неоднократно уже буквально кричал по телефону Куилшу. Но Вамми его не слышал. Он считал, что эксперимент необходимо продолжить. Потому что любой эксперимент, пусть и провальный, необходимо довести до конца. Чтобы снять результаты и потом сделать выводы. И начать все сначала. Что поделать - Куилш Вамми все-таки, в первую очередь, не воспитатель, а талантливый изобретатель. Дети были для него лишь податливым материалом, из которого можно было попытаться слепить что угодно. Так он думал, во всяком случае. И они ему подчинялись - его удивительнейшей харизме, опыту и интеллекту. Но проблема в том, что вот об эту шестерку детей со слишком высоким IQ сломал бы зубы даже прожженный психолог. А Роджер и близко не был психологом. Ни детским, ни взрослым. Он был администратором, учителем и заместителем, на которого внезапно, совсем неожиданно, обрушился непомерно тяжелый груз. Кто мог предположить, когда все это начиналось, что L сочтет себя достаточно взрослым всего лишь в пятнадцать лет? И незамедлительно покинет приют, вынуждая уехать за ним и Вамми, который просто не мог оставить без постоянной опеки своего гениального воспитанника, так и не ставшего его собственным изобретением... Никто не мог этого предсказать, когда все это лишь начиналось. А теперь уже поздно. Ответственность. Роджер Рувье буквально ощущал ее груз на своих совсем нешироких плечах. Он, в отличие от Вамми, не мог бросить приют. Не мог бросить все это. К тому моменту, как все стремительно изменилось, уже было поздно. Он взял приют на себя. Вписал, вплел, впитал его в свою жизнь. Он был слаб и он не справлялся - он сам это чувствовал - но уже никогда бы не бросил. В этом плане Куилш Вамми абсолютно безошибочно выбрал себе заместителя - Роджер был именно тем человеком, кто не смог бы закрыть приют, потому что ему надоело. Кто продолжал бы тянуть, несмотря ни на что. И он и тянул... Как умел. И как указывал ему удаленно Вамми, все еще надеявшийся выжать хоть что-то из их, уже очевидно, неудавшегося эксперимента по созданию точной копии L, пытаясь получить хотя бы преемника. Еще раз вздохнув, Роджер снова пробежался взглядом по лицам нетерпеливо ожидающих ответа воспитанников. Такие разные. А и В - совсем взрослые, живущие в приюте уже не на правах даже воспитанников, а на правах кураторов младших групп... Им давно уже пора занять свое место во внешнем мире. Но им просто некуда пока что идти. Они оба - представители самого первого эксперимента, первого поколения преемников L, тех, кто видел его и общался с ним. Они - те, кто сильнее всего был раздавлен структурой по попытке сделать клонирование. Вамми звал их "потерянными". Роджер мысленно сочувствовал им больше других. А - Артемис - Alternative - такой правильный, несгибаемый, закованный в жесткие рамки социума и обладающий при этом мечущейся в этих рамках душой поэта... В - Бейонд Бездей - Backup - пожалуй, самый одаренный из всех (на взгляд Роджера - превосходящий даже самого L), но дерганый, рваный, хаотичный, непредсказуемый, неуправляемый, прячущий все в себе... Рувье ждал от него беды. Сам не знал, почему, но буквально чувствовал, как она надвигается, когда встречался с мрачным взглядом исподлобья Бейонда Бездея. А вот Мелло, Мэтт, Линда и Ниа – это, наоборот, самые младшие. И самые перспективные. Четвертое поколение эксперимента. L они только лишь слышали во время редких (не более двух раз в год) аудиоконференций гениального детектива с воспитанниками приюта. Мелло - сама жизнь, быстрый ум, цинизм и энергия, вечные выдумки и вечное нарушение дисциплины; его лучший друг Мэтт - апатичное равнодушие к миру, прожженный геймер и, несмотря на свой юный возраст, опасный хакер, готовый пойти вслед за приятелем хоть на обед к Сатане; Линда - хрупкая, удивительно талантливая художница, снискавшая, тем не менее, славу "отчаянной" за свою дружбу с Мелло и, особенно, драчливую нетерпимость к любым проявлениям лжи или же лицемерия. И Ниа - самый младший из всех и самый сложный ребенок, за которого, сколько бы ни приказывал себе Роджер относиться ко всем одинаково, у него больше всех болела душа. Маленький, хрупкий, словно прозрачный, Ниа выглядел пришельцем не из этого мира, и его некоторая аутичность, заметная даже невооруженным глазом, лишь усиливала подобное впечатление. А его не по возрасту взрослые рассуждения, железная логика и любовь к сложнейшим задачам и головоломкам, пожалуй, только лишь его единственного из всех отдаленно напоминали L. Но только напоминали. L все равно был другим. Он умел улыбаться, шутить, любил разговаривать - по крайней мере, с Куилшем и Роджером. А Ниа уходил ото всех. Просто прятался в своей собственной раковине. И выдавал из-за толстой брони слишком взрослые замечания и суждения, совсем не умея сближаться или же обзаводиться друзьями. Он всегда был один - за завтраком, на занятиях, в библиотеке или же во время общего отдыха - с ним рядом не было никого. Даже Мелло, который, по мнению Роджера, вполне мог бы стать ему подходящим приятелем, вытягивающим из одиночества и меланхоличной малоподвижности, почему-то отчаянно и демонстративно его не любил. Рувье считал все это очень обидной несправедливостью. - Полагаю, критерий "идеальности" прост, - прожигая заместителя директора неподвижным взглядом, вкрадчиво проговорил Бейонд. Он стоял дальше всех, но его долговязая сутулая фигура все равно нелепо возвышалась над головами младших воспитанников. - Видимо, L тоже делал когда-то такое задание. И лучшим признают того, кто сумел максимально приблизиться к тому, что продемонстрировал он. Он криво и зло ухмыльнулся, тряхнув волосами, и издал какой-то странный горловой звук – то ли смешок, то ли хрип. - И это, уж точно, буду не я. - Ой, правда? L тоже делал такое задание? – радостно хлопнула Линда в ладоши, восторженно глядя на Роджера. – Тоже раскрашивал шарик? - Нас будут сравнивать с ним? – перебивая ее, жадно выдохнул Мелло. - Но это неправильно, - обиженно поджал губы А. – Задание было – сделать идеальный елочный шарик, как мы его видим, а не пробовать угадать то, что делал когда-то L. Вообще-то, перед Рождеством все воспитанники охотно и дружно мастерили новые елочные украшения на очередную елку. Развитие моторики рук эффективно сказывалось на развитии и входило в обязательную программу общего обучения. И создание елочных украшений было самым любимым занятием всех детей, приносящим и пользу, и удовольствие. Если случалась очередная закупка елочных шариков, вместо разбившихся старых, Роджер всегда заказывал все однотонные, без узоров, чтобы дети могли их украсить собственными рисунками. И потом с гордостью видеть свой личный шарик на общей огромной елке, которую ставили в холле. Но для преемников L задача в этот раз была немного другой. Им всем выделили по отдельному классу, чтобы они не подглядывали и не отвлекали друг друга. В каждом классе были наборы красок для росписи по стеклу, различные блестки, клей и цветная фольга – все, что могло бы потребоваться для украшения стеклянного шарика. Вот только шарики, которые Роджер раздал каждому из шестерых необычных воспитанников, были не матовыми, не блестящими, и даже вообще не цветными – они были прозрачными. Абсолютно прозрачными, со скромным серебристым держателем. Выполненные из тонкого бесцветного стекла, шарики уютно лежали на надежных картонных подставочках, обтянутых темным бархатом, и походили на чистый бумажный лист – на них можно было создать, что угодно. Придать им любые цвета. Украсить абсолютно любым узором – на свой взгляд и вкус. И задание было довольно простым: представить в воображении идеальный елочный шарик. Пофантазировать, что набором именно таких шариков каждый из них украшает свою собственную Рождественскую ель. И попытаться сделать хотя бы эскиз. И вот сейчас перед Роджером на столе в своих бархатных подставках стояли шесть совершенно непохожих друг на друга шаров. Как, ну как он мог их оценивать, если каждый из них был по-своему уникален – и каждый хранил частичку души их сложных гениальных воспитанников? Наверное, те психологи, которых нанял специально для этого эксперимента Вамми, потом напишут развернутые отчеты, скрупулезно проанализировав каждый оттенок цвета, каждую блестку, каждый узор… Но какой в этом смысл? Роджер видел и сам, что ни одна из работ не только не повторяет, но даже отдаленно не напоминает того, что сдал им когда-то с Куилшем маленький L. - Да, ты прав, Бейонд – L когда-то тоже делал такое задание, - Роджер поднял голову и улыбнулся взволнованным детям. – Но это не важно. Мы не будем вас сравнивать с ним. В этот раз вы сами выберете победителя. Каждый из вас сможет проголосовать один раз за какой-нибудь шарик, который считает самым удачным. Но только не за свой. Кто наберет больше всех голосов – тот и будет победителем конкурса. Но, в любом случае, все ваши шарики займут свое почетное место на елке. Младшие засмеялись. Им очень понравился такой вариант определения победителя. А и В же недовольно переглянулись, но, пожав плечами, не стали спорить. По большому счету, они давно уже не участвовали ни в каких рейтингах – ни по успеваемости, ни по физической подготовке, ни по головоломкам. Куилш даже не хотел сначала включать их в этот эксперимент, но Рувье настоял. Старшие преемники все больше не нравились ему в последнее время – нарастающая нервозность Артемиса и замкнутая угрюмость Бейонда его волновали. Он считал, что их необходимо тоже привлечь, чтобы хоть немного взбодрить и развеять. К тому же, они совсем скоро покинут приют, окончательно уйдя во взрослую жизнь – а Роджер Рувье был сентиментален. Ему хотелось, чтобы даже после их ухода в приюте осталась маленькая частичка повзрослевших детей, которым они с Вамми отдали так много сил и внимания. А что может быть лучше раскрашенных вручную шариков, каждый год украшающих волшебную Рождественскую ель? И вот перед ним лежали шесть разных шариков. Шарик Артемиса весь сиял, украшенный сложными, идеально правильными орнаментами из блесток разных цветов, покрывающих целиком всю поверхность. Переходы оттенков, четкость и ровность линий, отсутствие даже мелких погрешностей, обычно характерных для такой сложной кропотливой работы – все радовало взгляд своей взвешенностью, правильностью, гармоничностью. Шарик Бейонда – мечущиеся языки пламени на матово-черном фоне. Его шар был вовсе не праздничным, не новогодним, но… завораживающим. Роджер снова и снова возвращался взглядом к нему, мысленно восхищаясь удивительной мрачной его красотой. А вот шар Линды – блестящий и голубой, украшенный сложными морозными узорами, очень похожими на настоящие. И красочным рисунком ангела поверх них. Он всецело демонстрировал ее дар художницы, напоминая профессиональную работу, а не поделку ребенка. Шарик Мелло – огненно-красный, яркий, блестящий, перевитый разноцветной гирляндой огней. Мелло не очень умел рисовать, но в этот раз он был явно в ударе. И его шарик как будто светился волшебным настроением приближающегося Рождества. Мэтт, не отличающийся ни фантазией, ни способностями к рисованию, но зато обладающий прагматичным подходом, поступил очень просто. Его шарик был блестяще-полосатым. В качестве цветов он использовал зеленый и красный – основные цвета Рождества – и его работа, несмотря на свою простоту, была очень хорошей. К тому же, медлительный Мэтт, как и все программисты, обладал колоссальной усидчивостью и терпением – и все полоски на шарике были одинаковой ширины и без единой погрешности или ляпов. Роджер бы даже не удивился, узнав, что Мэтт вымерял ширину каждой полоски линейкой. И, наконец, шарик Ниа – матово-белый, он мог бы казаться излишне тяжелым и аляповатым, если бы не тонкие серебристые искорки, разбросанные по нему. Они вспыхивали попеременно в свете потолочных светильников, придавая невесомую легкость и превращая шарик в искрящийся под солнцем снег. Если бы Роджеру Рувье пришлось выбирать из этих шести лучший шар, он бы вряд ли справился с этой задачей быстро. А вот для воспитанников голосование почти не составило никакого труда. Заложив руки за спину, Бейонд Бездей прошелся возле стола директора первым, придирчиво вглядываясь в чужие работы. И проголосовал за шарик Мелло, как за «хоть что-то красное». Артемис выбрал работу Линды, а сама Линда же, не задумываясь, указала на шар Бейонда. И по ее чуть порозовевшим щекам Рувье с беспокойством понял, что дело не только в мечущихся языках пламени на черном фоне. Мэтт, разумеется, проголосовал за Мелло, а Мелло проголосовал за его полосатость – впрочем, в этих двоих Роджер и не сомневался: в дружбе нет места для объективности. А вот Ниа выбирать не спешил. Покручивая прядь волос на виске, он долго стоял перед столом директора, медленно и внимательно разглядывая каждый шарик. - Ты можешь быстрей, Ниа? – не выдержал Мелло. – Неужели так сложно выбрать? - Нет, Мелло, совершенно не сложно, - невозмутимо бросил на него взгляд через плечо самый младший преемник. И снова склонился, разглядывая шары. - Ну, а чего тогда тянешь? – поддержал Мелло и Мэтт. - Я не тяну. Я любуюсь, - Ниа спокойно выпрямился и, вскинув глаза на Рувье, деликатно указал тоненьким пальчиком на шарик А. – Вот этот. Шарик Артемиса. - Значит, я выиграл, да?! – мгновенно сориентировался Мелло. – У всех по одному голосу, а у меня два! Я выиграл, выиграл! Он радостно повернулся к Мэтту, уже вскинувшему ладонь, и победоносно ударил его по руке. - Молодец, Мелло! Поздравляю! – тут же присоединилась к их радости Линда. - Было бы чему радоваться, - зло процедил Бейонд и отвернулся, зло кривя губы. Роджеру даже показалось, что он лишь в последнее мгновение удержался, чтобы презрительно не сплюнуть на пол. Определенно, с Бейондом Бездеем необходимо было срочно что-нибудь делать. Куда-то его пристраивать. Он задыхался и сходил уже здесь с ума – в ставших узкими стенах приюта. Но сейчас Рувье больше беспокоил не он, а Ниа. Белоснежный искрящийся шарик оказался единственным, за который никто не проголосовал. - Не расстраивайся, Ниа, - заместитель директора посмотрел на ребенка и мягко ему улыбнулся. – Это всего лишь игра. А твой шарик будет прекрасно смотреться на елке. - Я и не расстраиваюсь, - равнодушно откликнулся Ниа. И с бесконечной уверенностью в голосе, совершенно несвойственной для ребенка его возраста, добавил. – Я же знаю, что единственный идеальный здесь шар – это мой. А чужое мнение меня не волнует. Он отвернулся, а Роджер огорченно покачал головой. Этот маленький хрупкий мальчик иногда говорил совершенно невозможные вещи. Он словно нарочно даже не пытался быть хоть сколько-нибудь обаятельным для окружающих. Неудивительно, что остальные ребята его не любили и сторонились. - А где моя звездочка, Роджер? – подскочил к столу директора Мелло, чуть не смахнув с него крайний шарик Артемиса. И Рувье, заулыбавшись, полез в ящик стола. Вот кто был действительно солнечным мальчиком – так это Мелло. Его энергия, его непоседливость, даже острота на язык и несдержанность – все вызывало улыбку. Жаль, что Ниа не досталось ни капли этих необходимых для жизни среди людей качеств. Мелло получил свою звездочку – теперь он мог вклеить ее в свой дневник, фиксирующий еженедельные успехи потенциальных преемников. Они получали звездочки за каждую из своих побед – за успеваемость, решение дополнительных задач, выполнение домашней работы, помощь по хозяйству в приюте… В конце недели результаты подсчитывались и фотография победителя на общей доске в холле украшалась горделивой большой звездой на всю следующую неделю. Потом составлялись ежемесячные рейтинги, ежеквартальные, годовые… Эту систему придумал Вамми, и она, действительно, очень эффективно сказывалась на успеваемости воспитанников. Дух соперничества стимулировал, как ничто другое. Вот только главными конкурентами, на порядок опережающими всех остальных, в этом вечном соревновании были Мелло и Ниа. Может быть, еще и поэтому они так и не смогли подружиться. - Роджер, а мы можем посмотреть на тот шарик, что сделал L? – неожиданно попросила Линда. И умоляюще сложила ладошки у груди. – Ну, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Вы же храните его? - Ой, Роджер, пожалуйста, покажите его нам! – мгновенно забывая про свою победу, тут же присоединился к ней Мелло. – Мы хотим посмотреть на шар L! - Да, было бы здорово посмотреть, каким видел он идеальный елочный шарик, - шагнул вперед и Артемис, и глаза его, вечно грустные в последнее время, наконец-то зажглись интересом. - Действительно, - мурлыкнул Бейонд Бездей, разом теряя свою угрюмость. Он пытался скрыть свой интерес за насмешкой, но у него не очень-то получилось. – Покажите нам, Роджер, что сотворила когда-то наша живая легенда… Даже Ниа перестал быть таким отрешенным и, на правах младшего, живо протиснулся вперед. Доверчиво глядя на Роджера большими глазами, он даже чуть-чуть улыбнулся: - Можно, пожалуйста, посмотреть? Они все столпились и зашумели, наперебой уговаривая его, и Рувье, конечно же, не смог отказать. - Ну, хорошо, хорошо, - он поднял руку, призывая их к тишине. Вздохнул, тяжело поднялся и направился к массивному сейфу в углу кабинета. За спиной поднялся радостный гвалт, как будто воспитанников было не шестеро, а человек двадцать. – Не кричите так только. Так уж и быть, я покажу его вам. Но вы будете очень удивлены… Когда Роджер с Куилшем вернулись через два часа в кабинет директора, где они оставили L выполнять Рождественское задание, они ожидали чего угодно, но только не этого. Удобно расположившись с ногами в кожаном кресле директора, L увлеченно разговаривал по телефону, зажав трубку между плечом и ухом. Компьютер, который был выключен, когда они уходили, теперь работал, несмотря на сложнейший пароль, который придумывал сам Вамми. И который, как они были уверены до этой минуты, невозможно было взломать. Сидя на корточках в кресле, L поглядывал то на монитор, набивая на клавиатуре что-то самым кончиком указательного пальца, то на тонкий лист факса, зажатый в двух пальцах второй руки и, по его обыкновению, поднятый под углом на уровень глаз. И этими листами факса было завалено все вокруг – директорский стол, сам факс, тумбочка, подоконник рядом, и даже пол. На некоторых из них были какие-то таблицы, на некоторых – нечеткие фотографии, а на некоторых просто текст. Когда они уходили из кабинета, директорский стол был идеально чистым. L обернулся на звук открываемой двери, чуть-чуть поморщился, как будто директор и его заместитель были непрошенными посетителями в чужом кабинете и, оторвав пальцы от клавиатуры, помахал рукой в воздухе, призывая их сохранять тишину. - Да, господин шериф, я абсолютно уверен, - отворачиваясь от них, невозмутимо проговорил он в телефонную трубку. – Вероятность моей ошибки не более трех процентов. Вам следует проверить подвал в этой церкви, может быть, даже придется вскрыть каменный пол. Но ему больше некуда было прятать тела. А в том, что убийцей является преподобный отец, я уверен на девяносто девять процентов. Я отправлю вам тезисно факты, на которые я опирался в своих рассуждениях. Для вашего удобства я промаркировал их отсылками к тем страницам дела, на которых их находил. Он замолчал, вслушиваясь в ответ в телефоне и, одновременно, быстро ткнул в несколько клавиш на клавиатуре компьютера указательным пальцем. Ожил принтер, выплевывая из себя напечатанный лист бумаги. - Да. Хорошо. Пожалуйста, позвоните мне, если будут вопросы. Хотя, на мой взгляд, там все очевидно. Минуту, - он отшвырнул лист, который держал и, потянувшись, подцепил двумя пальцами отпечатанную принтером страницу. И неловко вставил ее в факсимильный аппарат. – Все, я готов. Примите факс. Он чуть подождал, склонив голову и вслушиваясь в происходящее на той стороне, и, удовлетворенно вздохнув, положил трубку. Отпечатанный только что лист бумаги начал передаваться через факс. Убедившись, что он идет ровно, L наконец-то повернулся к онемело застывшим в дверях директору и его заместителю. - Простите, я немного не рассчитал время. Но я почти что закончил, - невозмутимо сообщил он им, спокойно глядя своими большими пронзительными глазами. Его темные волосы, как обычно, торчали дыбом в разные стороны. Он был довольно высоким для своих двенадцати лет, но нескладным, угловатым и очень худым. Его острые коленки и торчащие в вороте белой футболки ключицы просто кричали о том, что он всего лишь ребенок, только-только подходящий к границе, когда его можно назвать хотя бы подростком. Но они – два взрослых мужчины – предсказуемо растерялись под его не по-детски серьезным и взрослым взглядом. Казалось, что они ворвались не вовремя в кабинет к начальнику. Тогда им еще очень непросто было общаться с тем, в чье детское тело был заключен интеллект с IQ взрослого человека. - L… А чем.. Чем ты занимаешься? – осторожно поинтересовался Вамми, проходя в кабинет. Роджер прошел вслед за ним, с любопытством ожидая, что будет делать патрон. Отдельный столик, который они выделили L для работы, был в том же порядке, в каком они его и оставили. Неоткрытые коробочки с красками. Нераспечатанные пакетики с блестками. Чистые кисти и нетронутый клей. Невскрытые листы блестящей цветной бумаги. И чистый прозрачный шарик, гордо возвышающийся на своей бархатной подставке. Было очевидно, что L ко всему этому даже не притрагивался. - Я расследую серию убийств мальчиков в Сан-Диего. Это Америка, Калифорния, - L покосился на телефон. – То есть – расследовал. Я, в общем, уже закончил. - Так ты говорил по телефону с Америкой? – не удержался Роджер от возгласа, несмотря на предостерегающий жест Куилша. – Но это же очень дорого! - Ну да, - L спокойно перевел взгляд на него. – Не волнуйтесь, мы можем себе это позволить. Наш капитал неуклонно растет… К тому же, я недавно сделал несколько новых успешных вложений в акции. Роджер вздохнул. Нелегко общаться с воспитанником, являющимся, по сути, их спонсором. Только благодаря L они с Вамми смогли получить капитал, достаточный для открытия приюта. И только благодаря ему их приют никогда не нуждался в деньгах. - L, но ты не выполнил своего задания, - сурово свел брови Куилш. Каким бы ни был гениальным и одаренным L, но он был ребенком, а детям нужна дисциплина. – На моей памяти ты впервые позволил себе такое… И это действительно было правдой. L, на удивление, был очень покладистым. И, пожалуй, самым послушным воспитанником из всех – как бы странно бы это ни было. Он всегда четко и безоговорочно выполнял любые задания, даже те, что были для него скучны или слишком легки. И тем страннее было видеть такое внезапное его пренебрежение. - Задание? – подросток озадаченно свел темные брови, но потом лицо его прояснилось. – А, задание! Елочный шарик. Но я его выполнил. Легко выпрыгнув из кресла он, не обуваясь, босиком юркнул между Рувье и Вамми к столику с материалами. Подхватив подставку с шариком, он обернулся, с гордостью демонстрируя его на поднятой вверх руке. - Вот. Идеальный елочный шарик. - Но ты же к нему даже и не притрагивался! – не удержался от возмущения Роджер. – Ты же ничего не делал с ним, L. - Не делал. А зачем с ним надо было что-нибудь делать? – L подхватил шар за держатель и, отложив подставку, поднял его двумя пальцами над головой. Даже шагнул поближе, чтобы директора могли как следует рассмотреть. – Ведь задание было – показать идеальный елочный шарик. Если бы я что-то с ним делал, я бы испортил его. Посмотрите – у него нет изъянов. Ни одного затемнения, ни одного пузырька воздуха в стекле, ни натеков, ни темных включений… И его уникальный узор – это то, что сквозь него видно. Он постоянно меняется... Достаточно лишь посмотреть под другим углом. Он идеален. Резкой трелью зазвонил факс-телефон. L торопливо, но бережно, уложил шар опять на подставку, пробормотав: - Прошу прощения. И в два прыжка подскочил к директорскому столу, хватая трубку. - Да? Да, господин шериф. Куилш и Роджер, стоя у столика, растерянно переглянулись между собой. И снова скрестили озадаченные взгляды на шарике, покоящемся на темной подставке. Они не знали, что возразить. Логика L сразила их наповал. Им и в голову не могло прийти, что этот подросток начнет внимательно рассматривать обычную заготовку и, не найдя в ней изъянов, признает ее идеальной. А они будут чувствовать себя дураками. - О, уверяю вас, в этом не было ничего сверхъестественного, - невозмутимо говорил за их спинами в телефон L. - Все эти факты имелись в тех материалах, что вы мне прислали, их просто надо было увидеть под правильным ракурсом. Видите, теперь и у вас картинка сложилась. К нему уже выехали? Хорошо, господин шериф… Не стоит, я узнаю о задержании из новостей. Спасибо за работу. Он положил трубку и, не сдержав эмоций, стремительно повернулся к директорам. Глаза его горели торжествующим светом. - Все! Роджер, Вамми – я победил! Победил! Сейчас его арестуют – я уверен, что они найдут останки в подвале, - он счастливо улыбнулся, и со всего размаху плюхнулся в высокое кожаное кресло. И удовлетворенно хлопнул ладонями по подлокотникам. А потом лукаво взглянул из-под длинной челки на снова онемевших Роджера и Куилша. – Вы говорили, что в Рождество должны происходить чудеса? Так вот, я только что совершил небольшое Рождественское чудо. Шестой пропажи ребенка не будет. Я – это я – его остановил. Я – L! Только, ой… Только я немного испортил микрофон телефона, чтобы они не могли понять, что мой голос детский. Боюсь, что нам придется купить сюда новый… И придумать программу, чтобы она искажала мой голос. Шесть воспитанников, затаив дыхание, слушали Роджера, во все глаза глядя на стоящий на его столе абсолютно прозрачный шарик на темной бархатной подставке. Когда он закончил рассказ, с губ всех шестерых сорвался одновременный восторженный вздох… - А ведь L был прав, - первым нарушил повисшую паузу Бездей, низко склонившись над шариком и внимательно его разглядывая. – В нем действительно нет изъянов. Даже странно, как я этого не увидел… - Но ведь… - начал было Мелло, потом осекся, но, набравшись решимости, тут же упрямо продолжил. – Но ведь такой шарик совсем не будет смотреться на елке! Он будет на ней теряться. Роджер тепло улыбнулся – не столько ему, сколько погрузившись в приятные воспоминания. - Мы с господином директором спросили L именно о том же, Мелло. - И? Что он ответил? – жадно подались вперед все шестеро кандидатов в преемники. - Он ответил: «А кто сказал, что он должен висеть на елке? Шар совершенно не нуждается в ней, в помещении он прекрасно смотрится и на подставке. Да и ель не нуждается в шариках – ей гораздо лучше оставаться живой, в лесу. Это прихоть людей – соединять их друг с другом. Так почему, в угоду кому-то третьему, эти двое должны менять свою сущность, подвергаясь уродствам и даже смерти?», - Роджер усмехнулся, и бережно взял в руки прозрачный шарик. – И еще он сказал: «Думаю, если повесить бесцветный прозрачный шарик на елку в лесу, вместо того, чтобы ее срубить и потащить наряжаться – она тоже сочтет его идеальным». Он поднял глаза, ожидая смешков, и неожиданно столкнулся со слишком взрослыми взглядами. Они все даже не улыбались, очень серьезно смотря на него, до боли напоминая L.