All New, Faded For Her

      Каменный волк, гордо лежащий в центре зала, внимательно смотрел суровым взглядом на путников, которые пришли в его храм вовсе не для того, чтобы искать убежище. Более того, лишь один из них являлся эльфом, и ни один – рабом. Несмотря на внешнее спокойствие, Ужасный Волк, казалось, был готов броситься на незваных гостей в любой момент, разрывая их на кусочки своей смертельной пастью.       - Немного осмотримся, затем продолжим путь, - произнесла инквизитор Лавеллан, чувствуя, что отдохнуть, пусть и несколько минут, ей необходимо, поскольку в левой руке опять разливалась ноющая, рвущаяся наружу боль.       Искательница Кассандра Пентагаст с осторожностью осматривала трупы кунари, будто бы желая убедиться, что эти суровые рогатые воины внезапно не вскочат и не бросятся в бой с воинственными криками. Дориан забавлялся с магическим огнем, то разжигая его, то заставляя потухнуть, очевидно, получая от этого удовольствие. Коул, замерев то ли в немом восторге, то ли в страхе, не моргая, смотрел на каменного Ужасного Волка. Инквизитор же привалилась спиной к статуе Фен’Харела, закрыв глаза и крепко сжимая правой рукой левую, пытаясь отвлечься от боли.       - Завеса, - прозвучал голос Коула совсем рядом, отчего Лавеллан вздрогнула, - она ненастоящая, неестественная, созданная для того, чтобы сдерживать… Он вовсе не ужасный. Не разрешил мне идти следом, но я практически чувствую его здесь. Поет свою песнь в одиночестве... Совсем другой, тоскует по ней.       Инквизитор была поражена, услышав это. Хоть речи Коула никогда не были очевидными и простыми для понимания, ее не могли не насторожить слова, которые она уже слышала. Поет свою песнь в одиночестве. Совсем другой, тоскует по ней… Лавеллан тряхнула головой, отказываясь впускать в свой разум совершенно внезапную, как гром среди ясного неба, шокирующую мысль. Но взгляд ее упал на огромную фреску на стене, и внутри все будто оборвалось.       На фреске был изображен Фен’Харел, однако его лицо было скрыто тенью от накинутой на голову и плечи волчьей шкуры. Ужасный Волк избавлял угнетенных эльфов от валласлина, буквально забирая с их лиц позорные рабские метки. Позади него также стояли эльфы, которым он даровал убежище и свободу, с чистыми, радостными лицами.       Сердце инквизитора отбивало бешеный ритм, она не верила своим глазам. Ей не хотелось верить. Лавеллан обернулась, желая убедиться, что другие члены ее отряда ничего не заметили. Все по-прежнему были заняты своими делами, лишь Кассандра иногда поглядывала на инквизитора, беспокоясь о состоянии ее руки.       Беспощадное время многое стирало из памяти, но только не этот вечер, который Лавеллан помнила настолько явственно, будто это было лишь вчера. ***       Единственное, чего не помнила инквизитор, так это того, как долго они разговаривали с Соласом, сколько свечей успело догореть, прежде чем отступник взял ее руку и повел за собой в Тень. Лавеллан сразу узнала это место – скрытая от глаз поляна в Крествуде, которую украшали статуи двух каменных галл, обращенных друг к другу, а также небольшое озеро, в которое мерным потоком струился водопад. Приятные сумерки мягкими объятиями окутывали двух эльфов, на небе загорались звезды, а в шуме воды терялось стрекотание сверчков.       - Завеса здесь тонкая, чувствуешь, как щекочет кожу?       Инквизитор не ответила. Не нужно было слов. Уголки ее губ дрогнули. Она давно не чувствовала себя настолько спокойно и комфортно. Последнее время она не знала ни сна, ни отдыха, и лишь Солас стал отрадой ее души, успокаивая ее, вселяя уверенность в саму себя, в победу, в светлое будущее для ее народа. Солас остановился у озера и посмотрел в глаза Лавеллан, нежно касаясь ладонью ее щеки.       - Я долго думал, как показать тебе, насколько ты важна для меня…       - Звучит интригующе. И у меня есть пара догадок, - игриво отозвалась инквизитор.       - Учту это, - отступник улыбнулся, а Лавеллан залюбовалась его улыбкой, которую, в отличие всех остальных, хоть и иногда, ей доводилось видеть.       - Ты уникальна. Я никогда не думал, что во всем Тедасе найдется кто-то, кто сможет привлечь мое внимание. Ты стала для меня очень важной, даже не предполагаешь, насколько.       - Как и ты для меня, - Лавеллан улыбнулась, чувствуя, как трепещет сердце от таких теплых слов.       - Тогда я скажу правду – лучшее, что я могу тебе предложить.       Инквизитор внимательно посмотрела на Соласа, в глазах ее заиграли огоньки любопытства, сопряженные с чувством легкой тревоги.       Ком встал посреди горла отступника. Он так хотел рассказать ей то, что никогда не должен был скрывать.       - Твое лицо… валласлин, - совсем не те слова вырвались из губ Соласа, но за долгие годы одиночества он хорошо научился контролировать эмоции, потому внешне не проявил смятения и отчаяния. Эти слова звучали как жалкое оправдание, как очередная ложь.       - Во время странствий по Тени я узнал, что значат эти метки.       Лавеллан удивленно склонила голову набок, не понимая, к чему клонит Солас.       - Они славят эльфийских богов, - ответила инквизитор, хотя ее голос оплели нотки сомнения.       - Нет, это – метки рабов. Или, по крайней мере, являлись ими во времена древнего Арлатана, - кончиками пальцев отступник коснулся лба Лавеллан, повторяя эльфийские завитки.       - Хранитель моего клана сказал, что метки – это дань богам, это их символы, - пораженная инквизитор до последнего защищала традиции своего народа, отказываясь верить в то, что и сама являлась носителем позорного рабского знака.       - Верно. Господин клеймит раба метками бога, которому сам поклоняется. После падения Арлатана долийцы об этом забыли.       - Значит, долийцы и здесь все поняли неправильно? Пытаясь сохранить свою культуру, мы добровольно отдаем себя в рабство? Теперь я понимаю твое недоверие к моему народу, - голос Лавеллан задрожал от обиды и разочарования. Долийское происхождение, которым она всегда гордилась, вдруг показалось ей омерзительным. Инквизитор уткнулась в грудь отступнику.       - Не говори так, - как можно мягче произнес Солас, поглаживая Лавеллан по плечам, - долийцы совершили много ошибок, но они достойны уважения, ведь они вырастили тебя. Я не хотел причинить тебе боль. Я знаю заклинание. Если хочешь, я могу убрать валласлин.       Инквизитор легонько кивнула.       - Сядь, - Солас опустился на колени, увлекая с собой Лавеллан, и поднес обе руки к ее лицу. Из ладоней мага вырвался мягкий, теплый, чуть покалывающий кожу свет, который струящейся волной прокатился по лицу инквизитора.       - Ar lasa mala revas. Ты свободна, - заключил Солас, опуская руки и любуясь лицом Лавеллан, которое без валласлина стало для него еще прекрасней.       Отступник помог Лавеллан подняться. Инквизитор наклонилась к озеру, разглядывая свое отражение. Ей казалось, что из водной глади на нее смотрит совсем другой человек. Все-таки валласлин был частью ее самой на протяжении всей ее жизни, а сейчас… стоило привыкать к своему новому лицу. Впрочем, не столько ей самой, сколько окружающим.       Будто желая убедиться в том, что магия и правда подействовала, Лавеллан легонько коснулась пальцами лба, где совсем недавно красовались причудливые эльфийские узоры. Рядом с ней появилось отражение Соласа. Инквизитор повернулась к нему и посмотрела на отступника взглядом, в котором читались слова благодарности.       - Ты так красива… - Солас коснулся губ Лавеллан своими.       Озерная гладь отражала двух эльфов, сжимающих друг друга в объятиях, разделяющих самые нежные и сокровенные моменты.       - Ты удивительная, - прошептал Солас, оторвавшись от губ Лавеллан и заглядывая в ее сияющие аметистовые глаза. В этот сладкий момент, поддаваясь своим желаниям и соблазнам, он готов был отречься от всего на свете ради нее… Но неожиданно отступник будто вышел из комы, волшебство закончилось, в душе тревожно заскулил волк.       - Я отвлек тебя от твоих обязанностей, больше такого не повторится, - Солас сделал шаг назад, мягко отстраняя руки Лавеллан.       Инквизитор была поражена. Этой фразой Солас будто бы поставил крест на всем, что между ними было. Ей не хотелось, чтобы это было правдой, не хотелось верить, что это было сказано всерьез, тем более, лицо Соласа выражало сожаление и скорбь.       - Ar lath ma [1], Солас, я не откажусь от тебя! – Лавеллан хотела обнять его, но отступник вновь увеличил расстояние между ними.       - А стоило бы... – Солас закусил губу, понимая, что из него рвутся слова, которые он слишком долго держал внутри, слова горькой правды, что не должен был от нее скрывать.       - Что бы ты ни искал, мы сможем найти вместе! – это был не крик, а стон отчаяния, вырвавшийся из груди инквизитора.       - Я не могу… - Солас опустил взгляд, не в силах больше смотреть на Лавеллан.       - Но почему…?       - Однажды ты поймешь, vhenan, - отступник резко развернулся.       - Banal’abelas banal’vhenan… [2]! – воскликнула инквизитор, но в ее голосе прозвучал не упрек, а лишь жалобная мольба.       Солас не оглянулся. Хотя эти слова вонзились в его спину каскадом из тысячи жалящих стрел. Он знал, что Лавеллан смотрит ему вслед растерянным, разочарованным взглядом, в котором наверняка блестят слезы.       С того самого вечера инквизитор изменилась. Она старалась вести себя как обычно, не выражать внешне свою боль, ведь вокруг ее и так было предостаточно. К тому же, для многих леди-Инквизитор была олицетворением надежды, силы, которая может сокрушить любое зло. Лавеллан стала меньше времени проводить среди своих товарищей, на их расспросы о плохом самочувствии она отмахивалась, ссылаясь на физическую усталость. Лишь иногда, по пути в библиотеку, инквизитор ловила печальный взгляд Соласа. Так прошло несколько дней.       - Коул? – Лавеллан удивленно подняла взгляд на юношу, который, двигаясь тише самой тени, вошел в комнату и уже несколько минут, стоя на расстоянии вытянутой руки, сострадательно смотрел на нее.       Инквизитор, пытаясь хоть как-то отвлечься, проводила много времени в ставке командования, заставляя себя разглядывать карты и продумывать очередные бессмысленные и неосуществимые стратегии, лишь бы не думать о собственных переживаниях, которые терзали ее изнутри когтистой лапой.       - Что ты здесь делаешь?       - Я здесь потому, что нужен тебе, - Коул робко помял свои пальцы, - новое чувство, раньше его не было. Смятение. Непонимание. Так много вопросов.       В груди у Лавеллан кольнуло: она догадывалась, что от всеобъемлющего взора Коула трудно будет утаить свои собственные проблемы. Инквизитор лишь надеялась, что демон сострадания будет куда больше занят, помогая многочисленным раненым, вместо того, чтобы интересоваться содержимым ее сердца.       - Я… - Лавеллан запнулась. Она не знала, что сказать. Коул приблизился и посмотрел ей в глаза.       - Ar lasa mala revas. Ты свободна. Ты так красива… - тихо произнес Коул.       Сердце инквизитора дрогнуло, а к ее щекам прилила краска. Юноша копался в ней, в ее голове. Он прикоснулся к самому заветному, самому интимному. И Лавеллан, с одной стороны, хотела его остановить, ведь залезать в чужие, столь сокровенные воспоминания, невежливо даже для демона. С другой стороны, ее сердце забилось чаще, ведь Коул мог ей хоть что-то объяснить, помочь понять… Она замерла в ожидании, практически задержав дыхание.       - А потом, - глаза юноши удивленно округлились, - потом он ушел, оттолкнул ее. Она осталась одна. У нее теперь новое лицо, чистое. Но она не понимает, она смущена. Она думает, что дело в ней…       Лавеллан была готова схватить и как следует тряхнуть Коула за плечи, лишь бы он продолжил, ответил хоть на некоторые из столь многочисленных, терзающих ее вопросов.       - Ему больно. Внутри него давняя, глубинная скорбь. Одинокая песня. Она настоящая. Значит, такими могут быть и другие. Это меняет все. Но ничего изменить не может. Они спят под завесой зеркал, спрятались, скорбят. Чтобы их разбудить… - юноша вдруг застыл и захлопал широко открытыми глазами, - ку-куда все исчезло?       - Ты здесь не поможешь, Коул. Не надо про это.       Инквизитор вздрогнула и обернулась. В дверях стоял Солас со сложенными на груди руками. Он старался не смотреть на нее.       - Спасибо, Коул, - Лавеллан взяла лицо юноши в ладони и с благодарностью посмотрела в его блестящие от слез глаза. Она направилась к выходу, но остановилась, поравнявшись с Соласом.       - Я лишь надеялась, что Коул скажет мне больше, чем сказал ты, - взгляды инквизитора и Соласа встретились.       Каждый из них готов был сжать другого в объятиях, кричать о своих чувствах на весь Скайхолд, поклясться перед Митал, Создателем, перед кем угодно, в настоящей и искренней любви... Но между ними будто выросла ледяная стена. Которая, нет, не охладила их чувств, но отгородила их, сделав далекими, тонущими в омуте недосказанности и замкнутости. Коул, ощущая всем своим естеством такую бешеную гамму чувств, всхлипнул.       - Почему ты ее оттолкнул?       - Мне пришлось, у меня не было выбора, - Солас тяжело вздохнул, отводя взгляд от лица инквизитора.       - Ему необязательно петь свою песнь в одиночестве. Совсем другой, тоскует по ней...       - Извини, Коул, но эту боль ты утолить не сможешь.       Лавеллан, с грустью опустив голову, удалилась. Солас посмотрел, было, ей вслед, но понял, что готов броситься за ней, потому поспешил отвернуться. ***       - Инквизитор! Якорь! – крикнула Кассандра, блокируя щитом мощную атаку свирепого кунари.       Этот голос словно вытащил Лавеллан из оцепенения. Последние несколько часов казались сном, который то становился ярче, то, наоборот, расплывался, представая перед глазами единой серой массой. Она позволила себе утонуть в воспоминаниях, перестав отдавать себе отчет в событиях настоящего. Но все это время в голове пульсировало лишь одно слово: «Солас…». Инквизитор вдруг осознала, что ее левая рука разрывается от боли, зловещий зеленый свет извергается из метки. Выронив лук, Лавеллан вскрикнула.       - Пусть Солас что-то сделает с меткой, пока не стало хуже! – прокричал Дориан, направляя на кунари мощную электрическую волну.       Руку поглотила нестерпимая боль, Лавеллан ухватилась за останки разрушенной колонны, пытаясь не упасть без сознания. Воин-кунари бросился на нее, но Коул, подобно стремительному хищнику, оказался у него за спиной, и ювелирным движением вонзил клинок в брешь меж его доспехами.       - Песнь волка все громче… Я могу помочь тебе.       - Нет, Коул, Я должна спасти его!       - Инквизитор, эллювиан! Идите же, мы задержим их! – Кассандра глубоко вонзила меч в тело кунари, тут же уворачиваясь от очередной атаки.       Лавеллан больше не могла держать лук, она ничем не могла помочь в бою, потому, бросив последний взгляд на свой отряд, героически отбивающий нападение грозных рогатых воинов, и собрав остатки покидающих ее сил, она бросилась к огромному зеркалу.       Вспышка яркого, слепящего глаза света, хрустальный звон… и вот инквизитор оказалась по ту сторону эллювиана, в живописном горном месте, представлявшем собой осколки древней цивилизации, затопленные прозрачной водой и поросшие светло-зелеными листьями кувшинок. Однако первым делом Лавеллан заметила далеко не окружающие красоты. Она испуганно отшатнулась, ведь прямо перед ней простиралась армия кунари. Застывшие прямо в момент атаки, с открытыми в устрашающем крике ртами и глазами, полными ярости. Эта каменная армия внушила бы ужас даже в самое бесстрашное и стойкое сердце. Что за сила могла сотворить такое с самыми свирепыми войнами Тедаса?       - Ebasit kata. Itwa-ost…       Ветер донес до ушей Лавеллан чужеродные слова, произнесенные самым родным и желанным голосом. Сдерживая выпрыгивающее из груди сердце, инквизитор бросилась вперед, огибая каменных кунари, забыв обо всем на свете, даже о своей ужасно ноющей руке.       - Maraas kata! – второй, грубый, несломленный голос подсказал Лавеллан нужное направление. Она взбежала вверх по каменным ступеням, отчетливо наблюдая впереди два силуэта на фоне огромного зеркала-эллювиана.       - Твое войско проиграло. Уходи, и передай Кунари, чтобы больше меня не беспокоили.       Озлобленное рычание. Запыхавшаяся инквизитор успела увидеть, как предводительница кунари, досаждавшая ей последние несколько часов, обратилась в камень, присоединившись, таким образом, к своему отряду. Она застыла в момент атаки, намереваясь метнуть копье во вторую фигуру. Высокую, стройную, облаченную в сияющие доспехи, отделанные мехом. Фигуру, что стояла к Лавеллан и нападающей кунари спиной, как ни в чем не бывало, сложив руки в расслабленной позе. Но эту фигуру инквизитор не могла не узнать, ведь столько раз она видела его во сне, столько раз грезила наяву, воображая, как однажды он явится, попросит прощения, объяснит, почему покинул ее на целых два года…       - Солас...       Отступник медленно обернулся и приблизился к Лавеллан. Трудно было сказать, что выражало его лицо, но это и пугало, ведь инквизитору до последнего хотелось верить, что в этом эгоистичном лжеце еще остались хоть какие-то чувства к ее истерзанному сердцу. Внезапная вспышка боли в руке заставила Лавеллан вскрикнуть и упасть на колени. Взгляд Соласа тут же нашел метку, его глаза сверкнули, и боль в руке инквизитора в одно мгновение прекратилась.       - Теперь мы можем поговорить. У тебя, верно, много вопросов… - отступник грустно улыбнулся.       - Часть из них уже не нуждается в ответах. Я знаю, кто ты. Ужасный Волк. Фен’Харел, - искра обиды и злости прозвучала в словах инквизитора. Она пыталась говорить как можно более холодно, агрессивно, отстраненно, с упреком, но получалось плохо, ведь нежный взгляд Соласа заставлял желать ее лишь одного – упасть к нему на грудь и разрыдаться.       - Ты продолжаешь меня удивлять… - мягко ответил отступник. – Когда-то я был Соласом. Фен’Харел – это позорное имя, данное мне ложными богами, которое я сделал предметом гордости, чтобы внушать надежду в друзей и страх во врагов. В точности, как это делала леди-Инквизитор…       Лавеллан молчала, поджав губы и потупив взгляд, впитывая каждое слово.       - Теперь ты знаешь… Помнишь то старое долийское проклятье: «Чтоб тебя Ужасный Волк забрал»…? - Солас осекся.       - И он забрал, - пробормотала Лавеллан, отчаянно мотая головой, - ma harel lasa… [3]       - Лишь недоговорил, - древний бог никогда бы не подумал, что будет оправдываться перед кем бы то ни было, пусть и долийкой, пусть и инквизитором, невольно ставшей частью его планов, но сейчас это было важнее всего, ведь ему никогда еще не было так тяжело на сердце.       - Ma lasa banal’ghilana! [4] – прокричала инквизитор, ударив Соласа в грудь, выливая тем самым всю боль, обиду, что копилась в ней два года.       - И что я должен был сказать? Что я главный злодей из мифов твоего народа? – Солас чуть повысил голос, глядя в непреклонные, обвиняющие его глаза Лавеллан.       - Ты должен был мне довериться!       Взгляд Соласа смягчился. Он знал, что она по-прежнему любит его, несмотря на всю боль, которую он причинил ей своим молчаньем, иначе она бы не зашла так далеко, не искала бы возможности встречи с ним. Он знал, что она права: он должен был ей довериться.       - Ir abelas , vhenan… [5] - только и смог виновато произнести Солас.       - Tel’abelas! [6] Если ты любишь меня, почему не сказал мне правду?       - Если бы я сказал тебе, кто я, тебе бы пришлось нести мое бремя… - Ужасный Волк отвернулся, впервые испытывая глубочайшее презрение к самому себе.       - Но я хочу этого. Ma ghilana, vhenan… [7] - ком встал посреди горла Лавеллан. У нее больше не осталось злости и обиды, она была готова простить его, лишь бы он больше не покидал ее, никогда. От этих слов возлюбленной Солас был готов отчаянно завыть.       - Метка, что ты носишь, Якорь, получена тобой в результате воздействия моей Сферы, - отступник резко перевел тему, понимая, что объяснений его поступков инквизитор ждет не меньше, чем проявлений чувств. – Я освобождал свой народ от ложных богов, ломал цепи тех, кто желал присоединиться ко мне. Именно ложные боги, Эванурис, окрестили меня Фен’Харелом. Когда они зашли слишком далеко в играх со своей властью, я создал Завесу, и навечно изгнал их. Этим актом я освободил эльфийский народ, но уничтожил их мир… Они стали смертны, время эльфов закончилось, и началась эра людей.       - Наши легенды… мы ошибались насчет тебя, ты вовсе не предатель, лжец и обманщик. Ты лишь хотел блага для своего народа. Я видела это, пока путешествовала по Перекрестку, - Лавеллан, сама того не заметив, начала защищать злого хищника, которым ее пугали в детстве. Но в голове все переворачивалось. Ужасный Волк создал Завесу. Барьер, отделяющий мир людей от мира духов. И этот самый древний бог стоит сейчас перед ней. Этот древний бог сопровождал ее в странствиях, помог сокрушить Корифея, этот древний бог забрал ее сердце.       - Ты видела иную историю, написанную во времена отчаяния. Эта история восхваляет меня куда больше, чем я когда-либо заслуживал… - Солас почувствовал, как его сердце вновь наполняет давняя скорбь.       - Солас, - Лавеллан осторожно коснулась его плеча, пытаясь всеми силами показать, что она рядом с ним, - это в прошлом. Что будет дальше?       - Долгие годы я спал во мраке, миновали бесчисленные века и войны. Совсем слабым, я очнулся за год до встречи с тобой. Мой народ пал из-за моей попытки избавить их от Эванурис, однако есть надежда на восстановление эльфов. Я спасу свой народ. Даже если это означает, что твой мир должен погибнуть…       Он ждал гнева. Ждал боли, превосходящей ту, что он уже ей причинил. Ждал, что она бросится на него с воинственными речами о том, что он лишь омерзительный и ничтожный злодей, который падет от справедливой руки Инквизиции. Но она молчала. Долго молчала, а затем произнесла слова, которые, словно острейшее лезвие, резанули сердце отступника.       - Я пойду с тобой до конца, Солас. Позволь мне помочь тебе.       Ужасный Волк пораженно посмотрел на Лавеллан. Ее взгляд был решительным, она говорила искренне. Всеми силами души отступник желал, чтобы она его возненавидела, чтобы поклялась остановить его любой ценой, чтобы она сказала, что между ними все кончено. Ему было бы намного легче принять ее злость и ненависть. Но она хотела идти следом за ним. Она по-прежнему любила его и верила ему, и это казалось Соласу невыносимым.       - Я не могу так поступить с тобой, vhenan, - никогда слова не давались отступнику настолько тяжело. Он тоже любил ее, всем своим сердцем. Но он не желал ей такой участи.       - Ты не должен быть один, Солас. Не бросай меня, только не сейчас, я не вынесу этого, - взмолилась инквизитор, глядя в глаза Ужасному Волку без капли страха и тени сомнений.       - Я иду по Din’anshiral [8]. Я не хочу, чтобы ты видела, каким я стану… Это моя битва. А тебе стоит думать об Инквизиции. Твоей Инквизиции. Тебе удалось предотвратить нашествие Кунари. Они могут переключить свое внимание на Тевинтер, это даст тебе несколько лет покоя.       - Какой смысл думать об Инквизиции и об этом мире, если он все равно погибнет?! – возмущенно воскликнула инквизитор. Ей не нужен был мир без него...       - Мне не приносит радости то, что я должен сделать. Я не монстр, как Корифей. Ты показала мне, как ценен этот мир… - Солас мягко коснулся рукой щеки Лавеллан, - и если ему суждено погибнуть, то я хочу, чтобы в нем царил покой.       Слезы заполонили глаза инквизитора. Она готова была упасть перед ним на колени, умолять его не бросать ее, наплевать на религию своего народа и навеки отдать себя в услужение Ужасному Волку, лишь бы быть рядом с ним. Но в руке предательски нарастала очередная волна боли…       - Солас, Якорь… становится только хуже, - сквозь зубы процедила Лавеллан.       - Я знаю, vhenan, и у нас кончается время… - голос Соласа дрогнул. Он собирался сказать что-то еще, но мучительный крик, вырвавшийся из груди инквизитора, заставил его опуститься на колени, подхватывая падающее тело Лавеллан. Ее рука искрилась ядовито-зеленым светом, очевидно, причиняя своей владелице неописуемую боль.       - Метка убила бы тебя, но мне удалось тебя выманить сюда через эллювианы, и я могу тебя спасти, - рука Соласа крепко сжала левую руку инквизитора, будто бы тем самым пытаясь облегчить ее страдания.       - Солас, var lath vir suledin…! [9] – слезы скатились по обеим щекам Лавеллан, губы дрожали в безмолвной мольбе.       - Как бы я этого хотел, vhenan… - на щеке Соласа блеснул одинокий влажный след. – Любимая… - он придвинулся ближе, в последний раз заглядывая в аметистовые глаза Лавеллан и оставляя на ее губах нежный, горько-сладкий поцелуй.       А потом он ушел, молвив лишь прощальное «Я тебя никогда не забуду…». ***       Свежий ветер развевал ее волосы, чуть тронутые позолотой, точь-в-точь как шкурка редчайшей золотой галлы. Управлять конем одной рукой было непросто, однако бывшая леди-Инквизитор приноровилась орудовать поводом. Остановив коня на холме, она спешилась и обратила свой взор вдаль. Туда, где лучи заходящего солнца скрывались за высокими горами, отражаясь в снежных вершинах, в легких облаках, будто нанесенных на небо-холст ненавязчивым движением руки художника. Она поклялась, что не оставит попыток найти любимого, чего бы ей это не стоило.       Лавеллан стояла одна, глубоко вдыхая прохладный вечерний воздух, поеживаясь в ожидании наступления сумерек. Она знала, что из дремучего леса позади на нее смотрят печальные глаза одинокого Волка. ***       Перевод некоторых слов и фраз: [1] Я люблю тебя. [2] Жестокий и бессердечный. [3] Ты солгал мне. [4] Ты ввел меня в заблуждение. [5] Я сожалею. [6] Нет, не сожалеешь. [7] Я хочу разделить с тобой твое бремя. [8] Путь смерти. [9] Я верю: наша любовь сможет все преодолеть. И, конечно же, "vhenan" - сердце.