Всего лишь женщина

      После того, как за барабанщиком наконец закрылась дверь, в номере резко стало холодно. Флор поежилась, обняла себя руками и подошла к окну, наблюдая за тем, как Ханнес идет в сторону такси, разговаривая с кем-то по телефону. На улице моросил мелкий дождик, делая шведа похожим на промокшего бездомного кота. Янсен невольно хмыкнула и тут же вздрогнула от звуков своего голоса в пустой безмолвной комнате. Стало неуютно. Из приоткрытого окна подуло промозглой утренней свежестью, от которой по обнаженному телу женщины пробежали мурашки. Но на одевание не было ни сил, ни желания. Тогда она достала из чемодана мягкое покрывало, укуталась в него, представляя себя маленькой гусеницей, которая спряталась в своем непробиваемом коконе от всего мира, и села на подоконник, глядя на город.       А спрятаться и вправду хотелось. От всего и сразу. Осознав все, что натворила прошлой ночью, вокалистка громко шмыгнула носом. Мало того, что она позволила себе физическую слабость в присутствии Ханнеса, так еще и эмоционально полностью отдалась процессу. Но самое мерзкое во всем этом было то, что этой ночью она впервые пожалела о том, что связала себя обязательствами с Эмппу, впервые осознала, что уже не испытывает к малышу тех чувств, которые можно было бы назвать любовью. Однако это не оправдывало ее в собственных глазах.       Две большие слезы скатились по ее щекам, оставляя на них соленые дорожки. Чувствуя себя полным ничтожеством, Флор провела рукой по гладкой поверхности стеклопакета, закрываясь от собственного отражения. Предательница. Это все, что она могла сказать о себе сейчас. Ни одна уважающая себя женщина не стала бы ложиться под первого встречного мужчину только для того, чтобы заглушить негативные эмоции, полученные от другого мужчины. А она легла. Стала подобной тем, кого сама же презирала. Шлюха.       Слезы продолжали неконтролируемо течь по высоким скулам, падая на тонкие губы и обжигая их тем самым огнем, который появляется в моменты раскаяния. Ей так хотелось признаться во всем Эмппу, но она понимала, что весть об измене разобьет малышу сердце, и вся группа расколется на два враждующих лагеря. Флор уже отчетливо представляла себе, как поклонники и коллеги по цеху будут говорить, глядя ей в спину: «Вот идет Янсен, эта презренная дура и неудачница, которую выгнали из культовой симфо-метал группы за связь с малолеткой Ван Далом!», и разразилась новыми судорожными рыданиями.       Неизвестно, сколько времени прошло, когда она очнулась и вновь посмотрела на свое отражение в стекле. Мерзкое липкое чувство раскаяния постепенно отступало, сменяясь тупой болью в висках. Вокалистка медленно выдохнула, приходя в себя, но все происходящее все еще казалось ей страшным сном.       – Флор, ты здесь? – послышался робкий мужской голос из коридора, после чего в дверь дважды тихо поскреблись. – Нам через полтора часа нужно быть в аэропорту, и мы ждем только тебя…       – Черт! – она хлопнула себя ладонью по лбу и как была, в покрывале, открыла дверь.       На пороге переминался с ноги на ногу гитарист ReVamp. Вокалистка набрала воздуха в грудь и затараторила, дабы скрыть свое состояние:       – Извини, я немного проспала, но уже почти готова. Ждите меня внизу, через десять минут буду.       Не дав парню вставить ни слова, она быстро захлопнула перед ним дверь и навалилась на нее спиной. Чертов Ван Дал! Умудрилась из-за него забыть о самолете, концерте и вообще обо всем на свете! Так, Флор, дыши. Все будет хорошо…       Со скоростью ракеты она умылась, достала из чемодана джинсы и блузку и тут же молниеносно в них облачилась. Подойдя к зеркалу, она снова взглянула на свое отражение. Оттуда на нее смотрела мрачная опухшая физиономия с мутным взглядом, всклокоченными волосами и следами как минимум трехдневного недосыпа. Под каждым болезненно-красноватым глазом красовался огромный мешок, в котором поместились бы рождественские подарки для всех нидерландских сирот.       – Вот же черт! – выругалась Янсен, лихорадочно соображая, как за оставшиеся две минуты привести себя в божеский вид.       В поисках какого-нибудь крема или лосьона от мешков и темных кругов под глазами, она снова залезла в свой дорожный чемодан, однако ничего подходящего там не нашлось. Зато нашлись большие солнечные очки, непонятно зачем взятые в тур в апреле-месяце.       «Как чувствовала, что пригодятся», – подумала Флор, прикидывая, достаточно ли они прикрывают следы ее ночного недосыпа и душевных мук.       Результат ее вполне удовлетворил, поэтому, пробежавшись расческой по растрепанным волосам, она еще раз взглянула на себя в зеркало и отметила, что выглядит совсем не так уж плохо. Еще раз окинув взглядом гостиничный номер, она прокрутила в голове ночные воспоминания и закрыла за собой дверь, пожелав себе больше никогда сюда не возвращаться. Эта ночь должна остаться в этих стенах.

***

      Аэропорты были единственными зданиями, где Флор чувствовала себя человеком маленького роста: такое огромное здание заставит любого, даже самого большого человека, ощутить себя лилипутом. Пока парни из группы выгружали из автомобиля свои инструменты, Янсен, не слишком обремененная багажом, прошла вперед. Настроение ее за время поездки значительно улучшилось: парни шутили, рассказывали о том, как провели прошлую ночь на своем этаже, и мрачные воспоминания постепенно отступили, уступив место предвкушению вечернего концерта в новом городе. Как вдруг…       – Привет! – окликнул ее знакомый голос.       У Флор свело скулы – Ханнес был здесь. Хотелось провалиться сквозь землю, но подошедший Маттиас не дал ей этого сделать.       – Ханнес, здравствуй! – барабанщик тепло поприветствовал коллегу, пожав ему руку.       Прошлая ночь никоим образом не отразилась на его внешности: проклятый швед переоделся и выглядел как огурчик, а сейчас, в свете сотни огней аэропорта, был еще красивее, чем утром. Флор захотелось провалиться сквозь землю, забиться в любую щель, лишь бы не попадаться ему на глаза. Отгородившись от мира темными стеклами, она отвернулась, ища глазами стойку регистрации, где можно было сдать свой чемодан и взять посадочные талоны на рейс. Но ее маневр не остался незамеченным:       – О, Янсен! Чего не здороваемся? – нарочито громко произнес Ван Дал прямо ей в затылок.       – Здравствуй, Ханнес… – процедила Флор.       – Вижу, ночка прошла весело? – ехидно спросил он, заметив ее солнцезащитные очки, надетые в явно пасмурную погоду.       Парни из ReVamp дружно улыбнулись, оценив удачную шутку шведа.       – Не твое дело, – огрызнулась Янсен. Сейчас ей стоило огромных усилий не запустить в его красивое молодое личико свои ярко-красные когти.       – Чего это мы такие злые с утра пораньше?       «Будто сам не знаешь!» – очень хотелось ответить ей, но в присутствии коллег, с интересом следящих за их словесной перепалкой, она сдержалась. Впрочем, терпение ее было уже на исходе, и, будто чувствуя это, Ханнес продолжил:       – Судя по мешкам под глазами, вы, сударыня, ночь напролет долго и нудно драили полы?       Увидев ее в аэропорте, барабанщик почувствовал себя ужасно неловко, особенно учитывая тот факт, что ребят из Sabaton все еще не было. Опасаясь, что она подойдет к нему первой, Ханнес решил, что лучшая защита – это нападение, и, напустив на себя пуленепробиваемый вид, он пустил в ход своего «внутреннего мерзавца», который включался в нем каждый раз в подобной ситуации.       Переживания прошлой ночи тоже не давали ему покоя, царапая острыми когтями память и душу, и инстинктивно он решил вывести из себя и Флор, чтобы не страдать в одиночестве. С утра, в отеле, он чудом избежал ее ярости, теперь же ему было интересно узнать, как далеко нужно зайти для того, чтобы эта женщина по-настоящему взорвалась. Однако Янсен, с присущей ее возрасту выдержкой, решила не поддаваться на провокации, а подыграть ему:       – А вы что же, сударь, обладаете настолько острым рентгеновским зрением, что увидели мои мешки сквозь темные стекла?       Ее коллеги уже с нескрываемым любопытством поглядывали на эту странную парочку. Каждому было ясно, что этот конфликт – уже не просто шуточная перебранка друзей-музыкантов – здесь явно было замешано что-то еще. И парни догадывались, что это за секретный ингредиент, заставивший двух взрослых и уважаемых в мире метала людей грызться, словно дошкольники в песочнице.       – Нет, я, знаешь ли, экстрасенс в четвертом поколении, – самонадеянно заявил Ван Дал. – Да, не удивляйся, этот дар передался мне от прадедушки-шамана. С тех пор я вижу то, чего не видят другие…       – Например? – подняла одну бровь Янсен.       – Например, на тебе сейчас голубые трусики, – изрек барабанщик, глядя на нее сверху вниз откровенно насмешливо, чуть прищурившись.       Флор буквально физически ощутила шесть пар устремленных на нее мужских глаз, внимательно следящих за каждым движением ее лицевых мышц. Не в силах достойно ответить обидчику, она лишь молча сжала кулаки, настолько, что острые ногти до боли впились в ладони. Ханнес продолжал смотреть на нее; на его красивом, без единой морщинки, загорелом лице застыло омерзительно-насмешливое выражение.       Вдруг в гулкой тишине аэропорта откуда-то сзади послышался сдавленный смешок. Вокалистка обернулась – ее собственный клавишник, которого она считала почти братом, с трудом сдерживал улыбку, глядя в пол, чтобы казаться серьезнее.       Никогда, даже сегодняшним утром, она не чувствовала себя такой униженной. Захотелось вновь провалиться сквозь землю, ибо морально дальше падать было уже некуда. Вспыхнув, как генетически модифицированный помидор, Флор отшатнулась от мужской компании и бросилась подальше от них, от всех.       «Подлец Ван Дал! Сволочь! И эти тоже хороши! Предатели!» – твердила она про себя, плутая по коридорам аэропорта без какой-либо конкретной цели.       Наконец, увидев впереди спасительную синюю табличку с надписью «WC», вокалистка бросилась к заветной двери. Здесь, куда точно не проникнет ни один из них, можно было отдышаться и привести мысли в порядок.       Хотелось разрыдаться прямо здесь, но у одной из раковин «пудрила носик» какая-то фифа в леопардовом платье с умопомрачительным вырезом, и Янсен не осталось ничего, кроме как занять одну из кабинок. Плюхнувшись на унитаз прямо в джинсах, она уронила голову на руки и разревелась от обиды. Поступок Ван Дала и собственных коллег выглядел в ее глазах не иначе как предательством. Предательством и позором. Хотелось крикнуть: «Ван Дал, да сукин ты сын! Я же люблю тебя, что же ты делаешь!» Но Флор молчала, понимая, что адресату, в сущности, до одного мягкого и теплого места все ее признания. Не понимая причин столь резкой перемены в его отношении к ней, она с горечью глотала слезы, стараясь всхлипывать не слишком громко, чтобы «фифа» за тонкой гипсокартонной стенкой не услышала ее рыданий.       «Уважаемые пассажиры, вылетающие рейсом Коламбус – Детройт, просьба пройти для регистрации билетов и посадки в самолет!» – донесся до нее глухой звук из динамика.       Вспомнив, где она и зачем, собственно, сюда приехала, Флор попыталась подняться, но ощутила, что в ногах не осталось сил даже на то, чтобы встать. Переживания двух последних дней свинцовой тяжестью навалились на плечи, пригвоздив вокалистку к сидению белоснежного унитаза. Поняв, что теперь она наверняка еще и опоздала на самолет, Янсен зарыдала еще горше, уже не стесняясь остальных посетителей, восседающих на соседних насестах.