Лу Трейнор с любовью...

Кларк, Или лучше уже сказать Трейнор. Третий год пошел, как ты позаимствовала мою фамилию, ловко воспользовавшись моим, так сказать, безвыходным положением, а я всё ещё не могу привыкнуть называть тебя по-новому. И привыкнуть к нашей новой жизни. К моей новой жизни, которая раньше казалась нереальной, невозможной, фантастической, иллюзией, утопией, блажью. Такая жизнь была не для меня. Не для такого меня. Но это было до встречи с тобой. До того, как ты появилась в моей жизни в смешном платье, пока не рассказывала смешные истории про свои любимые полосатые колготки. С которых сейчас практически не вылезает Луи. Маленькое курносое полуторагодовалое чудо, наше с тобой чудо, чудо в буквальном смысле. Все вокруг твердили, что в моем положении я не смогу стать отцом, что я вообще не пригоден фактически ни на что. Но ты меня заставила поверить в другого меня. Почти прежнего. Нового, счастливого, сумасшедшего психа, который кроме ног да рук потерял ещё и голову. Потерял после встречи с тобой. И не жалею об этом ни минуты. Потому, что сразу понял, что ты моя. Я понял, что ты моя, когда ты появилась на пороге дома в своем смешном, вычурном наряде, когда кружился с тобой в танце на свадьбе, на которой женихом должен был быть я. Когда ты своей неловкостью доводила меня до смеха, чего не удавалось до этого практически никому. Я понял, что никогда не смогу отпустить твою руку в момент того температурного бреда, когда я, изнемогая от озноба, чувствуя, будто меня периодически перебрасывали с кипящего котла в ледяную прорубь, слушал твои мало связанные между собой истории о детстве и вообще слабо понимал, что происходит. Но в тот момент мне было так хорошо, как не было никогда раньше. В тот момент, когда ты забаррикадировалась вместе со мной в палате той самой злосчастной клиники, в которой должно было прекратиться моё на тот момент абсолютно бесполезное существование, когда мы целовались долго, искренне, страстно, потеряв счёт во времени, и даже не слыша, как в палату пытались достучаться. Как ты сидела у меня на коленях, а я кружил тебя на своей коляске в день нашей свадьбы. Когда твоя новость о том, что нас скоро станет трое, сопровождалась громким хоровым «Офигеть», а не стандартными радостными криками, когда, уже, будучи с довольно округлым животиком, целилась в нас с Натаном кожурой от бананов, которых ты употребляла в неограниченном количестве, когда мы подшучивали над тем, что у нас в доме появилась собственная обезьянка, когда врачи разводили руками, считая, что я априори не мог стать отцом, а мы доказали им обратное. Когда мне на грудь положили маленький, красный, дико орущий комок, а я целовал его, заливаясь слезами. Я понял, что ты моя сразу. Как только увидел. Просто, идиот, не хотел признавать этого тогда. Просто боялся. Как потом оказалось, боялся собственного счастья, собственной судьбы. Три года. Три года, Кларк-Трейнор. И если ты обнаружишь таки этот файл с розовыми соплями на моем компьютере, не воспринимай эти сантименты всерьез. Знаю, ты не любишь телячьих нежностей. И сейчас, когда у меня с одной руки торчит плановая вечерняя капельница, а на другом плече сладко сопишь ты после бурного дня– очередной зуб Луи даётся ой с каким боем– я повернул голову, чтобы поцеловать тебя в нос. Ты такая смешная, когда спишь. У вас с Лу даже одинаковые позы для сна- рукой под щёчку, морща во сне носик. Спокойной ночи, мои мисс и миссис Трейнор. Искренне ваш, Папа Уилл.