В таком духе?

Ник вздыхает и отворачивается к окну. Мария молча смотрит ему в спину и закусывает губу. Она хочет сказать хоть что-нибудь, но все слова кажутся лишними. Ник все не оборачивается, и тишина становится все ошутимее. Будто давит, оседает на коже. Но Мария вдруг не смеет её нарушить. В тишине не так опасно. - Какой срок? - спрашивает Ник наконец, все так же не оборачиваясь. Вопрос кажется Марии до ломоты в зубах правильным, но несущественным. Ей приятно услышать именно его, но она не позволяет себе увлечься этой иллюзией нормальности. - Восемь недель, - говорит она, а потом добавляет, чуть скривившись: - ребёнок от тебя. Он твой, Ник. Фьюри оборачивается. Резко, порывисто, и на лице его написано такое удивление, что Мария чувствует себя полной дурой. Разумеется, он не собирался спрашивать. А потом он улыбается, и от вспыхнувшей вдруг надежды становится больно. Конечно же, ничего не будет просто. Никогда больше. Но Ник улыбается. - Ты оставишь его? В голосе вопрос, искренний, не для проформы. Марию будто окатывает страхом. Она скорее умрет сама, чем даст убить его ребёнка. Но, если он спрашивает, значит, готов ей позволить? А потом и это наваждение рушится. Мария дергает уголком губ, злясь на себя. Как вообще он может не позволить!? Приказом что ли!? - Я хочу оставить, - говорит она и отводит глаза. В этом жесте незнакомая ей растерянность и непривычная слабость. А ещё невысказанная просьба. Ей нужна сейчас помощь, но сказать вслух она не решается. Не время сейчас для просьб. Впрочем, и это она прекрасно понимает, для Ника Фьюри такое время не наступит никогда. Поэтому она просто молчит, предоставляя ему заметить или не заметить своё состояние. Она не знает, что именно он думает, когда усаживается перед ней прямо на пол и кладёт руку ей на колено. Мария поднимает глаза от подлокотника кресла, на котором сидит. - Это хорошая новость, - заверяет её Ник, и она не слышит ни единого "но". Впрочем, этого и не требуется. Все "но" теснятся в её собственной голове. Она и сама все знает. - Я не... - она замолкает, не понимая, как продолжить. - Что думаешь о Норвегии? - спрашивает Ник и прикрывает на секунду глаз, спокойно раздумывая. - Кажется, ты любишь снег? - Слишком далеко, - Мария снова упрямо сжимает губы. - Если я понадоблюсь... Ник качает головой и сжимает пальцы на её колене. От этого становится почти тепло. - Ты понадобишься ребёнку, - объясняет Фьюри очевидное, и она виновато кивает. - И вы оба должны быть в безопасности. Мария закусывает губу, ощущая удушливую горечь. - Не хочу в Норвегию, - говорит она, позволяя себе полминуты слабости. - Не хочу в отставку. Глаз Фьюри удивленно расширяется. И это понятно. До сих пор она никогда не теряла собранности. Но сейчас-то ведь можно! - Есть вариант, - негромко, раздумчиво говорит он, так осторожно, будто чего-то опасается, - подобрать ему хорошую семью. Приемных родителей. Так делают, ты же знаешь. Это ещё безопаснее. И никакой Норвегии. И никакой отставки. И Марии становится ещё страшнее от того, как сильно ей хочется согласиться. Ник хорош в этом, она точно знает. Малыш будет счастлив в выбранной директором семье. А сама она... У неё будет работа. Мария закрывает глаза и цепляется за его руку. Ей больно от этих мыслей. - Что мне делать? - спрашивает спокойно, не слушая пляшущие нервы. В конце концов, ей не пятнадцать, чтобы впадать в истерику от такой новости. - Поезжай в Норвегию, - говорит Ник, а потом добавляет просительно: - Пожалуйста. Или в Канаду. Или куда угодно. Тебе нужно работать? Не проблема. Устроишься в полицию. Я сделаю для тебя любые документы. Станешь тем, кем захочешь. - Не то! - Мария забирается в кресло с ногами. Решать нужно срочно, но она не готова решить прямо сейчас. Может быть, через пару минут решение найдёт её само. Но не сию секунду. - Скажи что-нибудь не рациональное. Не разумное. Она понятия не имеет, что это может быть. - Я люблю тебя? - горько усмехается Ник и переспрашивает: - В таком духе? Мария вдруг расслабляется и качает головой. Ей и самой смешно. Можно подумать, такое нуждается в обсуждении. Можно подумать, хоть когда-нибудь они узнают, сколько в этом их решении настоящего чувства, а сколько врожденной ответственности, не позволяющей бросить начатое дело. - Да, - говорит она наконец и кивает. - Да. В таком духе.