Здоровый больной

      В школу идти совершенно не хотелось, и далеко не из-за накануне случившейся ссоры, нет. Просто не хотелось. Одиннадцатый класс — синоним слова боль, разочарование, тоска, безнадежност и антонимк к счастью, веселью, беззаботности. Порядком уже надоело слышать от учителей последние новости, которые касаются предстоящего экзамена. Но ещё хуже — оскорбления. Неучи, идиоты, пустые головы, — каждый день, кроме воскресенья слышали не только мои уши, но и уши одноклассников. Ответить можно, только вот потом родителей в школу и объяснительная классному руководителю, завучу и директору. Я жду конец мая словно манну небесную и, надеюсь, дождусь.       Телефон, который мирно покоился где-то под кроватью завибрировал. Да уж, небеса, разочаровали меня вы сегодня. Думалось мне, что будильник не позвонит. Жаль, ошиблась. Склонив половину себя, выудила гаджет и... Удивилась. На экране высветилось фотография Маши. Нажав кнопку "принять вызов", приложу телефон к уху.        — Открой дверь, пожалуйста, — послышалось на том конце провода, и тут же сбросили вызов. Посмотрев в легком недоумении на экран, я всё же встала с кровати и поспешила к входной двери. Прокрутив замок, открыла. На пороге стояла Плетнева.       — Пустишь? — робко поинтересовалась подруга и посмотрела на меня щенячьими глазами. Делать нечего, пришлось впускать.       — Время видела? Половина седьмого утра, ты б ещё в три часа ночи пришла, Маш, ей богу. Что за срочность?— возмущалась я, двигаясь в сторону кухни: чай и пара сосисок сейчас сыграют на руку.       Вообще, в такую рань я не встаю даже под страхом смертной казни, но сегодня было что-то из разряда выходящее: магнитные бури, прилив океана, полнолуние, шабаш на одной из гор, мысли. Да, точно, мысли. Этой ночью я слишком много думала. Нет, конечно это случается часто, неудивительно. Но блин, этой ночью я думала о вопросе, который задал Матвей. Почему я испытывала острое чувство ненависти к этому парню? И было ли оно вообще? Ведь по сути, он мне ничего не сделал: осмотрел и отпустил. Ведь шутки, далёкие от нормальных, кидала я. Не он. По логике Матвей должен меня на дух не переносить, а тут наоборот.       Налив чай, нарезав хлеба и сосисок, я села за стол. Щёки как обычно надуты, руки скрещены — это мо личная поза, поза ожидания ответа.       — Я хотела бы извиниться за вчерашнее. Была не права.       — Здорово, — закидывая в рот бутерброд, ответила я. — Угощайся, — тарелку с бутербродами пододвинула Маше, — не бось ничего с утра не ела. Может, чай?       — Тась, ты даже не спросишь меня почему я подумала о тебе плохо? — отрицательно мотнула головой. На самом деле я сгорала от любопытства, но говорит вот так, прямо не хотела. — Серьёзно? — утвердительно качаю головой. — А я всё-таки скажу. Хочу услышать правду из твоих уст. Ты спала в кабинете Матвей, ну того, с лекции которого ты ушла, — глубоко вздохнула. Опять этот Матвей, он что, меня преследует? Маньяк в резиновых перчатках, блин.       — Ну спала, что дальше? Откуда взялось, что мы с ним парочка?       — Ну как, — Плетнева на секунда замешкалась, — он отменил все приёмы и даже, говорят, укрыл тебя пледом. Как по мне, так это кричит о многом.       — А кто говорит, а?       — Михалев.       Михалёв? Нет, я одна это слышала? Серьёзно, Михалёв говорит, что я спала на кушетке у гинеколога? Ему т откуда знать вообще, а? У него ж это, врач другой.       — Маш, у Михалёва уролог, а не гинеколог, задумался.        — То есть, ты хочешь сказать, что спала у уролога? — подруга щурится.        — Вариант, конечно, интересный, но нет, — последний глоток, бутерброд и взгляд на Машу. Вид у неё растерянный, будто я вновь сломала ей какую-то сцену из воображения. Боже, Плетнёва, до чего ты милая.        — То есть вас ничего не связывает?        — Маш, я гуманитарий, а он технарь и единственное, что нас может связывать это процесс зачатия. Правда его лет на пять раньше.        — Какая же ты язва, Каштанка! — бр, не люблю когда произносят фамилию. Сразу чувствую себя какой-то сукой, ну в плане, что сука — собака, а не матерное слово, которым леди выражаться непристойно.        — Знаешь, Машк, а ты ведь провинилась. Подумала обо мне невесть что. Нет, конечно то, что пришла сама — смягчающее обстоятельство, а в целом, — выжадающая паузу, думу думаю, мысли мыслю, вопроизвожу месть коварную, — а в целом, помощь твоя нужна будет. А пока жди, пятнадцать минут и идём в школу. — С этими словами я выскочила из-за стола и понеслась в комнату собираться.

***

      На моё большое удивление день прошёл довольно хорошо: меня спросили на литературе, проигнорировали на алгебре и поставили хорошую оценку за тест по экономике, — это, кстати, было вдвойне неожиданно. А ещё плюсом в копилку послужил Михалёв. Этот чёрт в брбчном костюме подошёл ко мне на перемене между вторым и третьим уроком, отвёл в сторонку и извинился за свои слова. Было весьма неожиданно. Но так как я человек не гордый, да и не слишком обичивый, простила сразу. И отпустила. Все грехи, не только за последние полгода, но и за все одиннадцать лет. Ох, эта выражение лица будет снится мне теперь ночью: обескураженно-удивленное и в тоже время счастливое, как у кота под валерьянкой.       После всех уроков, Машка извинилась и умчалась домой, позже, минут через десять пришло sms-сообщение о том, что она идёт сегодня на свидание. Просила материть, дабы был успех. В этом я отказать ей не могла.       В два сорок семь по местному времени я переступила порог квартиры: ключи на полку, туда же шарф и шапку, обувь на специальную полочку, ну а всё остальное предполагалось разбросать феншуем по комнате.       Ровно в три ноль-ноль я села обедать: макороны собственного приготовления и сосиски магазинного, а ещё чай и две булочки. Поесть я любила как и любой другой человек. Говорят, что истина в вине, а я счита: в еде. Ведь именно за трапезой тебя посещают невероятно глубокие мысли или... А нет, это туалетная симфония. Всё верно: истина в вине, смысл в еде, а глубокие мысли в туалете.       В три сорок восемь, — да, я очень долго ем: первое, второе, компот, десерт,— а вообще я просто ела и одновременно смотрела одну из серий довольно популярного российского сериала. Правда популярного в годы моей юности. Так, о чем я: в три сорок восемь на экране моего телефоне пылало оповещение от Машки, открыв его я была сильно заинтригована и уже надевала белые парадные носки.       Аристотель, второй столик от входа. Ты будешь удивлена.       Аристотель — это одно из известных кафе нашего города, там обычно тусуются школьники и студенты. Бюджетный чек, вкусная еда и уютная атмосфера. А ещё там пахнет шоколадом. Но это уже от меня плюс заведению.        В четыре двадцать девять я была на месте, благо идти от дома до кафешки было три солдатских песни. Зайдя в помещение, оглянулась по сторонам: за первым столиком сидела парочка из параллели, вроде Настя и Никита, за вторым какая-то незнакомая мне девушка с красными волосами, в углу я увидела Машку с её кавалером и открыла рот. Михалёв. Вот те поворот. На расстояние метров пяти-семи я увидела как щеки подруги в миг стали фиолетовыми. Боже правый, что творится. У меня либо глюки, либо крыша поехала. Но кажется два в одном.       Я удивлена, Мань. Очень. Но причём здесь второй столик?       Про Сашу потом, смотри в сторону кухни.       И я смотрела. Долго. Секунд девять. Но никого кроме Матвея я не увидел . Стоп. Я должна была удивиться Матвею? Блин, Плетнёва, что за детский сад.       Каштанка, я конечно знала, что ты ещё тот кусок льда, но не до такой же степени! У твоего гинеколога баба есть, да ещё какая! Красные волосы, пирсинг в носу и татушка во всю руку. Я лично в немом шоке.       Я вздохнула, закатила глаза и почему-то на пару секунд зажала крылья носа левой рукой. Затем выдохнула.       Мне плевать, Плетнёва.       Да это же удар ниже пояса! Каштанка, крепись!       Моя подруга слишком впечатлительная, а ещё с хорошо развитой фантазии. Вот что, спрашивается, она к этому Матвею прицепилась? Вот что он меня преследует? Прям ночной кошмар какой-то.       Но раз подруга хочет зрелища, то, пожалуй, будет оно.       Шаг.       Второй.       Третий.        — Матвей Игоревич! Какая встреча, — наклоняюсь, целую в щёку, — не думала что увижу вас здесь! В регистратуре сказали всё, покинули нас. Но в смысле, не в плане того, что белый халат превратился в белые тапочки, а в плане того, что практика закончилась. А вы знаете, у меня там всё болит и изнемогает от желания. Что порекомендуете? Может, личную встречу? Индивидуальный осмотр? Я оплачу, честно, — я говорю быстро, словно сдаю на оценку очередную скороговорку, пучу глаза и хлопаю ими. Стыдно, до жути стыдно. Реакция Матвея мне непонятна, сначала он удивился, затем смутился, сейчас смотрит с интересом.       — Девушка, милая, — обращается ко мне соседка Матвея по столу, — если у вас там всё так плохо, то я могу дать номер одного хорошего специалиста. Берёт ну очень бюджетное, всего пару котлет и гречка. Устроит? — что эта дамочка несёт? Хотя о чём это я. Тоже тут умом не сильно отличаюсь.       — Не стоит, Катюш, — "Катюш?". Противно. Что за елейный голос? Фу, Матвей Игоревич, фу так разговаривать.— Это моя давняя клиентка, я сам с ней разберусь. Таисия, — он делает паузу.       — Александровна.       — Так вот, Таисия Александровна, я к вам вечером заеду и мы обсудим вашу болезнь, — он лыбится. Кажется его лучший друг стоматолог, иначе откуда у него такая идеальная белоснежная улыбка?       — Хорошо, — стараюсь улыбнутьсяя нормально, а не волчьим оскалом. Вроде вышло. — Всего доброго, Матвей Игоревич. До свидания, Катюш, — а вот тут кажется был оскал. Ну ничего, не страшно.       — Всего доброго!       Ухожу. Гордо, красиво, выпячивая грудь и подбородок вперёд. Второй стараюсь назад.       Мощно, Каштанка.       Не мощно, а позорно.       Вот что я сейчас сделала? Где был мой светлый и чистый разум?