Люблю, когда ты грустишь

      Есть места, возвращаясь в которые чувствуешь, будто никогда оттуда и не уходил. Все, что было «между» — просто сон, или фильм про кого-то чужого. Уйти из этого места так тяжело…       Сидя на каменном «пеньке» она смотрела на переплетение ветвей глицинии. Цветы уже давно опали, но облако зеленых листьев и узловатые ветки тоже были красивыми. Вокруг царила тишина, иногда прерываемая звуком шагов редких прохожих и шуршанием автомобильных шин. Днем здесь всегда так шумно: толпы туристов торопятся осмотреть достопримечательности, громко делятся планами и впечатлениями, провожаемые устало-неодобрительными взглядами местных. А сейчас всего восемь вечера, но город уже спит. Она чувствует себя привидением — прохожие удивленно косятся на нее, ведь большинство туристов уже уехали, или ужинают где-то. В ответ она вежливо улыбается и отводит взгляд.       Здесь так хорошо думается… влажный воздух с ароматом хвои, цветов и моря успокаивает. Повседневная жизнь и ее проблемы так далеко, а может они и вовсе не существуют. Она ужасно любит этот город, а тихими вечерами он, безлюдный, принадлежит только ей. Он полон воспоминаний, и не все они приятные. Например, как она, запинаясь, говорит с человеком, по которому «тлеет» уже несколько лет. Он смеется, он вроде бы ей рад, но в глазах ни капли интереса. Раньше она боялась, что любит город только из-за него, ведь было бы очень грустно вот так нелепо потерять это место. Но нет… даже «разбитое» сердце здесь категорически отказывалось болеть. Сегодня, идя с океана к своей любимой беседке с пеньками, она вдруг остановилась на середине улицы, пораженная тишиной, и просто долго смотрела в небо, вдыхала чудесный воздух и улыбалась. Нельзя так любить одно место, а то даже друзья уже смеются. Многие любят этот город, его храмы, магазинчики, пляж. И ей они тоже очень нравятся, но здесь есть что-то еще…       По тротуару медленно идет невысокая худенькая бабуля, она замечает девушку на пеньке и останавливается. Та напрягается, ведь днем в тени беседки обычно отдыхают пожилые люди, может, бабушка недовольна. Девушка немного раздосадована, но старается не злиться, ей надоело быть язвой. Бабушка подходит поближе и с улыбкой говорит: — Какой хороший вечер, правда? — Да, действительно, — соглашается девушка. — Говоришь по-японски? — Да, немножечко, — ведь только так вежливо отвечать. Бабушка садится на пенёк напротив. «Устала наверно». — Ходила смотреть Большого Будду, да? — видимо бабушка, как и все местные, любит вежливые разговоры ни о чем. Наверное, проще будет вести беседу, если соврать. Будду она все-таки раньше видела… — Нет, сегодня не ходила по достопримечательностям… — неожиданно для себя говорит она. — Мне просто здесь нравится… атмосфера.       Ну вот, опять она сорвалась с вежливой формы на простую. — Атмосфера? — бабушка улыбается, — Что же тут особенного? — Что же? . и правда. Не знаю, — девушка осекается, ведь отвечать «не знаю», — совсем не вежливо, — Здесь просто много воспоминаний. И воздух такой чистый, и море я очень люблю. Даже немножко странно, но постоянно сюда тянет. А вы здесь живете? — Да, всю жизнь…. — бабушка задумчиво смотрит на ствол глицинии, будто он какая-то диковинка. — Правда? Как здорово! И даже не переезжали никогда? — бабушка отрицательно мотает головой, — Надо же… все мои знакомые постоянно переезжают. Я вам немножко завидую. Хотелось бы мне тут жить, и…       Девушке стыдно, что не получается выразить чувства не так примитивно. — Что здесь самое красивое? — неожиданно спрашивает бабушка. — Красивое? Храм на журавлином холме? Гортензии и море… — девушка старается придумать вежливый ответ, но тут ее почему-то прорывает, — Здесь недалеко есть улочка, нет, просто дорожка по склону горы. Сверху нависают ветви деревьев, в них пауки плетут паутину, мне там нравится, хоть я и боюсь пауков. Самое чудесное, что поворот на эту улочку с центральной, что ведет к станции, можно и не заметить. Сворачиваешь туда — и как будто пропал, и кроме птиц и листьев ничего не слышишь… Потом выходишь из этого туннеля, и над тобой летают коршуны — у них гнезда на вершине горы. Летом цикады там плачут так громко… Вроде бы ты в самом центре города, а вроде и один…       Девушка останавливается, боясь, что сказала что-о странное, но бабушка лишь кивает, улыбаясь. Почему-то девушке кажется, что она должна продолжать. — Днем так шумно, много людей, многие так весело улыбаются, про еду говорят. Иностранцы читают друг другу лекции по истории, смешно произносят названия, ошибаются, я даже злюсь, — девушка виновато улыбается, ведь она сама иностранка. — Я сама не всегда туристов терплю… — бабушка хихикает, прикрывая рот рукой.       Ох, как же это по-японски.  — А на океане после дождя так странно… Из-за влажности далеко не видно, и кажется, что стоишь на краю света, еще метров сто, и больше ничего нет. А если идти к станции не по главной улице, а в обход, то там так тихо… И людей почти нет. — Не любишь людей? — Да нет, что вы. Но иногда хочется побыть одной. А еще в таком настроении встречи с людьми ощущаешь по-другому. Как-то раз мне навстречу попались четыре девочки лет двенадцати, они пели песенку на два голоса. Я сама петь не умею, а у них так хорошо получалось. Они прошли, и снова никого нет. И я, как сумасшедшая, встала на середине дороги и смотрела по сторонам, на горы, небо… И кругом так тихо. Извините, я странности говорю, но в такие моменты чувствуешь, что это не просто туристический город с древней историей. Здесь такая жизнь… правильная? Извините, у меня с головой не в порядке, и я очень этот город люблю, — девушке стало ужасно стыдно за этот поток сознания. — Все хорошо… Ведь здесь так много воспоминаний, правда? Солнце сквозь листья клена, детский смех, его улыбка. Или как сердце колотилось, когда ты оставляла ему свою записочку.       Девушка испуганно дернулась. Будь она героиней книги или фильма, она бы потребовала у бабушки ответа. Откуда она все это знает?! Что это за розыгрыш? Но персонажи книг всегда думают быстрее обычных людей и легко дают остроумный ответ. Девушка лишь чувствовала противный страх, он жег и щекотал спину. Сказать что-то категорически не получалось. — Забавно, как ты боялась разлюбить город. И как радостно было смотреть на его огни с вершины журавлиного холма. Никак не получится его разлюбить… — бабушка зачем-то улыбнулась, как маньяк из фильма, и по-птичьи наклонила голову. Блики от фонаря заиграли на красивой заколке со стилизованными колокольчиками.       Девушка рассмеялась, и мерзкое чувство страха пропало. — Разве это плохо? Разве Вам не приятно, что кто-то любит город… просто так? Вас любит? — Уж очень быстро ты догадалась, даже скучно. — А вы хотели поиграть? Не надо было так быстро хвастаться моими воспоминаниями… и символику города на себя надевать. Хотя спасибо, а то бы я со страху умерла, — девушка замялась и нерешительно спросила. — И как мне вас называть? — Ты же знаешь, как меня зовут, — рассмеялась бабушка. — Камакура… сан?       В ответ — кивок и улыбка. Странно, как в ее внешности можно было прочесть всю историю города, если знаешь, что искать. Гордость древней столицы, готовность встретить любого врага, уверенность в своей силе… долгие годы обиды и одиночества. Она казалась такой стойкой, способной возродиться после любого бедствия. Какая она сейчас? Наверное, устала от тысяч людей, каждому из которых надо рассказать свою историю, показать, чем ты гордишься. Она выглядит так, будто не хочет выделяться. Многие бабушки каждый день ходят в кимоно, ничего в этом странного нет, но на ней обычная одежда. Только заколка с колокольчиками кажется старой, традиционной.  — Странно, что вы со мной заговорили. Каждый день так много туристов, так еще и одержимые вроде меня.  — А тебе жалко поболтать со старушкой?  — Нет, конечно. Просто сложно представить, как это — быть городом… или, кто вы вообще? Бог города? Душа?  — Я и сама не могу точно сказать. Ведь люди дают вещам имена и смысл. Я не человек, но люди меняют меня. Они дают мне символы, — она указала на цветы в волосах, — и я меняюсь в зависимости от того, какой смысл они им придают. Знаешь, что значат эти колокольчики?       Девушка покачала головой. Хоть хотелось знать всё о любимом городе, но этот момент она упустила.  — Чувство справедливости, честность, верность…  — Ну прямо мой гороскоп, — удивилась девушка, заслужив неодобрительный взгляд за перебивание собеседницы.  — А если даришь его, говоришь: «悲しんでるあなたを愛する»  — Ну точно мой подарочек, а то вся испечалилась, — буркнула девушка.       Бабушка задумчиво улыбнулась. Давненько она не чувствовала юношеского максимализма, глупой смены настроений, желания всего и сразу. И ведь она уже взрослая, всяко взрослее японских ровесников, ведь у нее впереди не такая длинная жизнь. Но все равно, бродит по ее городу, бросается в крайности, то улыбается, то сдерживает слезы. Глупый ребенок… но она ее не отпустит. Она ведь не сможет без своего города, совсем стлеет, несдержанный слабый ребенок. Сколько она слушала ее жалоб, просьб-молитв. Люди всегда о чем-то просят в ее многочисленных храмах. Тысячи просьб каждый день, а ведь она ничего с ними сделать не может, она не божество… наверно.       Лишь кому-то вроде этого ребенка она может помочь. Ведь ей хватит встречи с поющими детьми, красивым цветком, тишины и свежего воздуха, чтобы улыбнуться и верить… во что угодно. Она в этом не уникальна, много усталых одиночек живут в ее городе или приезжают отдохнуть. Но этот ребенок оставил ей кое-что ценное, когда уезжал, как думал тогда, навсегда. И до сих пор позволяет хранить. Поэтому она всегда ее слышит, знает, когда ей страшно, радостно, спокойно. Слышит стук ее сердца. Как можно быть такой переменчивой? Городу много столетий, он умеет терпеть и ждать, он никогда не одинок. Он честный и верный, и любит глупого иностранного ребенка, что приезжает… погрустить. — Ты ведь часто со мной говорила… — замечает Камакура, а девушка неуверенно кивает. — И мне захотелось ответить. — Но я ничего и не спрашивала. Разве что жаловалась. — Да, ты та еще плакса. И нетерпеливая еще. А всё твоя «любовь». Как будто дел других нет… А работа как же? — Хватит, «мама», — плаксивым детским голосом тянет девушка, но потом слегка хмурится. — Ведь нам обеим эта история успела надоесть. Я усвоила урок, как могла, теперь постараюсь не быть такой навязчивой. — Смешная ты, со своими поспешными решениями… Ладно, а я-то хотела показать тебе, как могло бы все получиться.       Девушка аж подпрыгнула от заинтересованности. — О! Как в кино? И вы сможете? — потом вдруг сникла. — Лучше не надо, а то я окончательно пойму масштабы ошибки. Будет очень обидно знать, как бы все было хорошо. Если б я была терпеливее…       Бабушка улыбнулась: дети так легко сдаются… Хотя хорошо, что она отказалась. Так у нее хватит сил сделать девушке подарок. Может, она использует подаренный городом шанс, может, останется. Камакуре кажется, что дом девушки так далеко, хотя ей, иностранке, пара десятков километров вовсе не кажутся расстоянием. Но тратиться не билет, когда вздумается, она не может. Да и быть в любимом городе одной, постоянно захлебываясь в воспоминаниях и мыслях об утраченных возможностях она не может. Камакура знает это, читая сердце как книгу. Девушка приезжает всё реже, а город хочет видеть ее всегда, быть для нее не мечтой, а жизнью. Ведь всей жизни ее может не хватить, чтобы увидеть всё красивое, что есть в городе. Столько хочется ей рассказать… А она, глупая, пропадает в чужом, шумном и душном городе. Камакуре странно не получать того, что она хочет. — Ну, раз ты не хочешь узнать будущее… — бабушка медленно встает. — Подождите! Я ведь не из-за него тут. Вы столько всего можете мне рассказать… — Извини, я слышу, кто-то идет. Другим меня не увидеть, но вот если застанут тебя, говорящую сама с собой, могут и полицию позвать. Было приятно с тобой поговорить, девочка. И мы обе знаем, что еще увидимся. К тому же, ты мне кое-что оставила…       Рука девушки дернулась к груди. Все-таки было в этой старушке что-то угрожающее. Бабушка легонько поклонилась, и пошла прочь; теперь на ней было роскошное черное кимоно с вышивкой, но в темноте было не разглядеть узора. Девушка вскочила и поклонилась ей вслед.       Изящный силуэт в кимоно скрылся за поворотом дорожи. Девушка выпрямилась и, тяжело вздохнув оперлась на каменный столик. Она не очень-то понимала смысл произошедшего. Послышались торопливые шаги — девушка стала лихорадочно шарить по карманам в поисках телефона, чтобы сделать занятой вид, но карманы были пусты. Из-за поворота показался среднего роста парень с торчащими волосами. Вдруг он остановился, поднял что-то с земли и пошел вперед, теперь уже медленно, разглядывая находку. Дойдя до беседки, он едва не столкнулся с девушкой, стоявшей на краю дорожки. Девушка посмотрела на него…       На фонарь сел огромный ворон. Он, склонив на бок голову, смотрел, как они удивленно смеются и начинают традиционный разговор ни о чем. Мужчина протягивает девушке веточку колокольчиков, которую подобрал на тропинке. Девушка с интересом рассматривает цветы, ведь их сезон еще не наступил. Говорят еще немного, он делает приглашающий жест в сторону станции, где всё еще людно и много уютных ресторанчиков. Ворон смотрит, как они медленно идут по дорожке и глухо каркает, пугая проходящую мимо женщину. Ей кажется, ворон смеется. 悲しんでるあなたを愛する。。離さない。** * — 悲しんでるあなたを愛する — Я люблю, когда ты грустишь ** — 悲しんでるあなたを愛する。。離さない — Я люблю, когда ты грустишь. Не отпущу