смешались люди, города, маршруты, мы продолжаем рваться и спешить… мне бы тебя ни с кем не перепутать, мне бы тебя найти среди чужих…
***
Она — вросшая душой в одиночество и книги. С волосами, как кора терновника и глазами цвета горького шоколада. Она чудится ему везде — на темных экранах, цветных обложках, отражениях в окнах. С искрящейся наивной радостью улыбкой и глазами, полными боли. С запутавшемся ветром в волосах. Ее образ, призрак стоял перед его глазами, и гнал его вперед. Прохожие шарахались от него, когда он в очередной раз попадал длинными ногами, обутыми в не по погоде синие кеды, в лужу, разбрызгивая грязную воду. — Вот ненормальный! Летит, как мотоциклетка! — чаще всего кричали ему вслед, но он пропускал упреки мимо ушей и бежал-бежал-бежал вперед, и телефон, на котором пару минут назад замигало короткое сообщение, будто бы обжигал.***
Он — спокойный и надежный. Высокий и стройный, с серыми глазами, темными, как грозовое небо. Она с болью смотрела ему вслед, когда он рассеянно скользил по ней взглядом и уходил с весело хохочущими друзьями. И зачем я здесь? Этот вопрос настойчиво бился в ее голове, раздирая барабанные перепонки. Она хотела полететь, всегда хотела глянуть вниз и сделать шаг. И полететь. Вот только я падаю — не лечу. Самой-то себе не лги. Бродит по коридорам города серая фигурка в тонком для марта черном пальто, каштановые короткие волосы развеваются, лезут в глаза, треплет их нещадный ветер. Поймите вы, люди, что есть проблемы — настоящие проблемы — не поломанный ноготь. Не разбитая кружка. Не будильник, прозвеневший позже нужного. Не промокшие сапоги и сорвавшееся свидание. Проблема — это когда ты один. Одинодинодинодин. Когда на улице у кошки, умирающей от голода, отмерзают лапы, а люди молча проходят мимо, отводя взгляд. Моя проблема — это ты.***
Пожалуйста, Анна, пожалуйста, дождись меня… Спотыкается. Едва удерживается на ногах и бежит еще быстрее. Но где искать ее? Искать ту, что решила уйти тихо, без рыданий и крика, как когда-то пришла? Так же незаметно, что была/не была? Равнодушный город, тонущий в предрассудках, словно прячет ее. Обезличивает. Джеймс останавливается и беспомощно оглядывается. Где же искать тебя, Анна? Отбрасывает назад иссиня-черные, немного длинные волосы, убирает с глаз косую челку и вдруг различает в окне пятого этажа хрупкую фигурку. Темные волосы, голова прислонилось к окну. В чем-то белом и длинном. Небо темнеет и сгущается перед грозой. — Анна! — кричит он пронзительно, задирая голову, забывая, что между ними толстое стекло и пара этажей. Да это и не важно. Потому что она слышит. Она слышит, поворачивает голову и начинает бить кулаками в окно, встав на подоконнике. Он кричит ей что-то, не замечая, как на него падают капли. Вскоре все вокруг скрывает плотная пелена дождя. Она мешает видеть им друг друга, и он, лавируя между прохожими, бежит к ее дому. Дрожащими пальцами набирает номер квартиры. Тишина. Он снова и снова звонит, не замечая презрительных взглядов бабусек у подъезда. Вокруг них всегда есть свора кошек, провожающая парня голодными глазами. Казалось, скажи он что-нибудь не то — это толпа разорвет его на кусочки. Открой же, Анна, пожалуйста… И внезапно дверь распахивается, чуть не долбанув его по носу. И на пороге стоит Анна, едва накинув тонкое для марта пальто.***
Она неверяще улыбается. Джеймс. Взъерошенный, мокрый и спокойный стоит около подъезда и дождь нещадно поливает его плечи, на которые он не потрудился надеть куртку. Она смотрит на темное грозовое небо и переводит взгляд на Джеймса. Его глаза — такие же. Глубокие. Опасные. Только в небе нет той дикой нежности, которую он прячет в своих глазах. — Анна… — выдыхает он и прижимает ее к себе. Она прячет лицо у него на груди. Кажется, слезы смешиваются с дождем. «Ты мне нужен», — написала она тогда, и ничуть не соврала. Он нужен был ей так, будто бы он воздух, будто бы он — Бог, который одним движением ладони, одним словом может изменить всю ее судьбу. Он закрывает глаза, прижимая ее к себе крепко, может быть, даже до боли. До боли у нее в костях. До боли у него в сердце. Дождь усиливается, но заходить обратно домой не хочется. Небо обнимает их.