Мамаша

— Знаешь, я всегда знала, что однажды буду свободно принимать тебя в своем доме. Уф-ф… Но никогда не думала, что это будет… Мх-х… связано с мазохизмом… — Не двигайся. — Н-нх… Сашка впилась зубами в подушку, чувствуя как под давлением челюсти скрипит ткань. Острые пальцы Хизаши ввинчивались в её крестец, разгоняя потоки чакры по системе. Это было чертовски больно. — Скажи честно, ты получаешь от этого удовольствие. Ты… ох, черт, мстишь мне за спарринг, да? Сашка едва оторвала голову от футона, но Хизаши, твердой рукой, тут же вернул её в исходное положение. Женщина сжала губы и тихо замычала — Хьюга таки нашел ту самую точку. Надавил на неё. Что-то внутри дернулось, стрельнуло, и низ туловища Александры скрутило в такой узел, что на глазах выступили слезы. Она ударила кулаком по полу. — Остановимся пока на этом. — Н-нет. Доделай. — Нельзя. На твоем месте я бы вообще не стал этого делать. Меридиональная система очень хрупка. Дай ей восстановиться самостоятельно. — Ты не на моем месте. Ласточкина шумно выдохнула и привстала на локтях, обернувшись к Хизаши. По его суровому лицу можно было и без слов понять, как он относится к просьбе Александры как можно быстрее поставить ее на ноги. В норме восстановление занимает пару недель, около недели, если шиноби обладает сильным здоровьем и предрасположенностью к высоким нагрузкам. Сашка же хотела поправиться здесь и сейчас. Поэтому, появление в особняке Учиха любовника опальной жены стало лишь вопросом времени. Ласточкина полностью обернулась и села на футоне. — Брось. Ты же знаешь, что я не могу отлеживаться здесь. Хизаши бегло посмотрел на дверь, за которой, как пес ручной, терся Яширо. Вернул свой взгляд Александре. Его широкая ладонь мягко накрыла ее руку. — Знаю. Ты просто не можешь удержаться, чтобы не ввязаться в историю. — Ты же знаешь, я — Учиха, — женщина усмехнулась, проводя большим пальцем по мослакам Хизаши. — Мне на роду написано влипать во всякие сомнительные истории. Она выдохнула, ненавязчиво потянув мужчину ближе к себе. Прижалась губами к его плечу, вдыхая только ему свойственный запах чего-то невесомо-цветочного, с легкой примесью мускуса. Хизаши обернулся, и Ласточкина почувствовала мягкое прикосновение его губ к своему виску. Он придвинулся ближе, обняв Александру за талию, чем она и воспользовалась, украдкой целуя Хизаши в губы. — Подлый Хьюга, — с чувством выдохнула она в губы мужчины, тепло улыбнувшись. — Знаешь, чем зацепить. Это было безумием — вот так сидеть в спальне собственного мужа, с мужчиной из другого клана, который был её любовником, на территории клана, к которому она принадлежала и с которым вела холодную войну. Но это было именно то, в чем Ласточкина так нуждалась сейчас. В передышке. В ощущении, что она может просто ненадолго расслабиться, прежде чем снова нырнуть в омут с головой. И что во время этой передышки никто не всадит ей промеж лопаток нож. Она отстранилась первой. Бросила мрачный взгляд на дверь, мысленно додумывая, во сколько погибелей пришлось согнуться Яширо, чтобы подсмотреть за ними. И прильнула плечом к плечу Хизаши. Его рука всё еще покоилась на талии Александры. Некоторое время они провели в уютной тишине, наслаждаясь близостью, в которой Ласточкина не переставала любоваться точеным профилем мужчины. Он действительно ей нравился. — Неджи часто спрашивает про Итачи. Он прикипел к твоему сыну. — Не надо. Мой сын его только плохому научит, — фыркнула Сашка, закрыв глаза. — Как и его папаша. Хизаши промолчал, крепко переплетя свои пальцы с пальцами женщины. Тема Фугаку была неприятна ему, как и всякому мужчине, вынужденному делить свою женщину с кем-то другим. Он знал, что Микото не живет с главой Учиха, что они не делят постель, что уже очень давно она отказала Фугаку в праве как на свое тело, так и на свое сердце. Легче от этого знания не становилось. — Фугаку, хах, — задумчиво и очень тихо буркнула она, полностью погрузившись в свои мысли. Она снова вспомнила их последний разговор. То отчаянье, с которым муж снова и снова повторял, что любит её. Хизаши нахмурился. — Он занимает твои мысли. — Только как человек, с которым мне приходится иметь дело. — Только ли?       Александра открыла глаза и внимательно посмотрела в лицо Хизаши. — Пока я не могу изменить того, что я его жена. Встреться мы с тобой лет пятнадцать назад, может быть тогда…       Ничего бы тогда не случилось. Пятнадцать лет назад он, как мальчишка влюбился в ту, что стала его женой. В мать Неджи. Она была его светом и его тьмой, она стала частью его души и часть та оказалась безвозвратно утрачена. Микото была хороша, она смогла разжечь в нем доселе незнакомое пламя, но она не была тем самым лотосом, невесомо качающимся на водной глади. К счастью для самой Микото, она понимала это и никогда не пыталась занять это место в его душе. Она просто была. Но и отпускать её так просто Хизаши был не намерен. Что за странное чувство? — … Хизаши? — мягкий голос позвал его. — Ты меня не слушал, так ведь? — Слушал, — соврал мужчина и уверенно кивнул. В конце концов, она всегда о чем-нибудь говорила и никогда не обижалась, если собственные мысли уносили Хьюгу далеко. И теперь, Микото хитро щурилась, словно видела его насквозь, легко качнула головой. — Тебе пора возвращаться. Ками знает, что успел напридумывать Яширо от недостатка информации. Она расцепила пальцы, но Хизаши не спешил отпускать женщину. Есть вещь, которую он должен был сказать ей. Которую он хотел сказать ей давно. — Через несколько дней Неджи… получит печать и станет полноценным членом побочной ветви. Ласточкина внимательно посмотрела на Хьюгу. О побочной ветви не знал только ленивый, но что конкретно происходило в ней не знал никто. Она хотела поддержать Хизаши, но не знала как. — Это же хорошо? — растерянно улыбнулась она, ещё не зная, какая реакция окажется правильной. Лицо Хизаши не выражало никаких эмоций. Он отрывисто кивнул. — Да. Что-то подсказывало Александре, что ничего хорошего в этом нет. *** Бездействие убивало, поэтому Ласточкина училась ходить. Медленно, шаг за шагом — сначала до ванной комнаты, потом до кухни, по узким коридорам, держась за стеночки. Час за часом, не пытаясь воспользоваться даже толикой запасов чакры. Училась заново полностью обходиться без неё. Благодаря пыткам Хизаши, которые он называл восстановлением, она вернула себе полный контроль над телом. Осталось только научить это тело правильно функционировать. — Я помогу. — Спасибо, куколка моя. — Мхнх… — Я больной человек, прояви хоть каплю сострадания! Ласточкина смеялась, через силу. Потому что нельзя показывать слабость. Улыбайся, корчи рожи, радуй тех, кто тебе дорог — чтобы они не теряли веру в то, что могут положиться на тебя в любой момент. Чтобы не уронить собственный авторитет. Итачи помогал ей готовить. Таскался за продуктами. Сидел с Саске. Ласточкина привыкала смотреть на мир через стекло. Поразительная ирония — она снова оказалась там, откуда пыталась вырваться. Стоило ли оно того? — Несомненно. — М? Мам, ты что-то сказала? — Нет, милый. Подай-ка мне вон ту тарелку. — А, ага… Она хотя бы помирилась с сыном. Казалось, после их разговора, Итачи словно преобразился. Он весь лучился, когда поддерживал ее за руку или помогал переступить через порог; когда таскал тяжелые сумки или помогал матери одеться. Потому что сейчас он был ей нужен, как никогда раньше. — Фугаку-сама велел передать, что сегодня не сможет вернуться в особняк. — С какой стати мне нужно об этом знать? — Думаю, это больше относится не к вам. Итачи-сан. Итачи кивает. Провожает Яширо задумчивым взглядом, пока расчесывает волосы Александры. На полу, рядом с ними, Саске, его пухлые пальчики опутаны красной нитью. Такая же нить на пальцах Александры. Они играют. Итачи говорит, что ему всё равно нечего делать. Саске плетет из красной нити незамысловатые фигуры, пока Итачи зачесывает волосы матери по пробору, от линии роста к затылку. Итачи улыбается. — Мам, ты проигрываешь. Александра моргает, смахивая с глаз пелену глубокой задумчивости, смотрит на Саске. Мальчик всё так же сидит на полу, держа перед собой опутанные нитью пальцы. Красная нить превратилась в незамысловатые фигуры: круги и треугольники. Нить в пальцах Александры закручивается только в неинтересный знак бесконечности. — Хах. Ты глянь, и вправду. Проигрываю. *** Ласточкина раскрыла настежь окно и свистнула. Свист этот прокатился по всему кварталу, от самого особняка до кромки горизонта, вспугнув сонных голубей. Яширо ворвался в спальню, широко распахнув дверь. В ярости уставился на Александру. — Даже не думайте, — предупредил он, наступая. — Глава приказал стеречь вас и наследников. — Ну так стереги, — с вызовом ответила женщина, отступая к окну. — Только придется выбирать: я или мальчики. Потому что я чувствую себя просто отлично. Это была ложь. Меридиональная система восстановилась достаточно, чтобы Сашка перестала влачить жалкое существование мешка с картошкой, но недостаточно для того, чтобы использовать клановые читы. Яширо метнулся к Ласточкиной, раскрыв руки, чтобы перехватить ее. Сашка пригнулась, рванула к окну. В этот момент у уха женщины пролетел кунай, впившись в татами ровно между ней и Яширо. — Не опоздали? — в проеме показался оскал Шихо. — А мы все думали, что же нас в гости не зовут. А тут старая собака на гостей брешет. Доно, это ваше? Она бросила Сашке наручи, которые прихватила с собой еще в день нападения. Ласточкина впихнула руки в обручи тугой кожи, чувствуя, что наконец-то начинает чувствовать себя хорошо. Пару раз ударила кисть о кисть, будто ожидая, что от наручей полетят искры. — Вы не можете, — процедил Яширо, с ненавистью смотря на Александру. — Если сейчас ты уйдешь отсюда, то Итачи этого не простит. Я тебе этого не прощу! — Пф, — только и ответила Ласточкина, которую просто распирало от морального удовлетворения. — Если ты сейчас поднимешь шум, то проснется Саске. Вот чего я тебе точно никогда не прощу. Ты знаешь, как тяжело уложить этого ребенка? — Доно, — позвал женщину Аяками, который, оказывается, всё это время стоял под окнами. — Иду, — она перевалилась через подоконник, уже занесла ногу, но остановилась на полпути, снова обернулась к Яширо. — М-м… Я прошу передать, что сегодня вряд ли вернусь в особняк.       И была такова. — Ты восстановилась быстрее, чем я думала. Что за фокусы? — Шихо вскинула бровь, с любопытством сканируя Ласточкину. Они как раз продвигались по улице, от особняка к дальним проулкам, между новостройками, которые поставили после нападения Кьюби и старым додзе, который был пригоден только в качестве склада. В проулке был проем между домами, который позволял незаметно проходить через территорию Хьюга, а оттуда — куда угодно. Когда-то этим лазом пользовался Сузуму. — Ловкость рук и никакого мошенства, — хмыкнула Сашка, избегая вопроса. Пока рано было говорить о том, что она фактически на своих двоих. — Что узнали? — Мы нашли Хазуки. — Где? Сашка замедлила шаг. Всё ее внимание было обращено к Аяками. — Пещеры под утесом. Она скрывается там вместе с дочерью, — шиноби помолчал какое-то время, видимо решая, нужна ли эта информация, и добавил: — Она напугана, доно. Когда мы обнаружили Хазуки. Она сразу напала. — Чего она боится? — Не «чего», а «кого», — покачал головой Аяками, пропуская женщин вперед себя, в узкий проём между домами. Сашка грязно выругалась про себя. Кое-как втиснулась между двумя стенками, продвигаясь по полушагу. Шихо была впереди, Аяками завершал цепочку. — Кто нас прикрывает? — понизив голос, просила Александра, остановившись. Шихо впереди завозилась, пытаясь ужом пролезть между железными листами. — Якуми устроил диверсию. Сейчас анбу сосредоточились на переднем крае территории. — Не подозрительно ли получается? — Есть еще кое-что, да… мать! — Шихо зашипела дикой кошкой, ударившись затылком о ветошь. — Мальчишка Хатаке. Он наблюдает за кварталом, вместе с остальными. — И вы посвятили его в наши планы?! — Ему можно доверять, — кивнул Аяками. — Я прошу довериться ему. Под личную ответственность. — Да и выбирать нам особенно не приходится, — пропыхтела Шихо впереди, наконец-то просочившись через полосу препятствий. — Гребаный Сузуму. Попроще не мог лаз соорудить? Я вам говорю, это всё штучки анбу. — Ага, — буркнула Сашка, — настоящие Учиха просто херачат стену до тех пор, пока она сама по кирпичам не разойдется. — Вот ты смеёшься, а… Тш. Слышишь? Ласточкина остановилась, прислушиваясь. Действительно, где-то там позади, всё нарастая, к ним приближался звук чьих-то шагов. Женщина чуть повернула голову, встретившись взглядом с Аяками. Он очень медленно согнул руку в локте и показал ей два пальца. Ласточкина кивнула. Она отчетливо различила в этих шагах два разных типа походки — увенный шаг командира, с упором на пятку, и мягкий кошачий, с упором на мысок левой ноги. Взгляд Александры уперся в нагромождение мусора в конце проёма. Мысль о том, чтобы попытаться пробраться там незаметно она отбросила сразу — любой, даже самый незначительный шум, привлечет внимание. Оставалось только ждать. Голос, который она услышала следом, заставил ее дрогнуть. — Орочимару будет там. Хирузен внимательно отнесся к вашему последнему докладу, но этого недостаточно. Нужны доказательства. — Доказательства есть. Мы достаточно тянули. Если Хирузен не поверит личной печати Не, тогда у меня больше не останется причин сдерживаться. Эта деревня прогнила насквозь. Ласточкина поймала на себе удивленный взгляд Аяками. Медленно поднесла указательный палец к губам. Фугаку, — а это определенно был он! — и какой-то незнакомец, которому он доверяет достаточно, чтобы обсуждать с ним… Что, черт возьми, они обсуждают? — Орочимару — саннин. Будет непросто доказать, что именно он замешен. К тому же, вы забываете, что именно Орочимару был претендентом на должность Каге до Минато. — Разве это не значит, что правлению пора пересмотреть свои методы отбора кандидатов на эту должность, — голос Фугаку приобрел жёсткие нотки, Сашка усмехнулась, не без удовольствия отмечая, как муженек держит лицо. И тут же, мысленно, похлопала себя по щекам. Нельзя терять бдительность! — Помнится мне, вы тоже претендовали на то, чтобы стать Хокаге. — Это здесь не при чем. — Ошибаетесь. Учиха — мстительны и злопамятны. Даже если это не так, такова ваша репутация. Многие думали, что после Хирузена именно вы займете эту должность. Должно быть, вы были в ярости, когда узнали, что Намикадзе заберет то, что должно принадлежать вам. — Что за бред?! Я никогда так не думал! Ласточкина нахмурилась, сжала кулак так сильно, что ногти впились в ладонь. Да как он смеет намекать, что Фугаку решил кому-то там мстить? Этот идиот будет жрать стекло килограммами, но никогда…. Она скривилась, осекая собственные мысли, не позволяя себе же развить их. Иначе она придет к тому, что объявит Учиху святым, а все остальные решат, что их доно немного тронулась умом. И всё же, обвинения этого второго задели её. Он понятия не имел, о чем говорил. — Вы уже разъярены. А я только начал. Будьте благоразумны, Фугаку-сан. Когда вы предъявите обвинения, всё мною сказанное — будет самым безобидным, что вы услышите в ответ. Совет Конохи не доверяет Учиха. Совет кланов не доверяет Учиха. После нападения Кьюби осталось слишком много вопросов, а последние события только распаляют негативные настроения. — И что вы предлагаете? — Переждать до тех пор, пока ситуация в Учиха не станет стабильной. Хокаге не нужны распри в деревне. Передайте доказательства анбу, мы сделаем все остальное. Анбу! Ласточкина широко раскрыла глаза, картинка в ее голове начала медленно складываться. Она прижухла, прекратившись в сплошное ухо — она должна знать, что ответит ему Фугаку. — Чтобы вы присвоили себе заслуги по поимке опасного преступника? — В такой ситуации мы не должны думать о заслугах, Фугаку-сан. Хокаге будет знать, что вы внесли огромный вклад в это дело. — А жители деревни? — С каких пор Учиха волнует, что о них думают жители Конохи? — Это… важно. — Подумайте над этим. Шиноби должны заботится о благополучии жителей деревни, не требуя ничего взамен. Это путь Хи но Иши. Ах ты падла двуличная! Ласточкина сжала челюсть, по полушагу продвигаясь к заветному проходу. Женщина прекрасно осознавала последствия такого решения, но не могла позволить себе просто стоять и слушать, как кто-то пытается манипулировать Фугаку. Да еще таким детским способом. Аяками ущипнул доно за бедро. «Какого черта?!» — она обернулась, возмутившись одними губами. «Нельзя» — точно так же ответил ей Аяками. — «Анбу» — Да ср… «Плевать я хотела»       Шиноби посмотрел на нее выразительно. Так выразительно, что Ласточкиной пришлось воззвать к собственному благоразумию. Действительно. Нельзя. Она закрыла глаза, глубоко вздохнула и выдохнула, прижалась затылком к стене. В очередной раз убедилась, что все эти шпионские игры не для нее. О, насколько же всё это не по ней. Александра была молотком, которым забивали гвозди и проламывали черепа. Миной, которая существует только для того, чтобы однажды рвануть. И если шиноби вокруг нее больше напоминали изящные отмычки, то она прекрасно осознавала себя простым тараном. Сашка приуныла. Она подумала, что если бы была хоть на йоту похожа на тех же Хьюга, то могла бы избежать половины возникших проблем. По крайней мере, тогда ей бы точно не пришло в голову мчаться творить добро и наносить справедливость. Уж точно не за поруганную честь Фугаку. — Вы там скоро? Фугаку-сан уже ушел, — огромное красное око шарингана появилось в темноте. — Пойдем уже, мне не по себе от того, что мы подслушивали анбу. Сашка кивнула не пойми кому, медленно продвинулась к лазу. Впереди у нее была минута сложных акробатических упражнений. — Когда мы вытащим Сузуму, напомните мне его ударить. — А я говорила. А вы мне не верили. Троица двинулась через лес. Сашка молилась всем известным богам, чтобы ее тело не подвело, а того запаса чакры, что осталось с восстановления, хватило на базовые примочки. По крайней мере, она оказалась способной продвигаться в общем темпе, перепрыгивая с ветви на ветвь. Однако, её не покидало чувство, что что-то не так. — Говорите уже, — выдохнула она, обращаясь к невольным напарникам по преступлению. — Да не о чем говорить, — откликнулась Шихо и поджала губы. — Ладно, — кивнула Сашка, отталкиваясь от ветви. — Ладно, — подтвердила Шихо. — Да, ладно, — чуть помолчав, как бы между делом, добавила Ласточкина, отрываясь от Шихо далеко вперед. Она отсчитывала про себя секунды. — Нет! Не ладно! — голос Шихо раздался спустя тридцать восемь секунд. Куноичи нагнала Александру, нахмурившись. — То, что сказал тот анбу… Это правда? — О чем ты? Говори конкретнее. — То, что Фугаку мог… Из-за ненависти к Конохе? Из-за того, что его не выбрали Хокаге? Ласточкина остановилась. Аяками мягко опустился рядом с ней, в его взгляде она прочитала тот же вопрос. — Не мог, — после некоторого молчания, твердо сказала она. — Фугаку бы никогда не воспользовался Кьюби, зная, чем это грозит. — Вы защищаете его? — вскинул бровь Аяками. — Неожиданно. — Он козел и мудак, — хмыкнула Сашка, сложив руки на груди. — Но он наш козел и мудак, и мы не будем обвинять его, не имея на руках однозначных доказательств. — И всё же, — широко улыбнулась Шихо. — Ты защищаешь главу. — Презумпция невиновности, — сухо сказала Ласточкина, пятой точкой чуя, куда клонит женщина. — Фугаку невиновен то тех пор, пока не доказано обратное. А теперь пошли. Мы теряем время. Она шагнула первой. Оттолкнулась от массивной ветви, довольно быстро оставляя Шихо и Аяками позади. Мыслями Александра была далеко — в том проулке, в моменте, когда Фугаку и анбу обсуждали то, что она не должна была услышать. Орочимару. Орочимару. Орочимару. Фугаку явно выдвинул против него обвинения. Этим он занимался весь этот год? Сашка нахмурилась. Она позволила втянуть себя в ничего не значащее противостояние, заигралась, как девочка, и упустила из виду самое важное. — Стой. Слышишь? Ласточкина остановилась, вскинув руку вверх, и тут же ринулась вперед. Лязг. Лязг металла вдалеке. Его невозможно спутать ни с чем иным. Женщина прибавила скорость, чувствуя, как начинают покалывать судорогой ноги. Шихо и Аяками поравнялись с ней. — У нас проблемы, — хмыкнула Шихо, по привычке касаясь пальцами сумки на поясе. — Хорошо бы, если только у нас, — кивнула Ласточкина, думая только о том, чтобы успеть. Лес закончился резко — впереди были только отвесные скалы над рекой Нака. Звуки стали громче. Аяками жестом указал туда, где должна была прятаться Хазуки, откуда доносились эти страшные звуки. Сашка махнула рукой, приказывая парню вести их. Троица спустилась вниз, в искусственно созданную пещеру. Запах крови был невыносимо густым. — Мы… — Шихо широко раскрыла глаза, смело ринувшись вглубь пещеры. — Нет. Хазуки! Хазуки! Изуми-чан! Сашке сделалось дурно. Но не от запаха, а от того, что часть мозаики буквально тает у нее на глазах. Женщину захлестнуло чувство острого неудовлетворения. Её обставили! — Всё тут обыщите! Живые или мертвые, мы должны их найти! — рыкнула она, немедленно отправившись следом за Шихо. Аяками скрылся в темноте. Она обшарила каждый угол, пролезла за каждый камень. Наконец в темноте мелькнуло белое пятно. Рука! Сашка двинулась наощупь, не сводя взгляда с цели. Пальчики! Маленькие детские пальчики. Белые, как мел. В совершенной темноте, такой тягуче-смоляной и затхлой, как преддверие в ад. Горло снова сдавила тошнота. … Щелк… Щелк… Щелк… "Было два бутона, но в конце остался лишь один. Место, где случилось всё, скорее навестим…" Длинные. Тонкие. Паучьи пальцы-узлы накрыли детские пальчики. Плети черных волос на камнях. Саван. Песня, от которой жилы в теле Александры сворачиваются в спираль. — Не может… этого… Нет, — Сашка ущипнула себя за локоть. Ущипнула кожу на ладони. Впилась ногтями в ямку на запястье. Щелк… Щелк… Почерненные губы и матовый блеск. Улыбка в раззявленной пасти. Они видят друг друга. Горящие угли в провалившихся глазницах. Алый заполняет все. Алый в порах кожи Александры, алый в её костях. "Вижу я кровавый небосвод. Старый мир утонуть обязан…" Щелк. Щелк. Щелк. Щелк. Щелк. Щелк. Щелк… Пальцы-узлы в волосах ребенка. Щелк… "В алых брызгах…" — Доно, мы нашли её! Изуми? Сашка моргнула, слыша громыхание собственного сердцебиения. Подняла взгляд на Аяками, черты лица которого теперь прекрасно можно было разглядеть в сером полумраке. Опустила взгляд вниз, постепенно осознавая, что поддерживает рукой головку Изуми. — Доно, вы в порядке? — Она жива. Без сознания, но жива. Сашка с трудом поднялась на ноги. Её тело гудело и вибрировало каждой своей клеткой. В нескольких метрах слабо виднелось бледно-желтое свечение. Сбивчивый полушепот заполнил все пространство вокруг. Сашка подошла ближе. Шихо склонилась над Хазуки, накрыв обеими ладонями окровавленное горло несчастной. — Давай же, Хазу. Давай! Не смей умирать, сволочь! Не смей! Ты, чертова тихушница, тебе нельзя умирать! Сашка поджала губы. Свечение становилось ярче, пульсировало энергией. — Ты не медик, Шихо. Ты не… — Замолчи! — всхлипнула она. — Я смогу! Я несколько лет лечила Шираиши! Я… я смогу. Она дотянет. Я… Ласточкина присела рядом. Кровью пропиталась рубашка Хазуки. Шихо закрыла рану руками, так что она не могла увидеть, в каком именно месте была рана. Если ей перерезали артерию, то шансов нет. Повинуясь нахлынувшим чувствам, Александра взяла Хазуки за руку. На ней тоже был глубокий порез. — Шихо… — Пульс еще есть. Артерия не задета, мы можем… — Шихо! Хватит. Мы не успеем… В этот момент глаза Хазуки широко распахнулись. Она вцепилась в ладонь Александры с такой силой, что сломала ноготь. — Твою… Мать! — К-к-кх… Кха-а… то… К-кх… — Она пытается что-то сказать, — Шихо нахмурилась, свечение полностью погасло, а потом рвануло желто-зеленой вспышкой. Ласточкину ослепило. Она крепко зажмурилась, опустив ухо к губам Хазуки. — Всё… кха-а… — она пыталась изо всех сил, из глотки вырывалось бульканье крови и слюны, шепот, переходящий в хрип. Александра едва могла расслышать её. — Ххааон… видит… Сашку отпружинило от Хазуки в мановение ока. В один миг её жизнь стала для Ласточкиной самой большой ценностью на земле. Хазуки! Всего несколько простых слов, сказанные через такую боль, полностью окупили все. Нет, теперь она точно не может позволить ей так просто ускользнуть из её рук. — Да, ты права, — Сашка посмотрела на Шихо. — Мы ни в коем случае не можем позволить ей умереть. *** «Он видит всё» Ласточкина терла костяшки мослаков, гипнотизируя взглядом молочно-белую плитку. Больничное освещение рябило в глазах, а от запаха антисептика свербело в носу. Им удалось дотащить Хазуки до больницы, поднять шумиху в клане, чтобы ни у кого не возникло подозрения, что ее прирезали именно на их территории. «Он видит всё» Женщина обхватила мизинец пальцами другой руки, покрутила из стороны в сторону. Аяками тактично молчал рядом, Шихо давно умчалась домой, проверять, как её «мальчики». — Он видит всё, — пробубнила женщина себе под нос, рыская скрытый смысл в этих словах. Смыслов было много — так много, что без конкретики она будет перебирать неделями. А этих недель у Сашки нет. — Она это сказала? — Угу, — кивнула женщина, всё еще находясь в своих мыслях. — Печати? Призыв? Завербованные безмозглые мальчики? — Я так понимаю, что в личности сомнения нет? — парень облокотился о стену плечом, равнодушно посмотрев вдаль коридора. Где-то там нинмедики сшивают шею Хазуки. Без всяких гарантий, разумеется. — В этой деревне есть только одна гнида, которая не боится перейти нам всем дорогу. Злобная, мстительная, хитрая гнида. — Гнид надо давить. Они имеют свойство быстро плодить себе подобных, — все так же философски-неопределенно продолжил Аяками. Сашка усмехнулась. Дверь операционной открылась и Сашка увидела низкого, коренастого мужчину. Несмотря на свою комплекцию, настиг он их ошеломляюще быстро. Вытер несуществующую грязь с рук, после чего поднял на Александру острый взгляд своих маленьких желтых глаз. — Операция прошла успешно, Микото-сан. Пациент будет жить, — прокряхтел он, нахмурившись. — Это чудо, что среди Учиха оказался кто-то с навыками нин-медицины. Весьма посредственными, должен сказать, но всё же. — Когда я смогу с ней поговорить? — Боюсь, что в ближайшее время это будет затруднительно. Пациент не сможет вам ответить. — Ох, — у Сашки начинала болеть голова, она прижала пальцы к переносице. — А можно выдавать информацию в полном объеме? Со всем уважением, естественно. — Учиха Хазуки находится в искусственном сне. Думаю, об этой технике вам должно быть известно больше меня. Множественные порезы на руках, глубокая рана гортани, повреждение трахеи. Вам не хуже меня известно, что простые люди от таких ран умирают. — Порезы на руках, да. Она закрывала ими шею, — задумчиво предположила Александра, хирург неопределенно кивнул. — И всё же, я должна с ней переговорить. Разбудите. — Невозможно. Раны должны затянуться, тело — окрепнуть. Позвольте грубость, Микото-сан? — Сашка кивнула. — Мне абсолютно наплевать, что там у вас в Учиха происходит. Мне и на вас-то всех наплевать. Самое главное для меня — мои пациенты. И поэтому Хазуки-сан будет находится в покое до тех пор, пока я не удостоверюсь, что её состояние позволяет ей принимать гостей.       Сашка вскинула брови. Неожиданный выпад, но отчего-то приятный, даже если веет неприкрытым самолюбованием. Мол, посмотрите на меня, какой я благородный, в отличие от всех вас, смерды. — День? Три? Неделя? — она сложила руки на груди. — Мне нужна она. Чем раньше, тем лучше. Вы понимаете, что, чем раньше мы переговорим, тем быстрее я разберусь с делами клана. — На которые мне наплевать, — напомнил хирург. — В любом случае, два дня полного покоя. Раньше она физически не сможет произнести ни звука. — Писать-то она сможет. — Вы издеваетесь? Ласточкина цыкнула. Помолчали. — Девочка в полном порядке. Жалобы только на головную боль, — хирург снова заговорил, по очереди смотря то на Ласточкину, то на Аяками. — Кто заберет ребенка? — Я заберу, — недолго думав, кивнула Сашка. — Пока Хазуки не восстановится, Изуми будет жить у меня. Да, это хорошая возможность узнать, что произошло. Она заберет девочку, пригреет. У Итачи появится новая игрушка, а у нее — новый свидетель. Альтруизм и все в выигрыше. — Тогда пройдемте со мной. Нужно кое-что подписать. Сашка глянула на Аяками. — Я останусь. Произошедшее — моя ответственность. — Утром я пришлю Якуми. Он тебя подменит. — Не нужно. Я должен… — Ты должен спать. Иначе ты не дееспособен, — хмыкнула Ласточкина и, немного помолчав, уже мягче добавила: — Ты не мог знать, что это произойдет. Никто из нас не мог этого знать. — …Спасибо. *** — Как она? — Не выходит из комнаты. Молчит. Хлопнула дверью перед носом Итачи, назвала его ребенком. Итачи дуется. Фугаку сел на подушки, напротив Ласточкиной. Женщина бездумно барабанила пальцами по колену, невидящим взглядом смотря на подтаявший снег во внутреннем дворе. Скоро Новый год. Перед её глазами выстраивались образы, обрывки слов и фраз, произошедшее и предполагаемое то сходились в единый образ, то рассыпались, не найдя точки соприкосновения. Единственного фрагмента, связующего всё. Фугаку вложил ей в руки чашку горячего чая. — Её ранили не на территории квартала, — сказал он таким тоном, будто знает всё. — Не на территории, — кивнула Ласточкина, не видя смысла отпираться. — Почему ты соврала? Почему ты постоянно всем врешь? — Потому что, муж, Учиха мстительны и злопамятны. Даже если это не так, такова наша репутация. Совет Конохи не доверяет Учиха. Совет кланов не доверяет Учиха. А после нападения Кьюби осталось слишком много вопросов. Она обернулась к Фугаку, приподняв брови. Уставший взгляд женщины был всё так же пронзителен. — Как ты узнала? — он сжал челюсть, дернулось веко. Значит, сработало. Ласточкина крепче сжала пальцами чашку. — В этом клане нет ничего, что можно было бы утаить от меня. Ты следишь за мной, я слежу за всеми. Я знаю всё. А то, что я еще не знаю, я узнаю очень скоро. — Ты блефуешь, — он поднялся на ноги. — Хочешь проследить мою реакцию, чтобы понять, купился ли я на обман, — уголок его губ дернулся в подобии усмешки. — Умно. Отдохни. Ты выглядишь нездорово. Фугаку протянул к Александре руку, сжал мягко ее плечо, будто его никак не тронули ее слова. После чего собрался покинуть внутренний двор. Слова Александры догнали его у седзи. — Не вздумай отдавать доказательства анбу. Орочимару должен поймать Учиха, и никто больше. И не делай глупостей. Последняя дорого нам обошлась. Фугаку промолчал. Сашка держала лицо до последнего, пока его шаги не стихли в глубине особняка. После чего шумно отхлебнула из чашки, чувствуя, как по телу разливается тепло. И кое-что, отдаленно напоминающее чувство удовлетворения, которое испытывают хулиганы, когда шалость удалась. Сашка улыбнулась. Идея ловить Фугаку на живца пришла спонтанно, во время долгого ожидания в больнице. Сам он ни за что не расскажет, что именно затеял. А если он не расскажет, значит, надо заставить его показать. И теперь, когда он думает, что Сашка знает о его темных делишках, он обязательно сделает какую-нибудь глупость. Из-за страха, из-за собственной взвинченности. — И пусть они опасаются того, что видят. И боятся того, чего еще не ведают. А чай и впрямь вкусный. Ласточкина тихо выдохнула, расфокусированным взглядом осматривая пространство вокруг себя. Она боялась снова увидеть горящие красные глаза.