Мамаша

Она сделала так, как и хотела. Рассказала Фугаку всё, начиная с того дня, когда Итачи впервые переступил порог Академии и заканчивая недавним её разговором с Вороном в маске. Сначала Фугаку стоял напротив, его осанистая фигура возвышалась над женщиной, заставляя Сашку чувствовать себя маленькой и беспомощной. Возможно, в этом был виноват не сам Фугаку, но глубокое чувство вины, которое она испытывала сейчас. Да, Александра безусловно чувствовала себя виноватой; это чувство было ей непривычно и неприятно.       Фугаку не задавал вопросов, слушал очень внимательно. В какой-то момент её исповеди мужчина отодвинул стул и сел напротив, так, что свернувшийся безмятежным калачиком Като оказался прямо у ног своего главы. А потом Александра замолчала. Женщина оборвала себя на полуслове, потому что не хотела, чтобы её рассказ превратился в попытку оправдать себя. Как бы то ни было, Александра всё ещё думала, что в нужный момент поступила правильно. Но это знание не умоляло её чувства вины. Фугаку молчал. Лицо мужчины, бесстрастное и в лучшие времена, теперь казалось и вовсе непроницаемым. — Как давно? — спросил он и в голосе главы отчетливо слышалось тяжелое негодование. — Как давно ты шпионила за мной? — Шпионят для посторонних, — запротестовала Ласточкина, подняв вверх указательный палец. — А я просто приглядывала. С тех пор, как вернулась домой. Фугаку смотрел на жену; мрачно и разочарованно. Он подозревал, что однажды Микото сделает нечто такое, отголосок чего ещё долго будет преследовать его по пятам. Надеялся, что это будет что-то, что останется внутри этих стен: измена или что ещё хуже. Часто представлял, как отреагирует на этот поступок, что скажет или что сделает. Как они будут после этого жить. В его воображении Микото всегда плакала и прозрачные слезы катились по её щекам, падая на татами. Потому что, как считал Фугаку, слёзы были самым искреннем признаком раскаяния. Микото бы заплакала и Фугаку простил бы ей всё.       Глаза Микото были живые и ясные. — Я прекрасно понимаю, как это выглядит со стороны, — пустилась в рассуждения Ласточкина, но мужчина грубо её перебил. — Если ты все так хорошо понимаешь, скажи мне, почему мы оказались в этой ситуации?       Его взгляд упал на Като и снова вернулся к жене. В груди Фугаку безумствовал ураган: ему хотелось схватить Микото и сжать её хрупкое тело в руках, ему хотелось закричать ей в лицо, вложив в этот крик всё свое отчаяние и разочарование; хотелось наказать её самым унизительным способом, чтобы она прочувствовала то, что чувствует сейчас он. Но больше всего Фугаку хотелось, чтобы она посмеялась и воскликнула, что он — дурак и простофиля, и так просто попался на её злую шутку. — Потому что я облажалась, — совершенно ответственно ответила Александра, не отводя взгляда. — Крупно облажалась, Фугаку. — И теперь тебе нужна моя помощь. — Нет, — удивленно крякнула Ласточкина, глянув на мужа таким взглядом, будто он только что сказал самую несусветную глупость во всем мире.       Фугаку удивленно вскинул брови. Он всмотрелся в лицо женщины, пытаясь отыскать скрытый смысл её слов и, не найдя такового, напряженно спросил: — Тогда, что тебе нужно? — Партнерство. Ласточкина склонилась над столом, сцепив руки в замок. Она не думала об этом раньше, не размышляла тяжело, тускло смотря в даль, как это, наверное, бы делал любой другой человек. Ласточкина трезво оценивала свои шансы на долгую и спокойную жизнь, и с чёрствой практичностью рассудила, что в одиночку ей эта жизнь не светит. А ближе Фугаку у нее никого не было. Малолетних детей гроза и гордость российской армии, по известным причинам, в расчет не брала. — Я не ослышался? — жестко спросил мужчина, нахмурившись. — Ты, жена моя, предлагаешь мне партнерство? — Союз на благо нашей семьи и наших детей, — сжав в ладони большой палец, кивнула Александра. — Доверительные отношения, в которых мы, по возможности, будем поддерживать друг друга, не скрываясь и не действуя друг у друга за спиной. Как тебе такой вариант?       Плечи Фугаку напряглись; он сидел напротив женщины, которую справедливо считал неотъемлемой частью самого себя, и совершенно не узнавал в ней свою прежнюю Микото. Он молчал. Предложение женщины разбило в дребезги удобную иллюзию, что в их жизни никогда не было грязи предательства и разочарования, его позорного поступка. Женщина, сидевшая перед Фугаку, была кем угодно, только не его Микото.       Но она всё ещё оставалась его женой и матерью его детей. — Я согласен. — Весомо сказал Фугаку и кивнул в подтверждение своих слов. От него не укрылось, как при этом тяжело поднялась и опустилась грудь Микото, будто она только что выдохнула. Лицо женщины оставалось сплошной маской, но теперь Фугаку был уверен: ей так же неспокойно, как и ему. Это вселило в него уверенность; мужчина немедленно заговорил. — Полагаю, мы должны условиться о новых правилах. Невмешательство в дела друг друга дорого нам обошлось. — Согласна. Ласточкина снова кивнула. Она подумала, что для одной ночи сделала это слишком много раз и уже начинала чувствовать себя глупо. Радовало её только одно: Фугаку, должно быть, сейчас так же неловко, как и ей. Они снова замолчали. Фугаку и Александра ещё никогда не молчали так долго: до этой ночи все их разговоры были просты и лаконичны, и никогда не прерывались задумчивой паузой. Ласточкина снова постучала ногтями по столу. — Анбу родился, — сама пошутила она шуткой, которую, к сожалению, было некому понять. — Что? — тут же переспросил мужчина. Сашка подняла палец вверх, словно вот-вот пустится в монолог, но, подумав сразу обо всем и ни о чем, опустила палец и молча качнула головой. — Да так. Шутка-минутка. — И как мы докатились до этого?       Фугаку сложил руки на груди и горько покачал головой. Александра понимала, о чем говорит мужчина, и сейчас разрывалась между вынужденным перемирием и смертельным желанием съязвить и забить последний гвоздь в крышку этого гроба. Вид Фугаку был настолько печален и патетичен, а покалывание на языке женщины казалось таким явственным, что в пору было его кусать. И язык, и Фугаку. — А мы ведем отсчёт от дня рождения Шисуи или от ночи нападения Кьюби? — сьерничала она, вскинув брови. — Ну, чтобы мы точно восстановили хронологию событий, как ты довел нас до жизни такой. — То есть, я один в этом виноват? — глаза мужчины вспыхнули праведным гневом. — Разумеется, — развела руками Ласточкина, а потом начала загибать пальцы. — Ты на меня напал, потом проворонил родной квартал, упустил слежку, — при этом женщина загнула сразу пару пальцев, — и не один раз, прошу заметить. Окружил себя подозрительными личностями, а о том, куда ты постоянно таскаешься, я даже думать не хочу! Ещё ты… — Хватит, — очень спокойно попросил Фугаку, но Александра явственно почувствовала исходящую от него угрозу. — Я тебя услышал.       И снова тишина. Сашка замолчала, как и посоветовал ей супруг, но это молчание начинало сводить её с ума. Она чувствовала, что буквально стоит у какой-то очень важной черты, перешагнув которую сможет изменить что-то очень важное. И Ласточкина всё никак не могла понять, как ей сделать этот последний шаг. — Слушай, если мы собрались так молчать, то я лучше пойду спать. Мне через пару часов детей будить, а я тут в контрразведку играюсь. — Она встала из-за стола, зачем-то отряхнула домашнюю юбку. — Спокойной ночи, Фугаку. От души пожелала она, испытывая при этом досадное разочарование. Ласточкина давно привыкла решать свои проблемы сама, так что не собиралась винить Фугаку даже если тот обвинит её во всех грехах и отправит разбираться с Не в одиночку. И всё же — чувство неудовлетворенности грызло женщину со страшной силой. Фугаку всё ещё сидел за столом; он сидел там, когда Александра поднялась, оставался недвижим, когда она обошла его и собралась уходить. И только когда Александра проходила мимо, едва касаясь юбкой его колена, Фугаку, будто бы сбросив оцепенение, схватил жену за руку. — Я сделал это, потому что был в отчаянии, — не поднимая головы, негромко сказал он, не отпуская запястья Ласточкиной. — Что? — удивленно переспросила она. — У меня было два варианта: бороться с тобой бесконечно или избавиться от тебя. Я выбрал третий.       Александра поняла, о чем говорит Фугаку. Женщина вскинула брови, не в силах ничего ответить на это признание; эта неожиданная откровенность выбила её из равновесия. Он никогда об этом не говорил! Александра почувствовала, что дрожит. — С чего бы… — нашлась она, но мужчина нервно её перебил. — Стой. Дай мне договорить, — заторопился он, сильнее сжав запястье Ласточкиной. — Я помню, ты говорила, что после того, что я сделал, твоя память повредилась. Я понимаю это, — Фугаку запнулся, — пытаюсь понять. Поэтому, просто послушай меня. Дай мне наконец-то объясниться перед тобой. Сашка бросила скептичный взгляд на своё запястье, которое вот-вот сломает Фугаку; с сомнением посмотрела на настенные часы, а потом — на мужа. Она снова напомнила себе, что не может полностью доверять этому человеку. Потому что он тиран и властолюбец. К сожалению, с каждым месяцем, проведенным с Фугаку под одной крышей, этот аргумент становился всё сомнительней. — Я тебя слушаю.       Фугаку открылся ей. Он говорил и говорил. О ней, о себе; о его несбыточной мечте и разбитой надежде на то, что Микото одумается и твердо станет на землю. О том, как страдал, когда их семья ускользала у него меж пальцев, а она только и делала, что радостно вещала о новом мире, который всех ждет. Фугаку рассказал ей, какое горькое чувство постигло его, когда пост Хокаге, — он ведь был практически у него в руках! — достался ученику Джирайи. Фугаку раскрывал перед женой душу так, как не раскрывал её и перед самим собой. Он рассказал ей о войне. О туманах, напитанных агонией и металлическим запахом крови, о его друзьях, остекленевшие глаза которых ему пришлось закрыть навсегда. О детях. Фугаку рассказал ей, как по злой прихоти этой войны лишился части своей души, но приобрел силу проклятого глаза. Прежняя Микото знала это. Не всё, но многое. Она ужасалась этой мощи и здраво считала её проклятием. Она бежала от него, от самого Фугаку, за светом и силой, что не зиждется на крови.       Фугаку не извинял себя. Не просил одобрения, не искал сочувствия к себе. И его жена, его женщина, руку которой он держал в своей руке теперь, не отвернулась от него. Она не попыталась освободиться, не зашагала тревожно по комнате, избегая взгляда Фугаку. Просто слушала. Его жизнь была изуродована сомнениями и глубоким одиночеством, однако теперь Александра начинала понимать своего супруга. Да, он причинял боль и делал неправильный выбор. А кто не причинял боль, кто не ошибался? Фугаку и сам страдал. И это всё уравнивало. До сих пор Фугаку ни одному человеку не говорил о своем прошлом, но Микото была его женой, и она имела право знать. Он очень старался говорить отвлеченно, не жалеть себя, но быть откровенным с женщиной. Возможно, именно это поможет им. — Я не говорил тебе о том, что происходит, потому что не хотел, чтобы ты была запятнана всем этим. Возможно я не был хорошим мужем и отцом, но я старался.       Вдруг Александра захотела убежать. Ей оказалось невыносимо слышать конец этой исповеди. Ведь всё это делало Фугаку слишком реальным. Слишком живым и близким. Она отказывалась думать о нём, как о живом человеке с бьющимся сердцем. Мужчина всё ещё сжимал её запястье в руке, второй рукой он нежно накрыл её ладонь. Александра хранила неподвижность. Она смотрела на Фугаку. Нет, она не чувствовала к нему любви, которая была ей неизвестна. Её поглотило другое глубокое чувство — совершенное принятие. Возможно, вызванное его переживаниями. Фугаку трудно дался этот рассказ, и его беспомощное замешательство наполнило грудь женщины теплом и щемящей нежностью. Александра не чувствовала к нему жалости; она не могла так его оскорбить. — Ты, наверное, очень устал. — Не настолько, чтобы перестать держать твою руку. Я хочу, просто хочу, — с этими словами мужчина ласково провел большим пальцем по тыльной стороне её ладони, — чтобы ты поняла. Меньше всего я хотел, чтобы вам с детьми пришлось страдать. Я видел кровь, я проливал кровь. Много крови, — Фугаку смотрел на жену, но взгляд его был совершенно пустым, — столько бессмысленных жертв — ради чего? Я был не слишком хорошим человеком.       Александра мягко освободила свою руку, чтобы тут же прижать её к горячей щеке Фугаку. Он медленно моргнул, словно только что очнулся ото сна. На кухне было очень тихо. — Ты — дурак, Фугаку, — сказала она и от этих слов, словно вырванных из его мрачного прошлого, по спине мужчины пробежали предательские мурашки. — Но ты не плохой человек. — Мне приятно знать, что ты так считаешь. Наконец-то я смог рассказать тебе всё. Я боялся, что ты не поймешь. Что испугаешься или возненавидишь меня. Я так боялся, что ты возненавидишь меня. Но теперь я спокоен. Для нас ещё не всё потеряно. И тут Александра не сдержалась. — Я хочу, чтобы ты кое-что знал: я не люблю тебя. — Я знаю это. Иного я и не ожидал. — Хорошо. Тогда, я хочу, чтобы ты знал ещё кое-что. Я буду рядом с тобой. А ты будешь рядом со мной. — И этого будет достаточно. Пока ты остаешься на моей стороне, я думаю, этого будет достаточно. Ласточкина тихо вздохнула. Она вдруг почувствовала себя легко, словно только что очнулась от продолжительной лихорадки. Фугаку казался ей ближе, чем когда-либо; это уже не пугало. Он был реальным и измученным, как все солдаты. Прошлое застряло в его сердце, прорастая внутрь и не оставляя в покое в настоящем. Это было не проклятие. Это была жизнь. И это было нормально. — Сейчас мы пойдем спать. Мы проспим столько, сколько нам осталось. А потом мы решим, что делать с Данзо, — сказал Фугаку, поднимаясь из-за стола. Александра молча кивнула. Говорить больше не хотелось. *** — Не хочу. — Не вредничай. Завтрак — основа здоровья и долголетия. Так мама говорит. — Уф-ф… — Саске, — Ласточкина обернулась к сыну, пригрозив тому лопаточкой и самым страшным человеком, которого он ещё не знал, но уже ненавидел: — Орочимару. — Мама злая. — И как я оказался в этой ситуации? Три пары глаз уставились на Като. Он сидел за общим столом и чувствовал себя совершенно лишним. Парень действительно не понимал, что делал на семейном завтраке главы; последним, что он помнил, был короткий поединок с Микото, в котором он одержал вверх. А потом его мир заволокла густая чернота.       Теперь он сидит на кухне Фугаку-сама, перед ним — тарелка с омурайсу и редисом, вырезанном в форме звездочек. И полная голова вопросов. — Ма-ам, кто это? — первым встрепенулся Саске, уставившись на Като своими огромными черными глазищами. — Саске-кун, ты не помнишь меня? — сделал первую попытку Като наладить контакт с ребенком, и даже протянул руку к мальчику, но норовистый Саске тут же ударил его палочками по пальцам. — Ай! За что? — Простите, Като-сан, — вместо брата ответил Итачи. — Саске не очень любит чужих. — Да, руки свои при себе держи, — хмыкнула Ласточкина, после чего поставила перед парнем высокую кружку с черным чаем. — Он кусается. — Я запомню, — озадаченно промямлил Като, смотря за тем, как безжалостен младший сын тайчо к тостам с джемом. Дальнейший завтрак прошел в относительной тишине. Ласточкина суетилась на кухне, намывая одну освободившуюся тарелку за другой. Она изредка перебрасывалась фразами с сыновьями и искоса следила за Като, которого ей всё-таки пришлось разбудить. Мыслями она была далеко.       Фугаку сбежал ещё до пробуждения детей. Но утром они успели обсудить всё, что хотели. Александра всё ещё переживала смутные воспоминания о прошедшей ночи. Как нелепо всё получилось! Ласточкина была смущена и приятно возбуждена одновременно — пусть Фугаку ещё не стал ей другом, но уже перестал быть врагом. Её взгляд упал на безмятежно щебечущих детей. — Саске, я всё вижу. Не пытайся подложить еду брату, — грозно рыкнула она. — Итачи, перестань подъедать за Саске. — Эх-х… Жизнь била ключом.       Итачи и Саске ушли. Забросили все домашние дела и убежали на улицу, торопясь не упустить ни единой минуты редкого выходного дня, который, по обыкновению, следовал за всеми значимыми праздниками. Като уже было порывался убежать вслед за ними, но был решительно остановлен твердой рукой Александры. Этой же рукой молодого человека отвели в гостиную и усадили на татами. Ситуация начинала становиться абсурдной, но Ласточкина уже научилась не обращать внимания на такие мелочи жизни. После говорящих жаб она уже ничему не удивлялась. Очень скоро она услышала звук раздвижных дверей и хорошо различимый топот двух людей. Ласточкина настороженно прислушалась: мужчина и женщина, несомненно. Невесомая, почти парящая поступь — её женщина узнает где угодно — Фугаку привел Хазуки. — Мы в гостиной! — крикнула женщина незамедлительно. Като подскочил на ноги, приветствуя вошедших уважительным поклоном. Плечи его дрожали от напряжения. — Тайчо! — с придыханием сказал он, на что Фугаку лишь коротко кивнул. Он был собран; от раздавленного человека, которым мужчина показался Александре ночью, не осталось и следа. Отчего-то женщину это лишь радовало, ей начала льстить мысль, что именно этот человек оказался её мужем. Хазуки стояла за его спиной с покрасневшими глазами и видом таким потрясенным, чтобы уже не заботится о сохранении собственной внешней невозмутимости. Она просто стояла там, опустив голову, и нервно теребила край длинного ситцевого рукава. — Ну, я смотрю, Хазуки уже в курсе, — оценив внешний вид подруги, пробормотала Сашка. — В курсе? — удивленно вскинул брови Като, глянув сначала на Ласточкину, а затем на Фугаку. — Тайчо, я должен вам кое-что рассказать! — Микото уже рассказала мне всё, — качнул головой глава. — И Хазуки подтвердила её слова.       Они все переместились из гостиной в личный кабинет Фугаку. Это была просторная комната, которая имела перегородку во всю стену, открывающую проход во внутренний сад поместья. Традиционно именно здесь глава клана должен был принимать своих гостей и просителей, но Фугаку практически не использовал её по прямому назначению. Мужчина предпочитал спокойный образ жизни и ненавидел, когда кто-то посторонний переступал порог его дома, поэтому, перенес место встречи в общую гостиную. Со временем, кабинет главы превратился в библиотеку, а затем — в склад, где хранились дорогие памяти, но абсолютно ненужные вещи. Ласточкина зашла в кабинет последней, пропустив перед собой поникшего Като и ещё более подавленную Хазуки. И если состояние последней было понятно, то внезапную перемену в настроении парня Сашка решительно не понимала.       На подобающий церемониал времени просто не было. Все четверо опустились на татами, после чего Фугаку прояснил ситуацию для Като. Ласточкина откровенно скучала: слушать в очередной раз пересказ собственных промашек она не хотела. Самолюбие женщины получило ощутимый удар и она, сама того не замечая, уже начинала дуться в чисто сыновьей манере. Признавать ошибки Александра умела, но вот переживала их очень тяжело. — Теперь мы должны выработать стратегию, — подытожил Фугаку свой рассказ. — Като, ты мой ближайший человек. Что думаешь? Парень задумчиво коснулся дужки очков. Ласточкина с искренним интересом ждала его ответа. — Во-первых, Микото-сан, — обратился он к ней, гневно сверкая очами своими, — о чем вы только думали?! Вы же могли погибнуть! — О как быстро переобулся, — деланно удивилась она, хлопнув в ладоши. — Тебе шаринганом там ничего не подправило, нет? А-то я и повторить могу. — Вот только пугать меня не надо, — хмыкнул он. — Я вас безмерно уважаю, но… — Но глава у нас один, а очередь на телеса такая дли-инная. — Хватит намекать на мою ориентацию! Фугаку-сама, она…! — Хватит! — громогласно рявкнул мужчина, не меняясь в лице. Под пронзающим взглядом Фугаку умолкли все. В кабинете вновь воцарилась величественная тишина. Только Ласточкина читала в глазах мужа немой укор: «ну ты что делаешь, женщина?». Она примирительно подняла ладони, что означало: «молчу, молчу». Супруги поняли друг друга. — Мои извинения, тайчо, — низко поклонился Като, а потом снова заговорил: — Я думаю, это ловушка. Если бы Не располагали доказательствами, то Микото-сан была бы в тюрьме. А Учиха опозорены. Следовательно, Данзо ищет способ поймать вашу жену на преступлении. — Но он точно знает, что это была я, — цокнула языком Ласточкина, подняв палец вверх. — Он бы не стал так рисковать, подсылая ко мне человека, если бы не знал наверняка. — Вы были в лесу одни? — спросил Фугаку Сашку, та кивнула. — Сомневаюсь, что мы бы ушли оттуда, если бы Не был не один. Мы точно были одни. Фугаку нахмурился, сложив руки на груди. — Тогда, — задал мужчина резонный вопрос, — как он узнал? Сашка скользнула языком по внутренней стороне щеки. До этого у неё не было времени обдумать ситуацию как следует, поэтому женщина попросту не задавалась этим вопросом. А ведь он был основным! Даже если Не обнаружили тело, то как они поняли, кто именно повинен в смерти одного из них? В этом мире нет дактилоскопии, к тому же, если бы у них были весомые доказательства, то никто не пытался бы заманить её в очевидную ловушку. Если только не…       Александра искоса посмотрела на Хазуки. — Это не я! — тут же взвилась девушка, едва не вскочив на ноги. — Поверьте мне, я никому ничего не говорила! Это не я, Микото! Я бы никому ничего не рассказала! Ну почему всё это просто не закончится…       Напряжение, которое испытывала девушка все это время, переполнило чашу её малой выдержки и ожидаемо вылилось в слезы. Хазуки ревела навзрыд, некрасиво хлюпая красным носом и картинно закрывая лицо своими нежными руками. — Успокойся, Хазуки, — ровным голосом, который, как ни странно, заглушал нервные всхлипывания, сказал Фугаку. — Никто тебя не обвиняет. И хоть слова мужчины подействовали на эмоциональную Хазуки, успокаивать её пришлось ещё добрых десять минут. Занималась этим, естественно, Ласточкина: великолепные Учихи не имели ни малейшего понятия, что делать с рыдающими девицами. Впрочем, как и сама Сашка. — Напомни-ка мне, почему ты не хотела быть шиноби? — проворчала женщина, держа в одной руке стакан с водой, а в другой таблетку старого-доброго успокоительного. Хазуки смущенно опустила очи к полу: после случившейся истерики ей было стыдно смотреть людям в глаза. — И-извините, — тихо прогундосила она, с благодарностью принимая из рук Ласточкиной воду и таблетку. — В любом случае, нам надо понять, как Данзо узнал о Микото, — снова взял слово Фугаку. — Единственное, что приходит мне на ум — шпионаж. — Тайчо, вы полагаете, что кто-то в клане шпионит для Не? — Невозможно! — воскликнула Хазуки. — Никто в Учиха не пойдет на такое! Мы же одна семья. — А мы неблагополучная семья, — хмыкнула Сашка, легонько ткнув подругу под ребро. — Фугаку, если в клане есть шпион, то его надо кончать.       Три пары глаз, — удивленные, испуганные и настороженные, — тут же уставились на Ласточкину. Женщина громко фыркнула. — Ну что? — развела она руками. — Хоть раз в жизни оправдаем свою репутацию. Никто даже не удивится! — Простите меня, Микото-сан, но вы несете бред, — весомо указал Като, снова поправляя дужку очков. — Реестр шиноби ведется с особой тщательностью, если обнаружится пропажа одного из членов клана, то это принесет нам ещё больше проблем. — Тогда я не знаю, что делать, — легко признала Сашка, пожав плечами. Несколько мгновений присутствующие молча изучали пространство перед собой. Напряженная работа мысли витала в воздухе так ощутимо, что её давление чувствовалось кожей. — Данзо в невыгодном положении, — ответственно произнес Като, и все обернулись на звук его негромкого голоса. — Он не может предъявить обвинения жене главы, не имея веских доказательств. И даже если это произойдет, пойдут кривотолки. Ни один клан не потерпит даже намека на внутреннюю слежку. — Значит, пока меня защищает мой статус, — нахмурилась Александра. — Однако, мы не можем сидеть сложа руки. И Данзо это знает. Пока он просто ждет.       Хазуки нервно щелкнула ногтями. — Пока никто ничего не предпринимает, — наконец, обведя присутствующих тяжелым взглядом, заявил Фугаку. — Это касается не только нас, но и всего клана Учиха. Като, — обратился он к парню, — займись сегодня работой в участке. Полагаюсь на тебя. — Да, тайчо! — Микото, Хазуки, — повернулся Фугаку к женщинам, — вам запрещается покидать пределы квартала. — Да, глава. — Уф-ф… — На этом собрание закончено. Расходились тихо. Като вышел из особняка первым, бодрым шагом направившись в полицейский участок. Он шел так быстро, словно за пятки его кусали злые собаки. Пару раз парень оборачивался на особняк и, не находя взглядом никого, тут же начинал живо вертеть головой из стороны в сторону, словно просто оглядывался по сторонам. Хазуки скользнула следом за ним, бледная и тревожная. Ласточкиной было даже немного жаль беднягу: девушка обладала чересчур бурным воображением. Она шла по улице бесконечно-долго, будто ноги сами тащили её к собственному дому; не останавливаясь, не оборачиваясь. — Они ушли.       Александра шагнула в кабинет. Фугаку стоял спиной к ней и наблюдал пляску пчел вокруг ярко-розового цветка в саду. Перегородка юкими-сёдзи была полностью отодвинута, комнату заливал ослепительно белый свет. Этот свет окутывал неподвижную фигуру мужчины, отчего и сам он казался всего лишь видением знойного дня. Ласточкину охватило волнительное чувство — всё вокруг них застыло. Она подошла к Фугаку, мягко коснулась пальцами гладкой поверхности сдвинутой перегородки. Справа от женщины тяжело качнулись крупные звенья в виде маленьких чашечек, в которые собиралась дождевая вода. Было удивительно спокойно. — Пока всё идет по плану. — только и произнес Фугаку, когда Александра поравнялась с ним. Женщина обернулась к главе, в её взгляде не было удивления. — Думаешь, мы достаточно их напугали? Фугаку обернулся к женщине. Он выглядел нисколько не озадаченным, будто проделывал такие вещи не в первый и даже не в сотый раз. — Достаточно для того, чтобы задуматься о своем будущем. Теперь, — мужчина протянул руку и ласково коснулся большим пальцем щеки Александры, — ты пойдешь к Хазуки и скажешь ей всё, о чём мы договаривались. — А ты пойдешь к Като, — продолжила она мысль супруга. — А потом мы посмотрим, кто куда побежит. — Именно. Но сначала нужно выждать время. С этими словами, Фугаку опустил руку и вернулся к безмятежному созерцанию сада. Но эта безмятежность была лишь видимостью. Внутри у мужчины бушевали бури и трещали оголенные провода. Он знал, что делает. — Что ответил Хирузен на твое предложение? — спросила Сашка, искоса глянув на Фугаку. — Ровно то, что я и предполагал. Хокаге стар и успел устать от противостояния. Ему нужен мир, поэтому, он сделает всё, чтобы мы сидели тихо и не приносили Конохе неудобств. — И это значит?.. — всё-таки уточнила женщина, смотря на совершенную непоколебимость в лице супруга. — Мы не станем дожидаться завтра. Сегодня я встречусь с Данзо и, в присутствии Хокаге, всё решится. Мы нанесем Не удар и покажем, что с Учиха ещё стоит считаться. — Отличный план, — кивнула Ласточкина, усмехнувшись. — Отличный.       Ядовито-розовый цвет, вокруг которого ещё кружили пчелы, дрогнул и обрушил на землю водопад лепестков.