Point of no return

World's First Cinema — Red Run Cold

      Люку Скайуокеру еще в детстве говорили, какой он удивительно спокойный ребенок; часто подруги тетушки Беру, жившие на нескольких фермах в относительном соседстве от Ларсов, с умилением наблюдали, как безропотно и послушно мальчишка играл с песочными постройками или самодельными фигурками в виде имперских кораблей. Он сам, правда, не понимал, почему должно быть наоборот, да и зачем ему донимать было взрослых, когда и самому можно найти целое множество интересных занятий? Люку было, о чем подумать — и он размышлял, представлял, а когда научился читать, не отрывался от книг. Любознательный мальчишка, твердили знакомые семьи, удивленно наблюдая за тем, как юный мальчик разбирает очередной двигатель старого пода, отданного за ненадобностью, — умный не по годам, отвечал дядя Оуэн с горделивой улыбкой.       Люк-то и впрямь был талантливым: он уже к одиннадцати годам был виртуозным пилотом, и дядя с тетей, кажется, планировали отправить его обучаться в летную Академию. Говорили они об этом и со стариком Беном, только тот воспротивился и замотал головой, мол, исключено: нечего мальчику было делать в столице. Юный Скайуокер все гадал, почему Кеноби мог запретить Ларсам решать судьбу племянника и зачем нужно было держать его там, на Татуине, в окружении песков и фатальной беспомощности, а потом, выяснилось, что опасность крылась, кажется, в Вейдере. Люку Бен сказал, что Лорд убил старшего Скайуокера — не отступится, пока не погубит и младшего, если узнает о его существовании. Ну, подумал Люк, потянув штурвал на себя, чтобы уклониться от очередного выстрела из пушек СИДа, пришло время узнать, как дела обстояли на самом деле и проверить теорию Оби-Вана. Отступать было поздно: крестокрыл Скайуокера кружил вокруг имперского флагмана, который до сих пор поражал Люка своими внушительными размерами. Да если все города на Татуине собрать, они едва ли сравняться по размеру с одним звездным разрушителем, так он думал, стараясь избежать нелепой смерти от истребителей Империи. При взрыве Звезды Смерти не умереть, но скончаться при попытке удостовериться в безопасности дорогих сердцу людей — крайне глупо, считал он, однако теперь ему думалось, что неизбежно.       Поэтому, надо сказать, он страшно удивился, когда СИД-истребители вдруг прекратили бесперебойный обстрел крестокрыла, а Р2 внезапно принялся с быстрым высоким пиликанием передавать сообщения от пилотов: требовали немедленной посадки. Люк тяжело вздохнул и вздернул уголок рта в усталой улыбке — прознали, похоже, свыше о нарушителе и прозябать ему теперь в карцере. Стоило бы лучше спрятать сейбер, подумал он, перехватвая штурвал одной рукой, а другой убирая оружие за пояс, чтобы тот выглядел неприметно. Одно радовало в этой ситуации: оказавшись в камерах, он, возможно, окажется не так далеко от Леи и Хана, которых едва ли держали в более комфортных условиях, если они вообще были живы. От образа мертвенно-бледной принцессы и контрабандиста с обуглившейся раной на груди, вспыхнувшего в мыслях живо и явственно, стало тошно, и Люк скривился, при этом быстро разворачивая крестокрыл к посадочной платформе. Безумие, твердил его разум, которому вторил Р2 — единственное рационально мыслящее существо, по мнению самого же дроида.       — Нет, Арту, я не дам тебя в обиду, не переживай. И умирать мы сегодня с тобой не станем, понял меня? — ободряюще выпалил Люк, поняв вдруг, что за последнюю пару часов он почувствовал многое, не ощутив страха, который преследовал его при первых встречах с Империей в качестве врага. Он стал ощущать себя иначе, и способствовало тому ожидание чего-то необъяснимого, чего он сам, кажется, не мог и представить. Люк опустил глаза и вдруг не смог сдержать смешка. — Прекрати, что ты имеешь в виду под «генетическим отсутствием чувства самосохранения»? Был бы у тебя язык, то я бы сказал держать его за зубами.       Иногда дроид напоминал ему старого механика, а то и, может, пирата: Люк мог понимать Р2, находясь в кабине крестокрыла, но глядя на реакцию его компаньона, Трипио, на выражения астродроида Скайуокер представлял того как матерого ветерана какой-то войны. Впрочем, так оно, может, и было, в конце концов, эту модель астромехаников стали выпускать еще задолго до рождения самого Люка. Между тем, Р2-Д2, как выяснилось за время их «знакомства», был верным боевым товарищем, и если бы не его помощь, то приходилось бы куда сложнее обучаться полетам в открытом космосе. Даже сейчас дроид простроил лучшую траекторию для посадки, так что Люку только оставалось довериться механическому товарищу и готовиться к тому, что ждало его на борту корабля.       А ждал его целый взвод штурмовиков, и выглядело такое приветствие ничуть не гостеприимно. В одно мгновение даже проскочила мысль о том, чтобы постараться обезвредить всех бойцов, но вероятность успеха такой авантюры была мизерная, а расставаться с оружием никак не хотелось, хотя, подумал юноша, это наверняка было неизбежно. Но тут, надо сказать, он, к своему удивлению, ошибся: когда он выбрался из пилотской кабины, к его голове, конечно, был приставлен бластер, но перед собой он увидел сдержанное лицо человека, которое не выражало никакой агрессии или страха — мужчина в форме, судя по всему, адмиральской, устало оглядел фигуру Люка и протянул наручники без лишних слов.       — Поступил приказ сопроводить Вас в камеры, поэтому попрошу не совершать лишних движений и двигаться за мной. — Голос неизвестного Люку адмирала был настолько уставшим, что Скайуокеру даже стало жаль имперца: тот, казалось, не спал, без малого, сутки, а то и больше, что для организма обычного человека было, несомненно, изматывающе. Еще, надо сказать, юношу чрезмерно удивило отсутствие просьбы сдать любое оружие: неужели здесь не было никакого подвоха? Почему его не хотели убить? Выстрелить в плечо, чтобы лишить его возможности вытащить из-за пояса предполагаемый бластер? Подобного рода дружелюбие никак не вязалось с образом личного экипажа Лорда Вейдера, слывшего самым жестоким человеком — человеком ли? — в Галактике. Впрочем, Скайуокер без лишних слов подчинился, и со щелчком наручников у него словно что-то щелкнуло в сердце: плана он никакого все-таки не придумал.       Убранство личного флагмана Лорда Вейдера мало чем отличалось от того, что он видел на Звезде Смерти при первом и последнем, слава Силе, ее посещении, а потому Люк подумал, что сбегать отсюда было бы сложно, учитывая бесконечное переплетение коридоров и петляющие передвижения на лифтах. Дроид, которого также не стал трогать ни один штурмовик или механик, медленно полз за хозяином, что-то иногда высвистывая — и Скайуокер в тот миг пожалел, что не знал перевода мыслей своего механического товарища, правда, юноша мог поклясться, что и Арту также обращал внимание на детали корабля и сканировал его. Люк, имперский адмирал и астродроид, между тем, спустя пятнадцать минут ходьбы, остановились возле дверей, ведущих к камерам для преступников, судя по всему, не слишком опасных, потому что Люк, мельком оглядев углы, не увидел чрезмерное количество датчиков слежения. Адмирал открыл дверь и указал рукой на проход, где было непроглядно-темно.       — Вперед, — выдохнул он без всякой заинтересованности, думая, возможно, о том, что стоило бы просить надбавки к зарплате. Люк усмехнулся своим мыслям, и шагнул вперед, в неизвестность, надеясь на то, что его не расстреляют в следующее же мгновение.       Не расстреляли, но того, что произошло в следующую пару мгновений, юноша точно не мог ожидать. В одну секунду зажегся слабый аварийный свет, при котором видно окружающее пространство было едва ли лучше, чем в кромешной тьме; зажужжал световой меч, который тут же разрубил наручники Скайуокера одним плавным движением белоснежного клинка. Джедаи? Люк оторопевшим взором окинул ту фигуру, что держала в руках сейбер и, нахмурившись, понял, что никогда не встречал тогруту, стоявшую напротив. Женщина была высокой, крепкой и подтянутой, в отражении ее глаз блестел платиновый свет клинка, а губы оставались сжатыми в тонкую полоску. Вне всякого сомнения, она с нескрываемым интересом рассматривала Люка, окидывая взглядом его одеяние, прическу и, разумеется, в большей степени то оружие, которое он инстинктивно вытянул из-за пояса. Теперь Люк в руке сжимал световой меч, который, судя по всему, и привлекал внимание тогруты. Она прищурилась, рассматривая его, но по-прежнему продолжала молчать — заговорил зато стоящий в другом конце камеры человек, голос которого Люк уже безошибочно мог узнать.       — Малыш Люк, не прошло и месяца! — воскликнул Хан Соло с широкой улыбкой на лице.       Точно, вспомнил Скайуокер, проводя рукой по забранным в маленький хвостик медовым волосам, для них — и месяца не прошло. И, может, даже пары недель, на самом деле: иное течение времени на Дагобе было аномалией, однако Учитель объяснял его Силой, что, впрочем, никак не противоречило здравому смыслу. Люк и впрямь заметил, что для него прошло многим больше месяца, учитывая все им изученное, но предпочел, однако, никак не комментировать замечание Хана — Скайуокер только шагнул ближе и с юношеским пылким энтузиазмом пожал руку Хану, который наверняка с нетерпением ждал возвращения друга. Правда, подумалось юноше с некоторой грустью, за время их сотрудничества они вряд ли могли стать настоящими друзьями: времени, к сожалению, прошло не так много. И все же в мыслях своих Скайуокер называл контрабандиста не иначе, как другом — также он величал и принцессу Лею, которая сидела на широком выступе за спиной Хана и так же приветливо улыбалась Скайуокеру. О, и как же сильно он рад был видеть ее здесь, живую и невредимую, пусть только и на первый взгляд. Хотя даже в темноте была заметна ее болезненная бледность и очевидная худоба, причиной которой стал, судя по всему, переживаемый ею стресс. Девушка в секунду, несмотря на очевидную слабость, подскочила со своего места и нетерпеливо сомкнула вокруг торса Скайуокера руки в крепком объятии, чем едва даже смутила Люка, оторопевшего на короткое мгновение.       — Я рад видеть тебя, Лея, — неспешно проговорил он, приобняв принцессу за талию и примостив подбородок на растрепанной макушке. И стало лучше — правда, стало, ведь впервые за долгие недели сердце его стало биться идеально-ровно, спокойнее, чем в моменты одиночества. Лея, ему казалось, ощущала точно то же самое, потому что ее тонкие пальцы пробегали по его спине вверх-вниз в таком нежном успокаивающем движении, что и слов лишних не требовалось. Скайуокер только думал все, отчего он так сильно привязался к принцессе? Ее среди повстанцев прозвали «ледяной принцессой», она не так много времени провела с ним и едва ли могла испытывать к нему что-то большее, теплое, нежное. Впрочем, в то мгновение можно было и не думать — только чувствовать, и Люк с этой мыслью подхватил принцессу за талию и закружился на месте, от чего та рассмеялась. В ту же секунду юноша иронично улыбнулся, заметив, как Хан вдруг закатил глаза и отвернулся в сторону взвывшего от восторга и радости встречи Чубакки, будто игнорируя объятия Люка и Леи. Соло покрутил головой и одними губами что-то сообщил другу, от чего тот вдруг загоготал, махнув мохнатой лапой. — Хан, твоя ревность совсем неуместна.       — Ревность? Какая ревность, упаси Сила, я просто, — Хан кашлянул, прочистив горло и вздохнул, старательно отводя глаза, — просто не понимаю все эти нежные сентиментальности, сечешь? Так что, будьте добры, поскорее как-нибудь расправьтесь со своими объятиями.       — Ведешь себя, как ребенок, капризно и наивно, — улыбнулась Лея, но разомкнула руки и тут же повернулась в сторону дроида, опустившись возле астромеханика на колени и проведя рукой по начищенному металлу. — Я скучала, Арту; без тебя в полетах совсем тяжело приходилось.       — Неужели сам Р2-Д2? — раздался незнакомый Люку голос, и он понял, что заговорила женщина, доселе выступавшая только наблюдательницей встречи друзей на вражеской территории. Тогрута опустилась на одно колено напротив дроида рядом с принцессой и даже, как показалось удивленному юноше, искренне и радостно заулыбалась, рассматривая трещинки и царапинки на металлическом корпусе Арту. Тот выдал счастливую трель при виде женщины, и диод на приборной панели быстро замигал в приветственном сигнале, от чего тогрута рассмеялась и прищелкнула языком. — Не видела тебя двадцать лет, а ты словно и не постарел даже.       — А ты, Асока, кажется, знакома с моим дроидом? — повернулась к ней Лея, вскинув брови, на что женщина уверенно кивнула.       — Мой учитель летал только с ним; не без причин, кстати, Арту — выдающийся астродроид, есть в нем что-то удивительное и как будто живое. Ну, быть может, мне и кажется, но в юности я всегда удивлялась тому, что этот малыш вытворял, — с нотой ностальгической грусти отметила Асока, а после возвела глаза, с прищуром, похолодевшим и недоверчивым, глядя на Люка, от чего тот хмыкнул. — Видимо, не одному ему Р2-Д2 пришелся по вкусу, я права, юный падаван?       — Абсолютно, леди…?       — Асока Тано, — она поднялась на ноги, поравнявшись по росту с Люком, и протянула ему ладонь. Юноша незамедлительно ее пожал и доброжелательно улыбнулся так, от чего Асока по неясным причинам вновь прищурилась. Он повел плечом, крепче сжав сухую горячую ладонь тогруты и представился сам.       — Мое имя Люк. Люк Скайуокер, я друг Леи и Хана.       — Скайуокер?       Асока выдохнула его фамилию, не скрывая собственного удивления, а после перевела взгляд на Лею. Принцесса, опустив глаза, сложила руки за спиной и разомкнула губы, чтобы, по-видимому, ответить леди Тано, но промолчала, отказавшись комментировать хоть что-то. А вот Люку комментарии как раз не показались бы лишними: его не то чтобы удивила реакция женщины — в конце концов, его отец, кажется, был знаменит во время Войны Клонов, и Асока, будучи форсъюзером, наверняка могла слышать о нем или даже знать лично, но такая ее реакция все равно немного удивляла. И замешательство Леи, оно тоже вызывало подозрения, причем не только у Люка: Хан и Чуи, наблюдавшие за развернувшейся перед ними картиной, тоже, кажется, не понимали и толики происходящего. Асока Тано, вновь обратив свой взгляд на Скайуокера, теперь внимательнее осмотрела его и задержала взгляд на сейбере — вновь.       — Он принадлежал твоему отцу, не так ли? — посмотрела на него тогрута, и Люк тут же кивнул немедля. Уж это он знал наверняка, и точно мог сказать, что световой меч ему передали в качестве памяти об ушедшем Энакине Скайуокере. Лея, хмурясь, все еще молчала, прикусив губу, и наблюдала, как леди Тано пыталась домыслить нечто утаенное от большей части присутствующих. — Ты, верно, даже не знал его.       — Стараниями Лорда Вейдера, миледи, если верить словам мастера Кеноби, — согласно кивнул Люк, и Асока прижала пальцы к зудящим глазам. Прежде, чем продолжить, Скайуокер немного помедлил, прежде чем продолжить: — Это правда?       — Верно. Верно, его стараниями.       — Что ты имеешь в виду? — поинтересовалась Лея, с тревожной серьезностью вглядываясь в лицо тогруты. Но Асока молчала, и видно было, что женщина никак не намеревалась пояснять сказанное ранее, хоть и понимала: злить принцессу Органу — затея опасная. Лея обхватила себя руками и поджала губы, обдумывая то, что, как показалось Люку, хотела сказать, а потом склонила голову: — Нам нужно столько обсудить, Люк, ты ведь даже не представляешь.       — Я понимаю. — И он склонил голову, перехватывая одной рукой меч, а вторую протягивая Лее. — Как знаю и то, что ты никогда бы не поступила необдуманно. Поэтому я был бы благодарен, если бы ты, Лея, рассказала мне, как оказалась здесь и почему мы до сих пор живы.       И Лея говорила: долго, она потратила гораздо больше времени, чем могла бы в тех условиях, которые были созданы вокруг пяти персон в одной тесной камере, освещенной аварийным светом. Здесь не было ни единого штурмовика,не наблюдалось пыточных дроидов, а руки присутствующих не были скованны; более того, у Хана и Асоки оружие было при себе, как его сейбер, и Люк все старался найти тому объяснение. Не мог же Вейдер — монстр, чудовище, бездушное существо, ошибка Силы — помогать повстанцам? Но его убеждение в грешности второй фигуры Империи словно опасно колебалась сейчас, пока принцесса рассказывала спешно все то, что произошло с ней за время его, Люка, отсутствия. Скайуокеру вдруг захотелось сесть, когда нервное напряжение мгновенно исчезло, и он глубоко вздохнул. Произошло это прежде, чем он услышал причину, по которой Вейдер позволил мятежникам присутствовать на его флагмане — все в этой камере были связаны с леди Дорме Исис, жизнь которой для ситха была самой приоритетной во всей Галактике. Знать такое было странно — крайне необычно, если подумать, ведь Скайуокер был уверен в том, что точка невозврата для Вейдера давно была пройдена, а путь назад размылся под давлением бескрайних океанов Темной Силы, плещущихся внутри остатков его души.       — Леди Исис в порядке?       — Кажется, — кивнула Лея, — но, думаю, Вейдер не сможет долго держать ее на «Исполнителе». Я не вполне понимаю причины, которыми он руководствуется, но все же он хочет защитить Дорме. Настолько, что, насколько мне известно, готовит шаттл для ее транспортировки на Полис-Масса.       — Ты не думаешь, что это может быть ловушкой?       — А что думаешь ты?       Она сделала шаг к Люку и положила ладонь на его грудь, заглядывая в синие глаза юноши. Он накрыл ее пальцы своей рукой и прикрыл глаза, прислушиваясь к бушеванию Силы вокруг него и Леи. Великая говорила ему о многом — и одновременно ни о чем, о сущих безделицах, которые никак не складывались в единую картинку. Только Люк осознал в тот миг главное: его место было здесь, рядом с Леей, пережившей за последнюю пару дней сразу несколько потрясений. Еще Скайуокер тщательно старался изучить рисунок принцессы в Силе, чтобы понять, почему тот ощущался настолько знакомым, но стоило ему только начать — и что-то в Самой Лее противилось тому. Словно она и сама была чувствительна к любому проявлению Силы.       Люк думал задать еще несколько вопросов, но двери позади него неспешно раскрылись, и на пороге вновь возникла знакомая адмиральская фигура, и Скайуокер даже поморщился от досады, предчувствуя, что большего времени им с Леей не будет выделено. Девушка и сама это понимала, а потому напоследок сжала руку юного джедая и шагнула вперед, говоря адмиралу что-то тихо-тихо, но твердо и уверенно. Тот на мгновение растерялся, понять это можно было по тому, как приоткрылся рот в немом вопросе и осуждении, но Лея вновь повторила свою просьбу, от чего взгляд адмирала стал уже совершенно безразличным. Он махнул рукой, — недисциплинированно, скорее, по велению внутреннего крика души, а не по уставу — и принцесса Органа благодарно кивнула.       — Люк, нам и впрямь нужно больше времени для разговора, но… Я бы предпочла о таких вещах говорить вне досягаемости Империи. — Принцесса обернулась к Скайуокеру и едва улыбнулась, вымученно, грустно и слишком устало. — Поэтому вас с Чуи и Ханом отведут в ангар, к «Соколу». А после мы встретимся на Полис-Масса.       — Я не могу тебя оставить здесь без всякой защиты — без Хана и Чубакки. Ты не можешь гарантировать того, что с тобой не произойдет ничего непоправимого, — почти прошептал Люк, хватая ледяные ладошки принцессы Органы. Она покачала головой, а затем сказала то, что напугало юношу впервые за долгое время:       — Как бы абсурдно ни звучало то, что я тебе скажу, постарайся мне поверить. Сейчас я, пожалуй, действительно могу гарантировать, что ничего страшного со мной не произойдет. Прошу тебя только об одном: как только мы встретимся через пару часов, не делай преждевременных выводов и постарайся разобраться в ситуации, как это делаю сейчас я, — ответила принцесса, направляясь к выходу, но уже перед самым порогом обернулась через плечо и едва заметно кивнула. — К тому же, со мной будет Асока. Я упоминала, что она была ученицей Энакина Скайуокера?

***

      Император Палпатин терпеть не мог, когда кто-то — будь то слуга, Гранд-Инквизитор или же сам Лорд Главнокомандующий Вейдер — прерывал его в отведенное правителю личное время. Смех какой: Сидиус и без того восемнадцать часов в сутки без всякого перерыва заправлял своим детищем, Империей, а потому ни одна живая душа не имела права прерывать время отдыха монарха. Впрочем, существовали оговорки, приложенные к этому правилу, и какой-то смельчак иногда все-таки отваживался преступить порог личных апартаментов Императора, но только по исключительно важному делу. Чрезвычайному, можно сказать, но, наверное, беспричинно правителя вряд ли стал бы хоть кто-то беспокоить. Так убеждал себя слуга в императорском дворце, стоя у самых дверей в покои Палпатина. Императору должны были сообщить о скором прибытии вестника, так что он наверняка ожидал скорое прибытие юноши, но тот не решался постучать. В конце концов, сейчас через его уста должно было прозвучать нечто действительно важное, касающееся, возможно, государственной измены — и кто знает, как отреагировал бы на новость Император. Но ждать нельзя — и юноша, судорожно вздохнув, все же шагнул вперед, открывая двери.       — Оллин. — Палпатин, склонив голову, сидел в своем кресле за рабочим столом, и лицо его было привычно прикрыто широким капюшоном, из-под которого блестела напускным благодушием улыбка Императора. Молодой человек быстро поклонился, да так, что его спина шумно хрустнула, а после предал Палпатину лично в руки, как было условлено, инфокристалл, почти не разгибая спины. — Что же привело тебя посреди ночи?       — Никак не могу сказать, сэр, но мне было велено передать Вам, что дело касается Лорда Вейдера.       — Вот как? И что же натворил наш Главнокомандующий?       — И это мне неизвестно, — хрипло отозвался Оллин, не решаясь взглянуть на мрачную фигуру Императора. Тот хмыкнул в ответ, и юноша понял, что правителю явно неугодна подобная неосведомленность. — Но сообщение поступило час назад с Татуина, от принца Ксизора — вынужден сообщить, ныне покойного.       — Час — это непростительно много упущенного времени относительно той проблемы, о которой ты мне сообщил, Оллин. — И юноша схватился за горло в попытке глотнуть воздуха. Тщетно: горло его сжало невидимыми тисками, которых он так опасался, стоя за пределами комнаты. — Понимаешь, дело это может быть государственной важности, и Лорд Вейдер в нем, очевидно, сыграл немалую роль. Содержания я не требую от тебя, мой друг, но вот расторопности — пожалуй. Впредь будь быстрее и передай то же самое своему непосредственному начальству. Иначе, как бы ни было жалко мне об этом сообщать, придется набирать целый штаб, который станет писать письма соболезнования Вашим родным. Ты понял меня?       — Да. Да, Ваше Величество, я прошу прощения, — откашлявшись, выдавил Оллин и, спешно кивнув, покинул помещение, опасаясь того, что могло бы последовать за чтением сообщения.