Ночь и сигареты

Глеб открыл глаза. В сумраке, плавающем по комнате, он разглядел зеленые цифры. Всего лишь четверть второго ночи. Обычно в это время веселье только начинается. Фара приподнялся на локтях, усмехнулся, разглядев лиловое пятно ночнушки Наташи, что атласной тряпочкой повисла на спинке стула. Сама девушка спокойно спала рядом. Хотелось курить. Он встал с кровати, потирая ладонями лицо. Джинсы отыскались не сразу, но пачка сигарет была почти полна, и даже не пришлось шарить по всем карманам – зажигалка нашлась тот час. Глеб подошел к балкону, постаравшись не шуметь, откинул тюль, проскользнул в приоткрытую дверцу. На улице было тепло, даже для мая, и светло, будто Питер переехал временно в столицу великой и могучей вместе со своими знаменитыми белыми ночами. Луна светящимся блином висела высоко в небе, рассеянным маревом заливая все внизу. Миронов щелкнул зажигалкой, выбивая огонек и прикуривая сигарету. Дым зазмеился сизой лентой, потек в легкие, наполняя их знакомой никотиновой истомой. Глеб запрокинул голову, выдохнул облачко вверх, глядя, как оно расползается прозрачной кисеей, исчезая вовсе. Спать не хотелось абсолютно, впрочем, как и ничего больше. Такая тоска накатила невиданная, Фара давно не испытывал чего-то подобного. С чего ему грустить-то? Жизнь хороша, и жить, ой как, хорошо. Дело по жизни – имеется, друзья – предостаточно, тусовки и веселье – в наличии, любимая девушка – есть. Глеб обернулся, разглядывая сквозь стекло и занавеску очертания спящей Наташки. Печаль нахлынула вперемешку с нежностью. Что ж такое?! Темные улицы манили снизу своим понимающим молчанием. Миронов отшвырнул в забалконный мрак тлеющий окурок, вернулся в комнату. Он никогда не отличался особой предсказуемостью. Подцепил с пола майку, джинсы. Наташа вздохнула во сне, перевернулась на другой бок. Глеб вышел из спальни, прошел по коридору и, захватив с вешалки байку, повернул ключ в скважине. В подъезде было тихо, конечно, в такой час все соседи уже видят десятый сон. Парень аккуратно захлопнул дверь. Подошвы застучали по бетону ступенек, и вскоре улица дохнула ему в лицо особым ночным ароматом: пыль, свежая зелень, остывающий асфальт. Фара вдохнул полной грудью. Заныло что-то под сводом ребер, под чернотой четырех цифр. Усталое и даже уже совсем не злое, незнакомое, болючее. Он чертыхнулся и побрел вдоль безмолвных домов. *** Элитное жилье уже давно сменилось многоэтажками попроще, а потом и вовсе потянулись московские дворики, будто срисованные с советских фильмов. Заборчики, кусты и лавочки. В полутьме, рассеиваемой белесым лунным светом, они казались какими-то гротескными, будто ненастоящими. У Глеба ныли ноги, он уже и не помнил, когда ходил так много. Хотя, он не особо представлял, куда забрел. Мысли были где-то далеко, Фара не следил за дорогой, просто шел и шел. Миронов похлопал себя по карманам, но сигареты не нашлись. Конечно, ведь они остались в квартире, на балконе. Выругавшись, он пнул камешек. Тот затарабанил по асфальту, пару раз подпрыгнул и затерялся в потемках. Глеб глянул в направлении ускакавшей гальки. Под самым обычным подъездом, под раскидистым кустом сирени, сплошь усыпанным душистыми пирамидками соцветий, виднелась лавочка. Подойдя к ней, Глеб раздосадовано плюхнулся на сидушку. У кого в такое время стрельнуть сигаретку? Чтобы найти чего-нибудь по-специфичнее не было и речи. Ночной сквозняк мазнул по лицу парня, и он не сразу заметил, чем отдает воздух. Сигаретный дым. Глеб обернулся, едва сдержавшись от того, чтоб не обматерить притаившуюся в густой тени от сирени фигуру. Ровно на противоположном от него конце лавки сидел человек. Лицо его было скрыто глубоким капюшоном черной байки, из-под ткани тянулись клубы дыма, в белой руке, лежащей на колене, тлела красным сигарета. - Закурить не будет? – справившись с неприятным чувством испуга, спросил Миронов. Человек зашевелился, зашарил в кармане кофты и через мгновение подал Глебу пачку сигарет и прямоугольник зажигалки. Абсолютно молча, даже не повернувшись взглянуть на просившего. - Спасибо, - буркнул Фара, возвращая странному соседу пачку и зажигалку. Человек слегка качнул капюшоном, протянул руку, забирая свои вещи. Миронов пригляделся к ладони, но так и не смог понять, кто сидит рядом с ним: девушка или парень. Чуть узловатые пальцы с коротко обрезанными ногтями могли принадлежать представителю любого пола. Ни колец, ни браслетов – ничего, по чему можно было бы понять, кто перед ним. Присутствие соседа по лавочке напрягало Глеба. От монолитности темного силуэта, молчания и осознания, что сейчас глухая ночь вдоль хребта, продирало холодом. Фараон не считал себя пугливым, да и никогда он не был представителем робкого десятка, но скребущее чувство тревоги не отпускало его. В памяти всплывали обрывки дурацких ужастиков. Глебу хотелось встать и уйти, но гордость не давала ему позорно сбежать. Ну, байка черная с капюшоном, ну, обычные темные джинсы, ну, кеды со сбитыми мысками и запыленными шнурками. Среднестатистический человек, страдающий бессонницей и вышедший покурить на улицу, воздухом подышать, ага. Он же и сам зачем-то выполз из дома. - Тебя что-то тревожит? Глеб удивленно вскинул брови. Голос у незнакомца был низким, но недостаточно, чтобы принадлежать мужчине. Странный сосед - девушка, но удивило Фару то, что она вдруг решила заговорить. - С чего ты взяла? – не скрывая сарказма, спросил он. - Люди, которых ничего не беспокоит, спят по ночам, а не бродят в одиночестве по улицам, - отозвалась незнакомка. - Ты, вон, тоже не спишь. Что с этого? - А кто сказал, что меня ничего не тревожит? – с усмешкой в голосе вернула шпильку девушка. Пресловутый эгоизм, проблемы есть только у тебя, окружающие таким недугом не страдают. Глеб замолчал, не зная, что еще сказать. Даже этот разговор вызывал у него странный дискомфорт. Сколько он уже не болтал просто так с чужим человеком, с которым его не связывало совершенно ничего? Никаких общих друзей, друзей друзей, знакомых, темы музыки, ничего общего. - Мне тоскливо, хм, почему-то, - неловко признался он, поражаясь своей иррациональной откровенности. - Бывает, - вздохнула его собеседница. Миронов громко фыркнул, раздраженно отшвырнул обжегший пальцы бычок. Шикарный ответ он получил в обмен на свою тупую искренность. - Здесь может быть несколько вариантов, - неожиданно продолжила она. - И каких же, изволь поделиться? – его раздражала манера девчонки заумно вести разговор. - Либо в твоей жизни все катится коту под хвост, либо ты зажрался в край и ничего тебя больше особо не радует. Парень не спешил подтвердить догадки незнакомки. Хотя, похоже, она была права. Все приелось, истерлось, потеряло первоначальные яркость и краски. Но признаться в этом не хватало духу. - Может быть, - неопределенно отмахнулся он, - а у тебя какие тревоги? Хотелось увести тему, замять ее. Девушка хрипло хохотнула, чиркнула зажигалкой, прикуривая новую сигарету, щедро протянула Глебу пачку. Он не отказался. - У меня слишком много тревог, а если тебе неприятно обсуждать свои проблемы, можем и про мои потрепаться. - Какая проницательность, - не удержался от колкости Фара. Собеседница промолчала, но вся её фигура выражала мудрое понимание ситуации. - Как ты думаешь, что меня так беспокоит, лишая сна, м? – наконец, проговорила она. - Деньги, работа или учеба, парень-мудак, родаки, будущее, - выдал Глеб, зная, беспроигрышность своего предположения. У всех есть подобные проблемы, от них сложно отвертеться в этой жизни. Незнакомка снова рассмеялась: - Это было несложно. Ты почти попал в десяточку, браво. - Почти? - улыбнулся Миронов в ответ на её беззлобное веселье. - У меня нет парня-мудака, да и не мудака тоже. Или девушки, если на то пошло. А с родителями – полное взаимопонимание, - легко призналась она. - И в этом тоже проблема, я про парня, - уточнил Глеб. - Естественно. Снова повисла тишина. Девушка курила, Фара тоже. Хотелось сказать что-нибудь, но слова как-то не складывались. - Ты бывал на море? – спросила вдруг она, обескураживая собеседника. - Да, а к чему это? – недоумевал он. - А я никогда не видела море, - капюшон склонился, будто девушка разглядывала мыски изношенных кед. На секунду ткань колыхнулась, съезжая с макушки назад. Показался, было, острый белый подбородок, кончик носа, но она быстро поправила капюшон. - Какое оно, опиши, - попросила незнакомка. - Ээээ, ну, большое, синее, соленое, - Глеб и сам понимал, что описание глупое, но это было первое, что пришло на ум. - Прикольно, - смеется она, - знаешь, я многих прошу рассказать мне про море, каждый описывает по-своему. - Да, прикольно, - озадаченный Фара не знает, что можно на это ответить. - Но такого лаконичного рассказа я еще не слышала, вот честно. - Оно такое, вся эта романтическая херня, типа белых барашков волн, соленого ветра и всего такого, просто шелуха, - оправдался он. - Каждому свое, - легко подытожила собеседница. Возникшая пауза уже не тяготила и была даже к месту. Где-то встревоженной птицей залилась сигнализация, ветер шуршал в ветвях сирени, пахнущей одуряюще-густо. - Как тебя зовут? - почему-то захотелось узнать её имя. - А это важно? - Да, нужно же знать, с кем трындишь уже битый час, - отшутился Миронов. - Ладно уж, меня Лерой зовут. - Глеб. - Очень приятно, - девушка протянула руку, слегка повернувшись к нему. И снова невозможно было разглядеть её лица, лишь смутные очертания овала, да темные глаза. Ладошка ее была узкой и прохладной, кончики пальцев и вовсе – ледяными, а пожатие крепким и уверенным. - Когда все формальности соблюдены, можно и дальше болтать, - проронила Лера. - О возрасте у дамы спрашивать неприлично. Валерия фыркнула, потом сказала: - Вот уж не думала, что ты такой джентльмен. - Даже не знаю, обидеться мне или не стоит, - засмеялся Глеб. - О нет, не обижайся, я не хотела, честно-честно! – поддержала шутку девушка. - Пожалуй, я тебе поверю, - покивал лохматой головой Фара. - Какое благородство. Они смеялись негромко, город еще спал, и уже заметно тянуло предутренним холодком. Глеб застегнул байку и тоже накинул капюшон, приминая тканью легкие светлые пряди. - Светает, - тихо заметила Лера, чиркая зажигалкой. Небо между прямоугольников домов наливалось перламутровым светом, стремительно белея у далекой линии горизонта. В высоте гасли звезды, полумрак таял, а аромат сирени стал густым как сироп. - Пойду я, пора, - девушка поднялась с лавочки, небрежно подтянула за шлевки джинсы. - Не угостишь напоследок еще сигареткой? – спросил Глеб, чуть щуря глаза. Лера поворачивается к нему, но лицо разглядеть все равно было сложно. Миронов увидел лишь волнистый локон, легший поверх округлой щеки, да линию подбородка. Она подает ему сигаретную пачку и зажигалку. - Оставь себе, - бросает она, разворачиваясь, бредет прочь. Глеб глядит ей вслед, вертя в руке нераскуренную сигарету. Лера почти скрывается из виду, когда он окликает девушку: - Эй, мы пересечемся еще когда-нибудь? В окне на втором этаже загорается свет, желтый квадрат света ложиться поверх асфальта, сирени и парня. Кому-то нужно на работу, кто-то заваривает себе чай, зевая во весь рот. Валерия останавливается, оглядывается через плечо и задорно отвечает ему: - А зачем, Фара? - и произнеся это, снова начинает идти. Он задумывается: «И правда, зачем?». Девчонка тем временем скрывается за поворотом, исчезая как почти прошедшая ночь. У Глеба не остается ничего, кроме её имени и полупустой пачки никотиновых солдатиков смерти. В кармане его байки трезвонит мобильник, который он не забыл прихватить с собой из дому. - Милый, ты где? – в трубке сонный голосок Наташи. - Сижу неизвестно где на лавке, курю, - просто отвечает он, пытаясь разобраться в своих ощущениях от этой бесполезной беседы. - Что-то случилось, - тревога просачивается в интонацию девушки, она волнуется. - Не переживай, я скоро вернусь. - Жду. Гудки. Она не поняла, почему он пропал посреди ночи, но приняла спокойно. Значит, так ему было нужно. Миронов поднимается с лавки, отряхивает джинсы, уходит туда, откуда пришел. В голове пустота, плавают обрывки бессвязных мыслей. Хочется спать. Быстрей бы прийти домой и завалиться в теплую постель, приобнять Наташку. *** Лера поднимается по стертым грязным ступенькам до четвертого этажа. Долго шарит в кармане байки, пытаясь выцарапать завалившийся ключ. В квартирке по-прежнему храпит брат, ворочается во сне его жена. Девушка тихо скидывает с ног обувь, кидает на вешалку кофту. Она проходит на кухню, долго пьет воду прямо из графина. В зале её ждет скрипучая раскладушка, разложенная почти под самым телеком. Сна нет ни в одном глазу. И дело вовсе не в тревогах.