Часть 1
28 января 2016 г. в 19:21
Пустынный маленький сквер на окраине города. В этом районе редко кого встретишь. Все предпочитают жить ближе к центру, где бешеном ритме бушует жизнь. Но для художника-самоучки — это то, что надо. Каждое утро, ни свет, ни заря, он приходит сюда с большой коробкой цветных мелков, неспешно раскладывает их и принимается за работу.
Чаще всего главным героем его рисунков становится природа. Облака, деревья, клумбы, скамейки и обветшалые тропинки объединяются в одно целое, играют совсем по-новому и начинают новую жизнь на асфальте.
К следующему дню весь пейзаж сотрется и стопчется людьми, смоется дождём и занесётся пожухшими листьями. Но художник без капли сожаления нарисует заново свою работу. Вновь выведет каждую травинку и лепесток, передаст каждое цветовое соотношение, повторит любую деталь вчерашнего пейзажа. Будет изучать мелочи, которые, увы, не заметит и не оценит никто.
«Неблагодарный труд» — скажите вы. «Неблагодарная жизнь» — ответит он вам.
Хотя иногда всё бывает и по-другому. Придёт он на тоже место, ссутуленный и поникший, кинет мелки и будет носиться по всему парку в поисках идеальной натуры. Будет всматриваться в каждый камешек, и если вдруг что-то ему не понравится, он презрительно фыркнет и уйдет искать другую музу. Вроде бы всё уже готово, есть вид, материал, «бумага». Все, как и вчера, как и позавчера, как и неделю, и месяц назад. Он, что-то бормоча себе под нос, чиркнет на асфальте, затрёт рукой, вновь нарисует, и опять сотрёт. Презрительно посмотрит на бессмысленные цветовые пятна, повернётся и уйдёт домой. Нет вдохновения.
Придя домой, он достанет мольберт, тюбики с масляной краской, жёсткие и грязные от времени кисти и мастихин. Будет рисовать какую-то слащаво улыбающуюся девушку, либо какого-то насупленного мужчину с фотографии. А может поставить «весьма оригинальный» натюрморт с тяжёлой драпировкой, яблоками, цветами и вазой. Всё, что пожелает заказчик, отразится на холсте за считанные часы. Сочные фрукты искупаются в лучах солнечного цвета, цветы расцветут и запахнут ещё пуще, чем в натуре, а в стеклянной вазе будет отражаться бордовая ткань. Безупречно с точки зрения живописи. Приторно, сладко. Но одной детали на холсте всегда будет не хватать. На нём не будет души. Её остатки он оставил в сквере.
Как оказалось, запах сырого асфальта приманивал его куда больше благоуханного аромата роз.
И так повторяется из раза в раз. Каждые семь дней в неделе, каждые тридцать в месяце, каждые девяносто с хвостиком в сезоне, каждые триста шестьдесят пять в году. Так будет и в это воскресное ноябрьское утро.
Юноша шёл вдоль дороги, ведущей к всё тому же вышеупомянотому месту. Ветер с силой развевал его чёрные длинные волосы, они назойливо лезли в лицо и ослепляли глаза. Но он, казалось, его не замечал. Сосредоточенно думал о чём-то своём и заколдовано смотрел в одну точку.
Вскоре он пришёл на своё вчерашнее место в сквере. Пейзаж почти не стёрся, вполне можно было различить основные черты и некоторые моменты. Видимо это и привлекло внимание девушки, так внимательно рассматривающей простенький набросок мелками.
— Тебе нравится? — подошёл к ней и спросил художник.
— А? — переспросила она и взглянула на него, наконец-то оторвавшись от рисунка. — Прости, я не заметила, как ты подошёл.
— Да ничего. Я спросил — как тебе этот рисунок?
— Очень красиво. Так детально и… мило. Критик из меня никакой. Но мне нравится. Это ты нарисовал? — девушка замялась. По коже пробежал холодок, от проникновенного взгляда его карих глаз. Будто он смотрел не на лицо, а в душу.
— Ага, — тихо и неспешно ответил он. — Для меня это высшая степень похвалы. Обычно и такое здесь не услышать.
— Здесь вообще, что-то можно услышать? Ну, я про то, что тут мало кто ходит. Ты бы пошёл куда-то ближе к жилой части, возможно, там бы нашёл зрителей, которые по достоинству оценили твой талант.
— Я люблю тишину. Она для меня вдохновение и муза в одном лице. А критику я и не ищу. Не переношу её.
— Понятно, — сбивчиво ответила она, отвернулась и села на скамейку. А художник стал раскладывать мелки на сыром асфальте.
Сделав это, он не поспешил приступить к рисованию. Он начал внимательно разглядывать девушку.
Ей явно было не больше восемнадцати лет. Густые рыжие волосы спадали на плечи и на тонкую куртку горчично-жёлтого цвета. Несмотря на промозглый ветер, на ней не было шапки, видимо не хотелось портить и прятать идеально уложенные волнистые пряди. Хоть ветер и внёс свои коррективы в причёску, это вовсе не портило общей картины, скорее наоборот придавало ей особого шарма. Лицо её было бледным и худым, щёки украшали едва заметные веснушки. У неё были глаза тёплого зелёного цвета с примесью охристо-коричневых, будто медовых пятен. Чем дольше художник разглядывал её, тем больше не хотелось отрываться от этого занятия, тем больше он замечал в её внешности деталей и изюминок.
Кажется, девушка это заметила. Она слегка улыбнулась, от смущения её щёки приобрели слегка розовый оттенок.
— А не хочешь хотя бы сегодня сменить свою музу?
— Что ты имеешь в виду?
— Сможешь нарисовать меня? — с задорным вызовом в голосе сказала она.
— Думаю, что смогу, — усмехнувшись, ответил он и сразу же стал намечать черты лица бежевым мелком. — Ты кого-то ждёшь здесь?
— Угу. Как ты узнал об этом?
— Да ты всё время на часы нервно поглядываешь. Вот и решил так. Кого ждёшь, если не секрет?
— Я договорилась встретиться тут с одним парнем.
— Странное место и время для свидания.
— Восемь утра? Да, наверное. Или может я что-то перепутала. Не знаю.
— Не в обиду, но тем же лучше. Полагаю, твой портрет пишут не каждый день.
На какое-то время в сквере вновь воцарилась тишина. Скоро на асфальте уже можно было увидеть лицо с тщательно прорисованными чертами. Художник не пытался рисовать быстро, чтобы поскорей завершить работу и не задерживать девушку, нет. Он не спешил, скорее это время ускоряло свой ход.
Так получается само, когда ты боишься растерять вдохновение и забыть, то что хотел выполнить. Ты пытаешься удержать это при себе, охватить и воплотить массу идей разом. И несёшься головой об край в процесс творчества, забывая о том, кто ты, и где ты. Увлекаешься этим, словно наркотиком, и остановиться уже невозможно. Вырисовываешь каждую мельчайшую деталь, пока у тебя не закончится лист; исправляешь все ошибки и недочёты, пока не достигнешь своего идеала; делаешь цвета ярче, а после растираешь и заглушаешь их, пока не закончится материал. И так, пока душа не устанет и не скажет: «Готово!». Ты в не себя от переполняющих тебя радостных чувств поднимешь глаза, отойдёшь подальше и посмотришь на работу. А после развернёшься, досадно плюнешь и уйдёшь.
Только после нескольких таких проб и разочарований ты сможешь назвать себя художником. И плюс тысячу пятьсот очков к карме, если осознаешь, что сам процесс рисования куда важнее результата.
— Тебя хоть как зовут?
— Лили. Лили Эванс. А тебя?
— Северус. Фамилию не буду говорить, всё равно больше никогда не встретимся.
— Почему ты в этом так уверен? — удивлённо вскинула брови девушка.
— Ты сейчас пытаешься флиртовать с незнакомым тебе парнем, хотя сама одной ногой на свидании с совершенно другим. Не находишь странным? — усмехнувшись, ответил вопросом на вопрос он.
— Во-первых, я не флиртую, я просто спросила. Кто виноват, что я тебе понравилась? Ты сам согласился рисовать меня, — наигранно сказала она. — Во-вторых, кто сказал, что я жду парня? Джеймс мой однокурсник, мы вместе учились в Хогвартсе и решили встретиться помимо стен школы.
— Хогвартсе?
— Вот видишь, я уже взболтнула лишнего. Теперь мы просто обязаны встретиться ещё хотя бы один раз.
— С чего вдруг? Я ни с кем не общаюсь, и мне даже некому будет рассказать об этом супер-страшном «Хогвартсе».
— Дело даже не в этом.
— А в чём? — фыркнул Северус.
— Тогда мне придётся стереть тебе память с помощью Обливиэйта. Ни один маггл не должен даже догадываться об этом.
— Ты серьёзно?
— Вполне, — сказала она, срываясь на истерический смех, настолько её довело недоверчиво-расстерянное выражение лица юноши.
— Кто вас, девушек, поймёт. Упрекаете в несерьёзности, а сами заливаетесь хохотом, — покачал головой он и продолжил работать.
Ему оставалось сделать лишь самую сложную часть — волосы. Поверьте, научиться нарисовать два пропорциональных глаза или улыбку Джоконды будет куда проще, чем не превратить волосы в огромную оранжевую мессу.
Девушка стояла в профиль, большую часть рисунка занимали именно развевающиеся на ветру пряди.
Все сложности заключались именно в цвете. Ужасная ошибка закрасить рыжим и сделать всё однотонным пятном. Непростительная — добавить туда жёлтого, охристого, коричневого, красного, бежевого и, пожалуй, ещё того серо-буро-малинового, превратив их в сборную солянку осенних листьев. Нужно найти золотую середину и силу воли, дабы не продемонстириовать всю богатую палитру имеющихся у художника цветов. А такой соблазн присутствует почти всегда.
Рисование этой части портрета сводило художника с ума. Время от времени он задумчиво смотрел на рисунок и перетирал в руках стёртый в пыль мел. В следующую же секунду он подскакивал, хватал пастель в руку и в агонии скрипел ею по асфальту. Отбрасывал в сторону и начинал всё по-новому.
— Кхм, — нарушил молчание он. — Если тебя интересует, то я уже дорисовал.
— О… Ого! Теперь я с полной уверенностью могу сказать, что людей ты рисуешь даже лучше чем природу.
— Спасибо.
— И всё? Ты каждый раз просто бросаешь рисунок здесь? Он же сотрётся.
— А что мне ещё делать? Он же на асфальте.
— Ты мог бы фотографировать их.
— Зачем?
В ответ девушка лишь пожала плечами.
— Может… прогуляемся? — неуверенно предложил Северус.
— Давай. А то уже ноги затекли, так долго сидеть.
— А твой парень?
— Уже десять минут десятого. Не думаю, что он придёт.
— Это я так долго рисовал? Забавно, я даже не заметил этого.
— Бывает. Иногда я тоже могу так увлечься чем-то, что вообще не замечать окружающих. Взять хоть уроки зельеварения…
— Зельеварение? Да расскажешь ты уже хоть что-то об этом странном Хогвартсе?
— С удовольствием. Только прошу, не перебивай…