Темнее всего перед рассветом

У Беллами за спиной годы опыта, армия в подчинении и раздражающий голос высокомерной принцессы Санктума. На ее лице ни одной эмоции, мужчине сложно понять, что могло привести в здание охраны сучку, обычно не утруждающую себя какими-то делами. — Блейк. Судорожный вздох и разворот на сто восемьдесят градусов. Он не смотрит на нее с благоговением, как следовало бы, не приветствует, как следовало бы, не кланяется, впрочем, даже слушать не собирается, думая лишь о том, как бы поскорее эта девчонка высказала все свои пожелания и ушла. В ее глазах презрение, там можно прочитать всю ненависть, которую она испытывает к мужчине, только вот никто не знает, что Кларк уже давно научилась носить нужные маски. Беллами видит, как двигаются ее розовые губы. Видит вздымающуюся грудь, обтянутую черным костюмом, который, стоит признать, невероятно ей идет. Если бы не капризы и замашки, свойственные королевской дочке, она бы могла сойти за отличного правителя или воина. Внешне. А так всего лишь девчонка. — Ты меня не слушаешь. — Умная принцесса. У Кларк могущество, любимый папочка и желание втоптать в грязь Беллами Блейка. — Ты же знаешь, что тебя могут убить по моему приказу. — Ты же знаешь, что ты этого не сделаешь. — Пока пялился на меня, Блейк, я говорила о том, что отец отправляет нас, как бы это жутко не звучало, к Габриэлю для разрешения некоторых вопросов. Мои мольбы и доводы о том, что нам не по пути, что я просто-напросто в один момент могу кинуть тебя в отходную яму, не убедили его. — Не понял. — О, ты что тупой? Глухой? Говорю, что завтра мы идем… — С чего ты взяла, что пялюсь на тебя. — Разве это не очевидно? Я классная. И горячая. Беллами смеется громко, чем доводит принцессу до крайней точки бешенства, но Кларк не показывает этого. Ухмыляется только, сцепляя руки за спиной, кидая взгляд на охранников, едва сдерживающих свои порывы не поддержать Блейка. — Беллами Блейк, — она подходит ближе, так близко, что мужчина задерживает дыхание, лишь бы не услышать запах летних полевых цветов, мятной зубной пасты и масляных красок. Он замолкает, стоит только ей оказаться на опасном расстоянии, лишь бы не взболтнуть чего лишнего. — Когда-то ты был никем, помнишь? Мать — шлюха, сестра — бывшая наркоманка с черной кровью. Она могла бы нам пригодиться, знаешь, для опытов, но Октавия сбежала, бросив умирающую Аврору и тебя — простого, никчемного уборщика, мальчишку, зарабатывающего на жизнь мытьем горшков. Завтра ты увидишь ее впервые за несколько лет, не так ли? О живет под крылышком Габриэля, уж не знаю в каком статусе, но ей там вполне себе хорошо. Вряд ли она вспоминает о брате неудачнике. Если бы папочка не увидел в тебе потенциал, не наткнулся тогда на охоте, где бы ты был сейчас, а? — Вон! — Блейк рычит, стискивая руки в кулаки. Желваки заходят на скулах, Кларк непроизвольно облизывается, видя его разгорающуюся злость. — Пошли вон! Все! Спустя минуту они остаются совсем одни, и Блейк, не церемонясь, толкает надоедливую суку к стене, прижимая ее тело своим. — Что ты… Она задыхается, воздух вышибает из легких, когда мужчина сцепляет пальцы на тонкой шее. Сжимает не сильно, оставляя доступ к кислороду, но если после такого не останутся синяки, Кларк будет очень удивлена. — Как ты смеешь! — О, принцесса, ты даже не представляешь. Пора забыть, что все слова, вылетающие из твоего чудесного ротика, будут прощены. Что тебя защитят в любой момент. — Папа… — Рассел ничего мне не сделает, — Блейк впивается подушечками сильнее, вдавливает девушку жестче. Его нога вдруг оказывается промеж ее ног, а блондинка обнимает мужчину за широкие плечи, притягивая ближе, чувствуя даже под слоями одежды горячее тело. Легкие работают с удвоенной силой, сердце стучит как бешеное, когда Беллами проводит губами по бьющейся жилке на шее, кусает мочку уха. — Ублюдок. Ненависть и желание — дикая смесь. И это то, что они чувствуют. — Признай, малышка. Тебе нравится, — шепчет тихо, жмется, ощущая вырывающийся запретный огонь. Он освобождает ее шею из тисков, но тут же обхватывает подбородок, приподнимая голову принцессы, чтобы смотреть, впиваться взглядом, пожирать каждую частичку красивого лица. — Я ненавижу тебя. — Потому что знаешь, что никогда не получишь. Потому что знаешь, что никогда не буду твоей. Кларк верит в свои слова. Она знает, что звучит убедительно, что маска, на которой должно быть ярко написано презрение не слетит с лица, когда его губы так близко. Принцесса Санктума официально принадлежит другому, но что делать, если внутри все рассыпается на кусочки при виде Беллами Блейка. Поэтому она ненавидит его еще сильнее. — Уверена? — Да. — Ты уже моя, Кларк. — Разве можно любить того, кого ненавидишь? — Ты мне скажи. Мужчина отступает на шаг. Ему нравится играть с блондинкой, нравится доводить до бешенства, смотреть, как краснеют щеки, как губы слегка приоткрываются, словно заманивая, обещая, что будет так, как никогда прежде. — Я не люблю тебя. Как я могу любить ничтожество? — злится, проводит ладонями по черной, задранной до бедер ткани. — А я не люблю тебя. Как я могу любить дрянь, убившую мою мать? — Что? Но… Беллами не хочет слушать. Нажимает кнопку на приборе управления, открывая входную дверь. Через несколько минут помещение вновь заполняется шумом. — Встретимся утром, принцесса. Да святится имя твое.