Лишний солдатик

Стук колес мерно отмечал милю за милей. Ту-дум-ту-дум ту-дум-ту-дум. За окном пролетали серые предместья Девона, окрашенные предзакатными лучами апельсиновых оттенков. Скорчившись на жестком, оббитом дерматином сидении, полулежал, опустив голову на грудь, Эндерс Джонсон. На столике перед ним гремел камушками льда наполненный всклень стакан холодного виски — прямиком из вагона-ресторана. Взгляд мужчины был сосредоточен на прилично помятом письме. Руки дрожали, то ли от тряски поезда, то ли от содержимого листка бумаги, который в некоторых местах протерся и посерел от вспотевших пальцев. Сделав очередной маленький глоток, Эндерс Джонсон со вздохом сложил письмо пополам и отправил во внутренний карман пиджака. Он помнил каждую строчку наизусть, мог процитировать по памяти, а подсознание услужливо рисовало в голове адресанта. Светлые с платиновым переливом волосы, вдумчивые фисташковые глаза — он легко представлял, как, склонившись над письменным столом, она раздумывала, что написать, аккуратно подбирая слова. «Дорогой Эндерс…» — Дорогой Эндерс… — пробормотал под нос мужчина, сцепив пальцы. Он до сих пор не верил, что решился на это. Именно сейчас, когда жизнь наконец начала налаживаться, когда страшные годы и желание упиться до смерти остались позади, размывшись, как страшный сон. Исчезли ледяные, сочившиеся ядом слова, исчезли ненависть, горечь и скорбь. Но не исчезло одиночество. Прошел уже год, как он переехал в Англию, сменил работу, нашел новых приятелей для еженедельных гуляний и посиделок, но грызущая изнутри подозрительность осталась с ним. Как он может довериться людям, тем более таким, какие окружали его, когда собственная семья отвергла? Но тем не менее… он решился. Даже будучи выброшенным на обочину дороги своими братьями, Эндерс, как верный пес, снова бежал к ним, высунув язык и виляя хвостом, всякий раз, как его подзывали. Потому что, несмотря на всё плохое, он верил. На редкость это было глупо, он знал, но верил, что что-то изменится. «Дорогой Эндерс… Ты безусловно удивлен моему письму, но я должна была это сделать. Нам всем давно пора поговорить…» Поезд плавно дернулся, сбавляя ход — он приближался к конечной станции. Со свистом выдохнув сквозь зубы, Эндерс Джонсон одним глотком прикончил остатки виски, поднялся и снял с полки массивный кофейного цвета чемодан. О боги, что же он творил? Он ведь не хотел ехать; от одной мысли о возвращении к прошлому по горлу будто пропускали колючую проволоку, а ладони становились предательски влажными. В тот злополучный день две недели назад, проверив корреспонденцию, он ходил сам не свой, всё время опуская руку в карман и проверяя конверт, словно тот мог исчезнуть по мановению волшебства, много пил и не способен был сосредоточиться на разговорах. Нет, он не мог ехать. Вот почему вечером он пришел домой, сел за стол и написал убористым, повалившимся влево почерком отказ. Он-де был занят: рабочие обязанности, встречи, клиенты, переговоры. Никоим образом он не мог поспеть к нужной дате на Солдатский остров. Извинения, расшаркивания и любезности. Прощание. Подпись. Точка. Письмо отправилось на почту. После такого по всем правилам Эндерс должен был сорваться с крючка, но за три часа до требуемого времени сорвался на станцию за билетом. «Идиот», — корил он себя. Корил, протягивая деньги в кассе, бегом спеша домой, бросая вещи в чемодан и залезая в поезд. Зачем? Он не мог иначе. Если была хоть какая-то мизерная надежда на хрупкий мир со своей семьей, он просто не мог её упустить. Верный пёс Эндерс Джонсон. Пристань встретила его вечерней прохладой. Немногие оставшиеся рыбаки сворачивали сети, обсуждали улов или драили клети от налипших водорослей и тины. Далеко на горизонте окруженный легкой молочной дымкой виднелся остров, а на нем, размером с полноготка вырисовывался призрачный силуэт особняка. Лишь бы не было слишком поздно. Эндерс не хотел искать ночлег до завтрашнего утра по темноте. Он неспешно прогуливался вдоль линии берега, вглядываясь в угрюмые, заветренные лица мужчин. Курились сигареты. В глаза задувал соленый морской ветер, смешанный с табачным дымом. И тут ему улыбнулась удача. Под ногами, в одной из лодок он заметил деревянную табличку с белыми буквами, складывающимися в надпись «Солдатский остров». На каменных ступенях пристани в потасканном вязаном свитере с горлом смолил бычок один из рыбаков, время от времени поскребывая грязными ногтями рыжеватую бороду. Откинув полы пиджака, Эндерс зацепился большим пальцем за ремень брюк и уставился на него сверху вниз, переминаясь с ноги на ногу — так ему не терпелось закончить с сегодняшним переездом. Подумать только — хватило бы мозгов, он сейчас мог бы посиживать в любимом кресле напротив камина с книгой в руках и потягивать из бокала вино. — Вы — мистер Нарракотт? — требовательно окликнул он. — А кто спрашивает? — был ответ. — Мистер Джонсон. Мне нужно попасть на Солдатский остров. — Простите, я уже отвез сегодня всех, кого надо. — Если вопрос в деньгах… — Вы не так поняли, — грубо оборвал мужчина. — Мне было строго велено доставить ровно восемь человек на Солдатский остров. Я их доставил. Моё дело сделано. — Да? И кто же вам велел? — в голосе Джонсона появились раздражительные нотки. Ему не нравилось, когда кто-то вставал у него на пути. — Мистер Оуэн. Эндерс с недовольным фырканьем выдернул из внутреннего кармана письмо, одновременно широким шагом спускаясь по лестнице вниз, к самой лодке. — «Я остановилась на Солдатском острове у мистера и миссис Оуэн и с нетерпением буду ждать тебя к восьмому августа. Приезжай непременно, тебе здесь будут рады.» — процитировал он, яростно тряся листком бумаги перед лицом Нарракотта. — Я отвез восемь человек. Больше Оуэны никого не упоминали, — упрямо повторил рыбак. — Да мне плевать, сколько вы там отвезли. Меня ждут! — не сдержавшись, повысил голос Эндерс. — А ваше имя указано в письме. Если вы откажетесь, я вернусь завтра и найду другого перевозчика, а позже прослежу, чтобы информация о вашем поведении достигла ушей хозяев острова. Это вам ясно, мистер Нарракотт? — с нажимом спросил он, готовый развернуться. — Ну-ка, дайте сюда, — тот сердито вырвал письмо и сам вгляделся в печатные, поистертые буковки. — Почём мне знать, что вы не обманываете? — проворчал он наконец неуверенно. — Я что, похож на человека, который в свой выходной потащится через полстраны на какой-то занюханный островок? — Да кто вас разберет, — отмахнулся Нарракотт, сплевывая и возвращая письмо владельцу. — В любом случае, прошу извинить, мистер Джонсон, но уже слишком поздно отплывать. Скоро совсем стемнеет, обратная дорога будет трудной. Эндерс сжал губы в тонкую линию, лихорадочно соображая, где он здесь будет искать не только гостиницу, но хотя бы такси, чтобы вывезти его к цивилизации. — Может… договоримся? — вздохнув, предложил он, разворачивая Нарракотта поближе к себе и доставая из кармана кошелек. — Сколько? Нарракотт безразлично смотрел, как из большого отделения заманчиво выглянули хрустящие купюры. Эндерс достал половину и стал отсчитывать. 10, 20, 30 фунтов. Он вопросительно посмотрел на мужчину, протягивая деньги. Тот долго взирал на предложенные бумажки с таким лицом, словно что-то обдумывал про себя. Наконец Нарракотт издал протяжный досадный стон, выцепил у Джонсона еще одну купюру (раз предлагают) и, уткнув нос в неожиданный навар, махнул рукой, подзывая за собой. Незаметная улыбка зажглась в голубых глазах Эндерса Джонсона — он, как говорили его американские партнеры, выбил себе выгодную сделку.

***

Подхватив поднос, заставленный десятью маленькими блюдечками с десертом, мистер Роджерс невозмутимо стал подниматься в столовую. Подбородок был задран к верху, шаг ни на секунду не сбивался, рука не дрожала, грозя уронить приготовленные женой яства. В своей работе он был мастером и делал всё безукоризненно и отточено, по часам. Мистеру Роджерсу были прекрасно известны его обязанности на вечер и последующие дни. Сейчас он отнесет десерт, потом поднос с чайным сервизом, а на после… пластинка уже была заготовлена. Его распорядок был непревзойденно идеален. Ничто не могло его нарушить… кроме внезапно ввалившегося в парадную дверь светловолосого мужчины с чемоданом в левой руке. Поставив этот самый чемодан на пол, незнакомец провел рукой по шевелюре, откидывая со лба мелкие прядки и воззрился на дворецкого. — Простите, сэр, Вы …? — Роджерс замолчал, не решаясь назвать фамилию хозяина особняка. В конце концов он мог ошибаться. А мог и нет. Но лучшим выходом было вежливо уточнить. — Джонсон. Эндерс. Роджер раскрыл было рот, готовый ответить заготовленную реплику на случай приезда мистера Оуэна. Но новый визитер таковым не оказался, и мужчина стал срочно изображать, как выйти из щекотливой ситуации, никого не оскорбив. Он устремился мыслями в прошлое, напрягая память. Джонсон… Для такого имени у него инструкций не было, да и мистер Оуэн четко распорядился, что всего на остров должны прибыть восемь гостей. Не девять. Это он помнил четко. — Простите, мистер Джонсон, э-э-э… вы по приглашению Оуэнов? — выдавил он наконец, быстро возвращая лицу прежнюю невозмутимость. — Ну, наконец-то хоть один человек задает мне нормальные вопросы, — отозвался Эндерс, расстегивая пуговицы. — Да, я по приглашению Оуэнов. Могу даже продемонстрировать письмо в качестве доказательства. — Это будет излишним, сэр, — жестом руки мужчина остановил его, когда Джонсон попытался достать конверт, но успел однако скользнуть по нему взглядом достаточно, чтобы выхватить нужное имя. Оуэн. По крайней мере этот человек не врал. Да и какое ему, Роджерсу, до этого дело. Его задача — обслуживать гостей и не оставлять недовольных. Остальное — не его прерогатива. — А вы…? — начал Эндерс. — Мистер Роджерс. Дворецкий. Разрешите мне взять вашу верхнюю одежду, — он поспешно отставил поднос на круглый столик слева от двери и вернулся принять бежевый плащ. Осторожно повесив его на сгиб локтя, дворецкий столкнулся с новой проблемой — ему просто некуда было поселить гостя. Все комнаты были заняты. Если только в спальне Оуэнов… но его хозяева могут быть не рады, что он проявил такую инициативу. С другой стороны… вряд ли они приедут сегодня. — Прошу за мной, сэр, — он подозвал Эндерса в сторону лестницы. Нужно было решать возникшую ситуацию быстро. Восемь человек ждали его с десертом в столовой, но и этого бросать тоже было нельзя. Всё должно быть безукоризненно. Это его работа, а с ней он всегда справлялся превосходно. Эндерс ступал за дворецким, напряженно оглядываясь по сторонам. Сердце застучало быстрее, и на этот раз не от того, что пришлось плестись сюда с тяжелым багажом вверх от самого пляжа, а от вполне справедливого страха встретить отправительницу письма. Ну зачем, зачем он приехал сюда? Зачем он сорвался в последнюю минуту? Ему становилось нехорошо от грядущей встречи, в животе от волнения скручивались тугие узлы. — Скажите, Роджерс, а где сами Оуэны и их… гости? — К сожалению, я не располагаю вестями о хозяевах дома. Скорее всего они прибудут завтра с утра. А все гости сейчас ужинают на первом этаже. — Ага… — кивнул сам себе Эндерс и, спохватившись, добавил, — благодарю, Роджерс. — Если позволите добавить, сэр, мы не рассчитывали на такое количество посетителей, — неуверенно начал дворецкий, остановившись в нерешительности посередь коридора второго этажа, — поэтому гостевые комнаты все заняты… — он выдержал паузу, ожидая реакции Джонсона, и, не дождавшись, продолжил. — Если вы не против, я предлагаю вам временно разместиться в спальне мистера и миссис Оуэн… — Мне всё равно, где спать. — Это всего на одну ночь, а завтра, с их приездом, мы решим, как быть дальше. — Мои ли проблемы, что Оуэны никак не определятся с количеством своих приятелей, — буркнул под нос Эндерс, заходя в указанную Роджерсом комнату. — Ужин подходит к концу, но я попрошу миссис Роджерс разогреть что-нибудь специально для вас. — Премного благодарен, — у Эндерса вышло на удивление искренне. Ведь он действительно был очень голоден. Оставив Джонсона переодеться и освежиться с дороги, Роджерс практически бегом поспешил на первый этаж. Возможно, он еще не сильно задержался. Легко подхватив со столика поднос и удобно уместив его на согнутой руке, дворецкий устремился в столовую, где велись негромкие, но уже довольно дружелюбные беседы. Увидев маленькие съедобные произведения искусства, которые выставляли перед их носами, гости одобрительно захмыкали. То тут, то там раздавались тихие лестные эпитеты повару. — Волшебно! — всплеснула руками мисс Брент. — У миссис Роджерс талант, — с улыбкой на устах заметил судья Уоргрейв. Дворецкий ничем не выказывал реакции на эти комментарии. Бесстрастное лицо выражало минимум эмоций. Главное, им нравилось — тут дорогая женушка не подвела. Пожалуй, в конце вечера стоило передать ей комплименты. А может и нет, он не решил. — Она хоть и выглядит, как живой мертвец, но готовит просто отменно, — огласил во всеуслышание Марстон, обрушив на стол лавину неловкого молчания и переглядываний. Паузу снова заполнила мисс Брент. — Когда нам ожидать Оуэнов? Они не звонили? — На острове нет телефона, мадам, — сдержанно ответил Роджерс. — Почту и продукты нам каждое утро доставляет мистер Нарракотт. Предполагаю, что завтра он либо привезет телеграмму, либо… — его оборвал едва слышный вздох, прокатившийся по комнате. Стало совсем тихо, даже ложки не скребли эмаль тарелочек. Судья зашелся сухим кашлем. Дворецкий со скепсисом приподнял бровь, обратив внимание, что все взгляды были обращены куда-то ему за спину. Неспешно обернувшись, он нашел застывшего в дверях мистера Джонсона, который, неожиданно стремительно сменив дорожную одежду на смокинг, спустился ужинать. Руки его нервно теребили запонку, а глаза блуждали по комнате, словно кого-то ища. — Вы — мистер Оуэн? — живо поинтересовалась мисс Брент. — Простите, что не упомянул раньше, — склонил голову Роджерс. — У нас… кхм… еще один гость. — Эндерс Джонсон, — громко, чтобы не надо было повторять, произнес мужчина, кивая всем присутствующим, заинтересованно разглядывавшим новое лицо, и уже тише спросил у дворецкого: — Кто-то еще должен приехать? — Только мистер и миссис Оуэн. Все остальные на месте, сэр. Я принесу вам столовые приборы. Кивком освобождая Роджерса, Эндерс сел во главе стола — на единственное свободное место — и озадаченно нахмурил брови. Что-то было не так. Почему её здесь нет? Может опоздала и приедет позже? А может… может, получив его отказ, она и сама передумала гостить у Оуэнов? На отрезанном от материка кусочке суши в компании незнакомых людей… Такой расклад для Эндерса выходил крайне неудачным. Что ж… ему было не привыкать. — Энтони Марстон, — с неприкрытым энтузиазмом в голосе ему протянул руку сидящий рядом вальяжный молодой человек. Эндерс крепко пожал в ответ, встряхиваясь и настраиваясь на то, что он умел лучше всего — светскую болтовню. — Очень приятно, — кивнул он лично Марстону, а затем охватил и весь стол, растягивая губы в фирменной кошачьей ухмылке. По правую руку сидел и буравил его колючими черными глазками весьма хмурый тип, следом в ответ на его приветливый кивок слабо улыбнулся мужчина с каким-то слишком уж сведенным заботами лицом, поспешно представившись как доктор Армстронг. Дальше… тут Эндерс просветлел уже вполне искренне, встречаясь взглядом с привлекательной шатенкой — та смущенно отвернулась. Пожалуй, он мог бы и неплохо провести здесь время. Джонсон заскользил дальше, особо не желая сосредотачиваться на старшем поколении, когда под его носом сидели такие красотки, но краем глаза заметил колючий, даже пронзительный взгляд старика — рот его изогнулся в исключительно странной манере, словно тот был в бешенстве. Что за глупости. Конечно, он не мог злиться на Эндерса. Все эти старые люди и их морщины выглядят устрашающе… а этот наверняка очередной милый дедок. Он внимательнее изучил вторую даму, присутствующую за столом. Та разглядывала его с каким-то смешанным любопытством и одновременно праведным осуждением. Он решил, что сейчас утолит её интересы сполна каким-нибудь вежливым разговором — надо же создать для своей персоны видимость приличия. Но прежде чем открыть рот, он нашел последнего гостя, который, с ленцой отпивая маленькими глотками вино из фужера, уставился на него в упор темным гипнотизирующим взглядом змея. — Ломбард, — представился он. Эндерс поперхнулся. Ему стоило больших трудов стряхнуть с себя наваждение. Прочистив горло, он вернулся мыслями к Марстону, который теперь казался ему наиболее безобидным. — Мистер Джонсон, я предполагаю, Вы близко знакомы с Оуэнами? — тонким голоском пропела средних лет дама. — Откуда такие домыслы? — Только хорошие друзья позволяют себе так неприлично опаздывать на ужин. Эндерс почти мог ощутить на языке ту капельку яда, с которой была преподнесена фраза. Гордо и невозмутимо отвернувшись, дама вернулась к только что принесенному десерту. — Прошу меня извинить… — Мисс Брент. — Прошу меня извинить, мисс Брент, за столь позднее опоздание. Неотложные обязательства вынудили задержаться на работе дольше обычного, и я пропустил свой поезд. Мне жутко неловко вторгаться к вам под конец приема пищи, когда десерт уже был подан. Надеюсь, вас не смутит, что мой ужин, который, я уверен, Роджерс скоро принесет, будет немного отставать от вашего? — к своему удовлетворению он увидел, как женщина сменила маску безразличия на благосклонность. — Кем же вы работаете, мистер Джонсон, если не секрет? — поинтересовался мужчина в возрасте с густыми усами. — Я — частный предприниматель. — У вас очень забавный акцент, — самовольно вклинился Марстон, меняя тему. — Никак не могу определить… Как заметил Эндерс, он не стеснялся озвучивать всё, что придет ему в голову, даже если его вопросы шли вразрез с остальными. — А я вам с этим помогу, — Джонсон изобразил лукавую улыбку. — Новая Зеландия. — Серьезно? — молодой человек по-птичьи склонил голову. — Никогда не встречал новозеландцев. — Не думаю, что мы сильно отличаемся, учитывая, что это бывшая британская колония. Мой прадед вообще был родом из Норвегии. — Ну да, это всё объясняет, — Энтони явно имел в виду нордическую внешность. — По мне так, если человек знает толк в развлечениях и машинах, не важно, откуда он. Вы любите развлечения, Джонсон? — вкрадчиво спросил он. — Вы даже не представляете, насколько, — в тон ему ответил Эндерс. Марстон довольно ухмыльнулся. — Раз уж мы заговорили, так вы все-таки знакомы с Оуэнами или нет? — В жизни не видел. — Дэйвис, — переключился Марстон на типа с колючими глазками. — Вы говорили, что знаете их, верно? Они вообще как, любят повеселиться? — В каком смысле? — Ну, вы знаете, музыка, красивые девочки, шампанское. Потому что здесь что-то странное творится. Старинный друг отправил мне письмо, приглашая на частную вечеринку, а здесь, кроме разве что Ломбарда да вот Джонсона, никто бы не сошел за завсегдатаев. Дверь снова открылась, впуская Роджерса с порцией горячего. Аккуратно и безукоризненно ровно поставив тарелку и разложив завернутые в тканевые салфетки столовые приборы, дворецкий ретировался спиной вперед. Эндерс с аппетитом принялся за еду, при этом осторожно скосив глаза на соседа слева. Но тот, будто предугадывая тщетную попытку изучить его получше, снова беспристрастно пресек оную своим пугающе холодным взглядом. Уголки губ незаметно дернулись и тут же опустились — он будто чувствовал интерес к своей персоне и бросал вызов. Что-то подсказывало, что так он вел себя всегда. Эндерс поймал себя на мысли, что не хотел бы видеть её в одной комнате с Ломбардом. Мужчина наморщил лоб, как от головной боли, и вернулся в реальность, где атмосфера как-то незаметно накалилась. Оказывается, его новоиспеченный приятель Марстон по дороге сюда подрезал на своей машине стремительно пунцовевшего доктора. Уж неизвестно, от чего лечил док, но ему бы и самому стоило подлечиться. — …Послушайте, Марстон, я думаю, что вам, как двум джентльменами, стоит извиниться и пожать друг другу руки, — неожиданно строго и по-отцовски авторитетно вмешался усач. — Но я не сделал ничего такого. — Вы столкнули меня на обочину! Эндерс со вздохом закатил глаза — слишком уж эти интонации напоминали ему обиженного ребенка. Ей-богу, не в приличном же обществе, док! Он огляделся, ожидая увидеть хоть у кого-то схожие себе осуждающие эмоции, но почти все уткнулись в стол, испытывая неловкость из-за вспыхнувшей ссоры… кроме Ломбарда. Этот напрягся, словно готовый в любой момент прыгнуть гепард, темные глаза сосредоточенно наблюдали из-под резко изогнутых бровей. О, его определенно не смущали любого рода конфликтные ситуации. Вероятно, даже наоборот — тянули магнитом. Эндерс вдруг подумал, что из подавляющего большинства тот наверняка выходил победителем. В который раз его одолели сомнения, что он ошибся и приехал на какой-то другой Солдатский остров. Ни за что бы она не стала водить знакомства с такими людьми. — Возможно я вас обогнал, но моя бабуля и то быстрее ездит. Если не можете управлять своей машиной, то и за руль садиться не следует. — Ах ты мелкий засранец! Сам меня подрезал и имеешь наглость говорить, что виноват я?! (Т ы в и н о в а т. Н е б у д ь т р у с о м. П р и з н а й э т о.) Эндерс слегка вздрогнул, роняя кусочек суфле с вилки. На долю секунды он готов был поклясться, что слышал Майка. Впрочем, наваждение быстро ушло. — Господа, — он сам не сразу осознал, что это был его собственный голос, — может хватит уже раздувать проблему на пустом месте? — Марстон и Армстронг одновременно повернулись к нему, первый заинтересованно, второй так, словно уже был на грани срыва. — На пустом месте? Он меня подрезал! — истерично воскликнул Армстронг. — Да и что? Плевать. Это не повод вести себя, как маленький мальчик, у которого взрослые ребята отобрали игрушку. Соберитесь в конце концов, не позорьте себя, док, — отбрил Эндерс. — Не знаю, как остальные, но я чертовски устал по дороге сюда и хотел бы поесть в спокойной обстановке, а не выслушать ваши выпады друг на друга. Если так хотите повозмущаться, у вас весь вечер впереди, но не надо. Портить. Мне. Аппетит! — он стукнул ножом. Что это было? Вся эта озлобленность… это был не он. Это прошлое… оно своими мерзкими паучьими лапками принялось разрывать холст его устаканившейся новой жизни… Это концепт вины, это голос Майка, это обвинения, которых он наслушался предостаточно… Нужно взять себя в руки. Эндерс сконфуженно отложил нож в сторону. Слева раздалось почти неслышное одобрительное фырканье. На волне адреналина Эндерс на этот раз смог себе позволить развернуться и выдержать насмешливый парализующий взгляд Ломбарда. В конце концов, чхать он хотел на них всех. — Я думаю, мистер Джонсон прав, — процедил ленивый баритон. Эндерс ушам своим не поверил, пораженно вскидывая брови. Он еще и встал на мою сторону?! — Господа, честное слово, пора уже прекращать этот цирк, — приказал усач. Доктор беспомощно вздохнул, сдавшись. — Простите. Неделя выдалась тяжелой. Нервы ни к черту. — Ну что, Армстронг, пожмем руки и разойдемся, — Марстон приглашающе вытянул ладонь. Сидевший напротив заглянул в нее с таким подозрением и брезгливостью, как будто там лежала скользкая мертвая жаба. Повисла мертвая тишина. Эндерс ясно ощутил, как вместе с клубившимися в небе тучами, гроза назревала и внутри дома. Пока что она была неосязаема, но воздух уже пах озоном. И вновь в душе зашевелился червячок сомнений по поводу приезда. Не совершил ли он ошибку? — Ну, давайте. Будем приятелями, — вкрадчиво предложил Энтони. Хотя глаза не улыбались. Доктор уязвленно прикусил губу и ответил на рукопожатие — быстро и нервно — тут же вырывая ладонь. В дальнейшем ужин проходил без эксцессов.

***

К потолку медленно и томно плыли кольца сизого дыма. В комнате было накурено. Джентльмены один за другим брались за портсигары, щелкали зажигалками и со страстью, которая не доставалась ни одной женщине, курили. По столу гулял хрустальный графин, оставляя своё огненное содержимое в фужерах, а после и в желудках гостей Солдатского острова. Дамы уединились в соседней комнате, не желая участвовать в безумно скучных мужских беседах о войне, и Эндерс их понимал. Будучи пацифистом, он не разделял интереса присутствующих, более того, порой абсолютно не понимал, о чем идет речь. Его сфера деятельности от театра военных действий была так же далека, как Новая Зеландия от остального мира. Он вполуха слушал разглагольствования генерала и вторившего ему Дэйвиса, отмечая в мозгу лишь имена присутствующих, но сам в беседе участия не принимая. Консервы, оружие, количество звезд на погонах — он чувствовал себя не в своей тарелке и подумывал, что общий язык мог бы найти разве что с Марстоном. На лице молодого человека тоже читалась непреодолимая и вежливая скука. Приняв чистую рюмку от сновавшего вокруг стола Роджерса, Эндерс и себе плеснул немного прозрачной жидкости, тут же отправляя ее внутрь и отмечая, как приятно потеплело в груди. Трудный переезд остался позади, наверху ждет мягкая кровать, а завтра он постарается разузнать что-нибудь у хозяев. Что-нибудь о мисс Хантер… Пока старшее поколение увлеченно разглагольствовало о былых временах, Марстон склонился к своему соседу и быстро что-то шепнул, вызывая у того тень самодовольной улыбки. Эндерс поежился, но в то же время ощутил укол печальной зависти — молодой человек явно был достаточно тщеславен и легкомысленен, чтобы без задней мысли перекидываться фразочками с человеком, от которого так явно исходила недобрая аура. Но тут вторая и третья рюмки ударили в голову, а после четвертой Джонсону стало жутко скучно и решительно всё равно, с кем общаться. — Мистер Ломбард, простите, не расслышал Вашего имени, — негромко проговорил он. В него тут же уперся темный глубокий взгляд. — Я его и не называл, — издевательски ухмыльнулся брюнет. — Видимо, уроки хорошего тона Вы в детстве прогуливали. — Не сказать, что я был отличником, это верно. — Перестаньте выпендриваться, — не выдержал Эндерс. — Возможно, у Вас сложилось впечатление, что на этом острове только один саркастичный острослов. Так вот, Вы ошибаетесь. К его удивлению, уголки губ Ломбарда поднялись выше, а в глазах, ранее холодных, появился огонек. — Филипп, — после недолгого молчания представился он, затягиваясь сигаретой и выпуская плотный клубок табачного дыма. Он хорошо чувствовал людей. Спящий в груди животный инстинкт позволял мгновенно оценивать не только обстановку, но и характеры окружающих. Только попадая в новую компанию, он уже через несколько минут общения и наблюдения знал, с кем и что он может себе позволить. И что могут позволить ему другие. Марстон, к примеру, подсознательно ощущал исходившую от него власть, но чувство самосохранения было изрядно притуплено, а генерал Макартур, хоть и довольно сдержанный, при случае мог поставить его на место, в этом Ломбард не сомневался. С судьей, по какой-то причине весь вечер угрюмо косившимся в их сторону, он вообще предпочитал не связываться, а вот Джонсон, как и Дэйвис, вызывал в нём неимоверное желание поддеть. Но в отличии от Дэйвиса, у новозеландца, как оказалось, имелось чувство юмора. — Однако странные люди, эти Оуэны, — задумчиво заметил Эндерс. — Собрать такую разношерстную компанию. При всём уважении… некоторые плохо вписываются в общую картину. — На что Вы намекаете? — полюбопытствовал Ломбард. — Намекаю, что человек, который меня пригласил, плохо вяжется с… Вашим обществом. — Важная птица? — Бывшая коллега. Давно не виделись… — туманно пробормотал Джонсон, отводя взгляд. — А… женщина… — кивнул сам себе Ломбард, добавляя еще несколько кусочков пазла к портрету нового знакомого. Его дальнейшие мысли были внезапно прерваны механическим треском помех, и первый этаж наполнил голос. Нет, Голос. С большой буквы. Чистый, резкий, пронзительный. В его тембре не было ничего угрожающего, но Филипп с недовольством отметил, что у него похолодели ступни. А подобное было плохим знаком. Он напряг мускулы, как зверь, предчувствующий приближение шторма. — Дамы и господа! Прошу тишины! Вам предъявляются следующие обвинения… Марстон вопросительно вскинул бровь, а улыбка с лица доктора медленно опала. — … Эдвард Джордж Армстронг, вы виновны в смерти Луизы Мэри Клис… — Кто это? — побледневший мужчина вскочил на ноги, оглядываясь по сторонам. — …Эмили Кэролин Брент, вы виновны в смерти Беатрис Тейлор. Уильям Генри Блор, вы убили Джеймса Стивена Лэндора. Вера Элизабет Клэйторн… В воздухе густым варевом разлилось беспокойство. Мужчины повставали со своих мест, оставляя недокуренные сигареты дымиться в пепельницах, и устремились в холл. Следуя стадному инстинкту, за ними следовал и Эндерс, хотя всё его естество теперь уже кричало убираться с этого острова. (Виновны…) (В смерти…) (Убили…) (У б и й ц а у б и й ц а у б и й ц а) Сколько раз он слышал это? Сколько раз родная семья выплевывала эти слова ему в лицо с плохо скрываемым отвращением? Его ненавидели, втаптывали в грязь, обвиняли, на него орали, угрожали расправиться, и единственным выходом было сматывать удочки. И вот всё повторяется. Пытаясь стоять твердо, несмотря на предательски подгибающиеся коленки, блондин слушал имя за именем, с ужасом ожидая и своё собственное. Эндерс Джонсон, вы обвиняетесь в преднамеренном убийстве собственного брата… Оказавшись в коридоре, в тесном кругу всполошившихся людей, чьи глаза были обращены к потолку, к источнику Голоса, с мольбой и испугом, словно то было неизвестное, но суровое божество, готовое покарать за грехи, он замер в ожидании. — Филипп Ломбард, вы убили двадцать одного человека из восточно-африканского племени. Эндерс оглянулся на неторопливо подошедшего сзади мужчину. Ломбард больше не улыбался, но, в отличии от остальных, и не был охвачен тревогой. Перехватив взгляд Джонсона, он как ни в чем не бывало сунул в рот сигарету и сделал очередную затяжку. В его глазах сквозили вызов, невозмутимость, бесстрастность — в общем-то весь набор эмоций, который мог иметься у того, кто прикончил пару десятков аборигенов. — Откуда он идет?! — возопил Армстронг, безумно вращая глазами. Притулившийся в тени Роджерс неуверенно указал пальцем куда-то в сторону подсобных помещений Ломбард взял инициативу в свои руки. Решительно расталкивая всех с дороги, он кинулся вперед. Он чуял угрозу, чуял добычу и хотел первым вонзить в нее клыки. Остальные бросились следом. Дворецкий рассеяно теребил связку ключей, пытаясь отыскать нужный, но и тут Филипп его опередил. Стоило только определить, откуда доносится звук, мужчина ломанулся к двери, по привычке дернул ручку, но встретив сопротивление, остановился. На какой-то миг воцарилось гробовое молчание, прерываемое только зачитываемыми обвинениями, потом из соседней комнаты раздался сдавленный крик и грохот посуды. Роджерс, помедлив, поджал губы и быстрым шагом пошел проверять. Эндерс, как и остальные, зачарованно застыл, не в силах решать, что делать, не зная, что случится в следующую секунду, в который раз жалея, что не сидит сейчас дома, и только Ломбард — единственный, кто сохранял хладнокровие и решимость — отошел подальше и с ноги вышиб хлипкую белую дверь. В тесном помещении на небольшом столике потрескивал, проигрывая пластинку, старый граммофон. — … что вы можете сказать в свое оправдание? Запись закончилась, и в ту же секунду Ломбард яростно выдернул пластинку с законного места, рассматривая со всех сторон, как орудие убийства. — Это… что? — прохрипел Эндерс, подходя ближе. — «Лебединая песня», — прочитал Филипп, демонстрируя всем надпись. — Что за чертовщина? А? — Марстон посмотрел на Дэйвиса, яростно схватил его за лацканы и впечатал в стену, пока мужчина возмущенно пыхтел и шевелил тонкими усишками. И снова первым опомнился Ломбард. — Отпусти его, Марстон. Он ничего не знает. И вообще, похоже, никакой он не Дэйвис. Такого имени не было на записи. — Я — Блор. Детектив-сержант Уильям Блор, — угрюмо проворчал себе под нос мужчина, отталкивая ослабившего хватку парня и скупыми движениями поправляя пиджак. — Просто замечательно, — выпятил подбородок Армстронг. — Замечательно, что все открыли свои настоящие имена. Неправда ли, мистер Джонсон? Или мне обращаться к Вам мистер Оуэн? — О чем Вы, док? — пролепетал Эндерс, ища поддержки у окружающих, но натыкаясь на враждебные, белые, как мел, лица. Он нервно сглотнул, оказавшись в центре внимания. Только сейчас до мужчины дошел один маленький факт. Факт, который одновременно напряг и заставил вздохнуть с облегчением. Его имени не было на пластинке. — Вашего имени не было на пластинке, — слово в слово озвучил его мысли Блор. — Остается сложить два плюс два и предположить, что Вы и являетесь инициатором сего балагана, я прав? — Разве это похоже на мой голос? — возмутился Эндерс. Ну понеслось. Всё по новой. К подобным переделкам ему было не привыкать. Всю свою сознательную жизнь его выставляли крайним, и блокировать выпады в свой адрес мужчина научился сверх квоты. Более того, он настолько привык к такому обращению, что залегшее в глубинах сердца разочарование даже не всколыхнулось. В какой-то момент ты просто принимаешь это как данность. И перестаешь открываться людям. В разговор вмешался судья. Властно — годы, проведенные в суде, прошли недаром — он сказал: — Голос здесь не проблема. Проблема в Вас — в единственном, кого тирада обвинителя обошла стороной. Да и приехали Вы гораздо позже. — Я не собираюсь перед вами оправдываться, — принял оборонительную позицию Эндерс, складывая руки на груди. — Всё, что было мной сказано ранее — чистая правда. — Не думаю, что он — мистер Оуэн, — послышался негромкий, но твердый, уверенный в своей правоте голос из-за спины. Ломбард. Он отложил пластинку в сторону и внимательно оглядел присутствующих. — Сами посудите, с его стороны было бы непроходимой глупостью так бездарно выдать себя. — А может это двойной блеф, а? — Блор снова одарил Эндерса колючим взглядом. — Может он хочет, чтобы мы так думали? — Да Вы прямо Шерлок Холмс, — оскалил зубы в улыбке Филипп. — До страсти рад, что с нами сегодня представитель доблестной полиции. С этими словами он легонько подтолкнул Эндерса в спину, направляя вперед, и оба прошествовали сквозь строй молчавших, до сих пор обескураженных гостей. Лишь судья осуждающе хмыкнул, выказывая своё недовольство.

***

— Послушайте, меня, так же как и Вас, пригласили на Солдатский остров. Я отклонил приглашение, но в последнюю минуту передумал. Возможно поэтому мое имя и не фигурирует, — объяснял Эндерс, когда все присутствующие вернулись в гостиную. — И Вы его никогда не видели, Роджерс? — спросил Армстронг. — Нет, сэр. Мне были оставлены инструкции. Вот смотрите, — он протянул листок бумаги. — Включить граммофон в такое-то время. Мы с женой лишь следовали указаниям. Было сказано, что это какой-то сюрприз. Игра для гостей. — Та еще игра… — Кто-то потратил немало времени и денежных средств, чтобы всё это устроить, — прокомментировал Филипп. Его взгляд блуждал по комнате, осматривая, ощупывая, пытаясь найти следы чужого присутствия, пытаясь увидеть в опустившихся за окном сумерках лицо дергавшего за ниточки кукловода. — Знал бы я, что это за пластинка, ни за что не стал бы участвовать, — посетовал Роджерс. — Мисс Брэди была для нас, как семья. Мы всё для нее делали. Подхватив со столика полупустой графин, Эндерс отошел к камину и вылил в глотку остатки коньяка. Пищевод обожгло раскаленной лавой, на языке остался вяжущий вкус. Мужчина сжался, выдохнул, поморщился, борясь с волной мурашек. Стало немножко легче. Легче — выслушивать всех этих людей, с таким остервенением накинувшихся на него, а теперь дрожащими голосами пытавшихся оспорить оглашенный приговор. Познакомившиеся всего несколько часов назад, теперь они были связаны одной цепью — невидимой, но прочной — обвинение в убийстве. И даже здесь Эндерс вновь ощутил себя чужим. Вновь был белой вороной. Он вглядывался в их лица, не очень-то веря, что эти приличные господа, состоявшиеся личности, занимавшиеся серьезные посты, могли кого-то погубить. Они звучали так убедительно и невозмутимо, словно сама мысль о причинении кому-то вреда глубоко их шокировала. Например, мисс Клэйторн, эта хрупкая молодая женщина с глазами настороженной лани — Эндерс не представлял, что она в принципе способна на злодеяния. Да и Блор хоть и был злюкой на вид, создавал впечатление настоящего педанта, который бы побрезговал марать руки. Но в их напряженных позах, в их уязвленно поджатых губах и плескавшейся глубоко во взгляде серой задумчивости было что-то от совестливого хулигана, пойманного с поличным. Лишь один выделялся на их фоне. Снова. И он небрежно ухмылялся. — Чья-то злая шутка, — прошипел доктор. — Если кому-то по нраву такое чувство юмора, у него не все дома, и место ему в психушке. — А вот про меня всё было сказано в точку, — как бы между прочим бросил Ломбард, оглядывая комнату, задерживая взгляд на Вере, затем на Эндерсе. — Всегда знал, что кто-нибудь да проболтается. — Вы — ужасный человек! — ахнула мисс Брент. — Ужасный! Именно из-за людей вроде вас наши миссионеры в такой опасности! — О, ваши миссионеры с их Богом и сифилисом. Я не единственный белый убийца в Африке, мисс Брент. — Ломбард, Вы просто мясник, — ткнул в него пальцем Макартур. — И я это признаю, — коротко отбрил атаку Филипп. — Но вопрос сейчас в другом, не находите, джентльмены? Кто-то вызнал эти подробности, кто-то собрал всех нас вместе и этот кто-то, — он повернулся к Эндерсу, — явно позабыл вписать в уравнение мистера Джонсона. — Вы так просто готовы утверждать, что не он всё затеял? — спросил Блор. — Я ничего не готов утверждать. Не в моей это компетенции. Не хочу отбирать хлеб у нашего единственного детектива. Эндерс едва не прыснул над его явно издевательской интонацией, но вовремя успел замаскировать смешок. По крайней мере, он на это надеялся. — У Вас есть какие-то доказательства, мистер Джонсон, что Вы тот, за кого себя выдаете? — подошел к нему Макартур. — Паспорт, к примеру? — Документы можно подделать, — процедил Блор — У меня есть письмо… — не обращая на него внимания, ответил генералу Эндерс. — От одной знакомой. Приглашение приехать к Оуэнам. Если это сойдет за доказательство, конечно… — Оно у Вас при себе? — Осталось наверху. — Будьте так добры, принесите его, — попросил Макартур. — Нельзя отпускать его одного, — не унимался Блор, впившись глазами-буравчиками в своего подозреваемого, как собака в кусок мяса. — Вдруг сбежит. — Положа руку на сердце, мне безумно приятно слышать, что Вы так высоко оцениваете мои навыки ориентирования и плавания в темноте, — восхитился Эндерс и пружинистым шагом покинул гостиную. Уже закрывая дверь, он понял, что Ломбард тоже не очень хорошо умел маскировать смешки. Тусклые лампочки ровными промежутками освещали широкие коридоры резиденции Оуэнов. Каждый шаг отдавался гулким эхом. Эндерс старался ступать легче, но даже тонкая подошва башмаков своим цокотом оповещала о приближении владельца. Необъяснимо пугающим становился этот дом с наступлением темноты. За стеклом печальным привидением завывал штормовой ветер. Атмосфера изолированности давила на грудь. Сейчас он был бы рад наткнуться даже на Роджерса с супругой, но не встретил ни души. Мягко прикрыв за собой дверь спальни, он присел на корточки перед своими пожитками, с тихим клацаньем щелкнул замками и поднял крышку, обнажая содержимое чемодана. Письмо лежало там, где он его и бросил, впопыхах переодеваясь к ужину — у стеночки, прижатое аккуратно сложенным клетчатым халатом. Взяв конверт в руки, Эндерс повел носом, готовый поклясться, что бумага каким-то образом еще хранила аромат ее духов, и мечтательно прикрыл глаза. В памяти вспышками пронеслись отрывки тщательно оберегаемых счастливых и спокойных времен в Окленде. Их маленькая конторка, половину которой занимал массивный буковый секретер, груды заказов, вечные клиенты и без устали снующая по его поручениям ассистентка — Дон Хантер. Донси… Он беззвучно выговорил это имя, неприятно удивляясь сколь чужим оно стало за год, с какой неохотой проворачивался язык. Он отвык от сочетания этих букв, отвык от ее высокого голоска и сердито надутых губок. От укоризны во взгляде, если он приходил на работу с тяжелого похмелья. От понимающих кивков и вежливых улыбок. И тем паче от редких разговоров по душам, когда они уходили вместе, и Эндерс провожал девушку до станции. Он никогда не пытался за ней приударить, но, в отличии от большинства особей женского пола, чувствовал с Дон некую общность, словно их души резонировали в унисон. Джонсон никогда не придавал этому особого значения… До некоторого времени. Встряхнувшись, мужчина сунул конверт подмышку и встал поправить галстук-бабочку перед зеркалом, вновь скупо декламируя под нос заученные строчки. «Дорогой Эндерс… Ты безусловно удивлен моему письму, но я должна была это сделать. Нам всем давно пора поговорить. Прошу, не думай, что они от тебя отвернулись. Это не так. Я, со своей стороны, никогда не винила тебя в смерти…» Пронзительный визг, морозом пробравший до костей, заставил Эндерса замереть на полуслове, чуть не выпустив письмо. Глаза в панике округлились. — У него кровь! Снимите его с меня! Кто-нибудь, снимите! Он пулей слетел вниз, с треском распахивая дверь в гостиную, только чтобы понять, что всё уже закончилось. Подпрыгнувшая от шума мисс Брент тонко ахнула, отворачиваясь. — Что слу… Господи Иисусе! — вскрикнул Эндерс, замечая распластавшееся на полу тело. От увиденного мир пошатнулся и слегка поплыл. К горлу подкатила тошнота. Он тут же схватился за стену, стараясь сохранить равновесие. Через тонкую кожу лба проступали набухшие от перенапряжения вены, выпученные глаза бездумно смотрели в никуда, из приоткрытых губ лениво стекали струйки крови. Сомнений не осталось — Марстон был… — …мертв, — подтвердил Армстронг, присаживаясь, чтобы прощупать пульс. Джонсон заметил забившуюся в угол дивана Веру. На щеке у нее были красные брызги. Стряхнув наваждение и первичный шок, он вытащил из кармана чистый носовой платок и нетвердой рукой протянул его женщине. Мисс Клэйторн взяла его не сразу, несколько секунд просто глядя в пространство перед собой и лишь потом начиная приходить в себя. — Спасибо, — быстро пробормотала она, принимая платок. — Как это случилось? — спросил Эндерс. В его голове совершенно никак не могло уложиться, что всего десять минут назад пышущий здоровьем и неуемной энергией Марстон был мертв, ведь еще в начале часа они сидели за одним столом и ужинали, даже не помышляя, что вечер обернется кошмаром. — Он пил вино… закашлялся и… — доктор поднял бокал, из которого пил Энтони, принюхался к остаткам рубиновой жидкости и растерянно отставил подальше. — Нужно убрать тело из гостиной. Джентльмены, мне понадобится ваша помощь. Ломбард первым шагнул вперед, за ним подался и Блор. — Мистер Джонсон, — обхватывая труп Марстона за ноги, злобно процедил детектив, — Вы нашли своё письмо? — Да. — Хорошо. И не думайте, что мы про Вас забыли, — он крякнул от тяжести, и втроем мужчины понесли тело наверх. Остальные негласно двинулись следом, словно на похоронах, провожая усопшего в последний путь. Эндерс оказался в конце процессии, вместе с Верой. — Как Вы себя чувствуете, мисс Клэйторн? — учтиво поинтересовался он. — Кажется, лучше, — ломая руки, сказала она. — Только до сих пор… не верится… — По мне так он получил по заслугам, — теребя в руке крестик, к ним повернулась мисс Брент. — Вы не слышали, мистер Джонсон, что этот маньяк рассказывал про детей? Про этих бедных детей… — Каких детей? — переспросил Эндерс, хмуря брови. — Джон и Люси Комбс, — произнесла Вера. Она все еще была бледна, румянец не вернулся. — Их имена были на записи. Они выбежали на дорогу… Мистер Марстон их сбил. — Ну… Он мог просто не заметить. Всякое бывает. Это не значит, что он не жалеет… жалел, — поправился Джонсон. — Жалел! — фыркнула мисс Брент. — По его тону было ясно, что жалел он только свой автомобиль. Никакого раскаяния! Прямо как у мистера Ломбарда. Их души насквозь прогнили и не получат искупления. Покивав из вежливости, Эндерс не стал развивать принявший религиозный уклон разговор. Сам он ни в каких богов не верил и другим советовал. Проводив дам до их спален, он направился к комнате Марстона. Там уже горел свет, а сделавшие всё, что в их силах, гости поспешно расходились. В дверях он нос к носу столкнулся с генералом. — Сэр…? — Джонсон, оставим всё до завтра, — устало отмахнулся мужчина. Вслед за ним вышел судья, прожигая Эндерса таким уничтожающим взглядом, что тот остолбенело прирос к месту. — Армстронг? Эй, и ты, Джонсон, — заметив блондина, Ломбард подозвал их ближе. — Смотрите, — он достал из ящика крохотную металлическую коробочку, и так уж случилось, что Эндерс не понаслышке знал, что обычно в таких хранят. — Наркотик, — присвистнул он, ловя подозрительные взгляды. — Думайте, Марстон…? — Без вскрытия сложно сказать, — ответил доктор. — Но вполне вероятно. Думаю, стоит избавиться от этого. Из уважения к семье. — Теперь это дело полиции, — вкрадчиво перебил Блор. — Как и Ваше, мистер Джонсон. Я всё еще жду от Вас объяснений. — Объяснений? — устало вздохнул Эндерс. — По-моему, это все вы должны объясняться. Пока что два из десяти обвинения в убийстве совпали с реальностью. Ломбард признался сам, Марстон, похоже, тоже что-то такое упомянул между строк. — И только Вы у нас белый и пушистый, — вкрадчиво прошелестел Филипп, выдыхая сигаретный дым. — Если Ваша история правдива, и Вас тоже приглашали на остров — а как мы уже установили, сюда созвали всех «якобы» виновных — значит, и на Вашей совести чья-то жизнь, а, мистер Джонсон? Эндерс заметно содрогнулся и осунулся. Костяшки пальцев побелели, когда он судорожно сжал кулаки. Накатила невозможная тоска и презрение — к себе и к Ломбарду. Он готов был нанести удар, готов был выпустить взлетевшую к горлу ярость и рассечь воздух быстрым движением руки. Ударить в челюсть, выбить брызги крови, такой же красной, как вино в бокале Энтони Марстона, стереть ухмылку с наглого лица. И, кажется, наемник успел прочесть это желание, приготовившись вступить в драку. Но в последний момент Эндерс сдержался. — Не смейте даже думать, что Вы что-то знаете обо мне, Ломбард, — отчётливо чеканя каждое слово, выдавил он. — В отличии от Вас, я — не душегуб. И удовольствия от этого не получаю. Развернувшись на каблуке, он удалился. В груди глухо саднило. Лицо завесило вуалью потерянности. Ему не хотелось больше оставаться на острове, не хотелось ни с кем общаться, никого убеждать. Завтра он запрыгнет в лодку к тому пропитохе-рыбаку, что возит корреспонденцию и провизию, уплывет на Большую Землю, обратно в Лондон, и больше никогда не доверится никаким письмам из прошлого. Никогда.