Видно дьявол тебя целовал

Винчестеры уже давно были отправлены восвояси, а разговор как-то не шел. Архангелы стояли рядом, смотрели на море, но не друг на друга. - Что я должен сказать, чтобы убедить тебя отказаться от Апокалипсиса? – наконец нарушил молчание Люцифер. - Сказать…, - Михаил будто витал где-то далеко. – А ведь когда-то мы не нуждались в словах. И впрямь не нуждались. Достаточно было открыть свой разум и можно ничего не говорить. Это даже не было испытанием искренности, скорее – средством коммуникации. Средством, которым никто из них не пользовался уже очень давно. - Я рад, что ты все еще ангел, - Михаил хотел подбодрить брата, но эффекта добился противоположного. - Но я все еще и дьявол, - резко обернулся Люцифер. На его лице – издевательская улыбка, иллюзия вокруг стремительно менялась: огненная лава, рушащийся город, полчища демонов. Все вокруг заволокло дымом, а глаза Люцифера налились красным, он скалился и молчал. - Брат…, - у Михаила вышло довольно беспомощно. Луч холодного света прорезал пыльную дымку, выхватил смутные силуэты: Люцифер склонился над Сэмом. Этот образ, как якорь, позволил Люциферу прийти в себя. Во всяком случае, иллюзия разрушений распалась, и младший архангел вновь выглядел прежним. Вероятно, он сам вызвал у себя воспоминание о Сэме, чтобы не сорваться. Почему именно этот смертный? Почему не он, Михаил? - Почему тебе так дорог этот смертный? – Михаил не привык лукавить, лучше спросить прямо. - Он поверил в меня, благодаря ему я могу вернуться. – Люцифер пожал плечами, и это выглядело до странности по-человечески, хотя, казалось бы, архангел не так много времени провел с людьми. Он говорил нарочито спокойно, как о чем-то малозначимом. Но это не было правдой. Люцифер не договаривал, полный вариант звучал бы примерно так: «Он поверил в меня, а ты – нет, благодаря ему я могу вернуться, а ты низвергнул меня в ад». Михаилу казалось, что он видит эти слова, огненными письменами пламенеющие в небе. - Мы не дали друг другу ни шанса? – тихо спросил старший архангел. - Наверное, - Люцифер поежился. Он сам когда-то при воплощении иллюзии настоял, чтобы здесь они чувствовали и холод, и тепло. Гордец не станет создавать себе теплую одежду или иллюзию солнца. А может холодный ветер как нельзя лучше подходит к его настроению. - Но ты же понимаешь, что у нас не было другого выхода, - продолжил Михаил, - предназначение… - А знаешь, - перебил младший, - это ведь любимое оправдание твоих любимых же людей: у нас не было другого выхода. Взять хоть тех же Винчестеров. Они так часто это твердят, что могли бы уже сделать своим семейным девизом. Так можно оправдать любые свои действия, любые разрушения, любые потери. - Не тебе говорить о разрушениях, - нахмурился Михаил, разговор явно заходил куда-то не туда. - Да, - легко согласился Люцифер, - а чем ты лучше? Ты хочешь нашей битвы? Хорошо. У нее может быть два финала. Можешь победить ты, могу победить я. Только вот для твоей любимой Земли итог практически один. Тебе это не кажется странным? Победа любого из нас обернется гибелью людей, из-за которых все и началось. Для сопутствующего ущерба как-то чересчур. Ты не думал, что можно поступить по-другому? - Наш Отец, - начал было Михаил, - он велел… - Еще одна странность, - Люцифер, казалось, и не слушал возражений, - Отец считает достойными любви и прощения существ, которым даровал свободу воли. Они могут поступить по-своему, и если поймут, что ошибались, покаяться и получить прощение. Ты уверен, что у нас нет такого права? Или мы просто не пробовали? - Ты хочешь покаяться? – наконец Михаил нашел за что ухватиться, - ты раскаиваешься? - Не знаю, - Люцифер начал говорить медленнее, подбирая слова, - я не могу сказать, что вдруг возлюбил людей. Но некоторые из них совсем не плохи. Я не могу раскаяться в том, что не принял их. Но я зря не поговорил с Отцом. Впрочем, не надеялся, что он меня будет слушать. - Брат, ты был обижен, - Михаилу очень хотелось понять, - ты не смог мыслить разумно. - Еще одно человеческое оправдание, - усмехнулся Люцифер, - ты слишком много времени провел, наблюдая за людьми. Но обрати внимание, для Отца как раз обида не оправдание. Если смертный совершит грех от обиды, грех не перестанет быть грехом. И провинившийся отправится в Ад. Тут Отец поставил нас в равные условия. - Если я сейчас не начну битву, ты отправишься к нему? - Да, я попытаюсь найти Отца, - голос Люцифера зазвучал увереннее и тверже, - уж он-то точно знает, что Ад прекрасно может существовать и без меня, а искуситель людям и вовсе не нужен. Они сами хорошо справляются, поставляя друг другу соблазны и поощряя скверну. - И ты хочешь доказать, что полюбил людей? - А почему ты уверен, что любить – значит быть слепым. Не думаешь, что как раз видя все недостатки, полюбить сложнее, но тем ценнее это чувство. Хотя я все равно не собираюсь превозносить всех людей, зато готов признать, что некоторые из них вполне достойны и любви, и восхищения. Но я буду просить прощения не за то, что не полюбил людей. - А за что? С чем ты придешь к Отцу? - Я пошел против, не попытавшись его понять. Только в этом я раскаиваюсь. - Ты думаешь, это достаточно? А вдруг он не поверит?- Михаилу казалось, что Люцифер недооценивает серьезность ситуации. - Хорошо, смотри сам. Люцифер отступил на пару шагов и провел рукой перед лицом. Михаил много веков не видел этот жест, он означал, что собеседник открыл свой разум и предлагает увидеть его мысли и эмоции. Старший архангел нырнул в мысли брата, как люди ныряют в холодную воду, только вот от эмоций Люцифера стало неожиданно тепло. Нет, его разум не уподобился солнечному небу, были там и боль, и гнев, и страх, но были и сострадание, и любовь, и, в этом не было сомнений, чувство вины. Люцифер не лгал, когда говорил о раскаянии. - Спасибо, - выдохнул Михаил, придя в себя, - наверное, ты прав, тебе надо поговорить с Отцом. Я помогу. - Не торопись братец, - к Люциферу вернулись язвительность и любовь к спорам, - Отца еще надо найти, я так понимаю, никто из вас, его вроде бы приближенных и доверенных, давно с ним не виделся? Если он не хочет, чтобы его нашли, боюсь, мы потратим много времени. А когда мы его найдем, будет возможность и для разговора, и если я не смогу получить прощения, что ж устроить Апокалипсис никогда не поздно.