Дыхание вечной зимы

      Закат разливается в небе кровавым багрянцем, бросая редкие лучи солнца на лёд Забытой долины.       Быть последним - тяжкое бремя, которое мало кто может вынести так, как должно. В глазах снежного эльфа - осколки неба, то прозрачно-замерзающего, то пышущего всеми оттенками алого. Мудрость и печаль многих столетий стынет во взгляде льдистом и спокойном, как воды долины, где древний мер влачит своё существование ныне.       Милость Аури-Эля хранила его, позволив остаться последним среди выродившихся сородичей, и она же была его проклятием. Впрочем, в некоторой степени эта заслуга принадлежала норду, оказавшемуся в сырой и тёмной пещере в тот момент, когда фалмер уже отчаялся. Разумеется, в другой ситуации мер никогда не доверился бы никому из представителей этого племени, но выбирать не приходилось. Гелебор и так слишком долго ждал.       Силуэт человека во тьме пещеры напоминал медведя. Единственный в своём роде зверь со шкурой из желтоватого двемерского металла.       Гелебор рвано вздохнул и отступил на пару шагов, когда мужчина неспешно вышел на свет. У северянина были глаза цвета грозового неба и взгляд хищника, матёрого волка-охотника, в любой момент готового к битве, готового рвать глотки врагов в клочья. От норда веяло силой и опасностью, звериной яростью и холодом скайримских снегов. В каждом движении его угадывалась настороженная готовность к схватке, скрытая за нарочитой размеренностью. Однако фалмер не сумел совладать с собой не поэтому: он увидел оружие, опасно поблёскивающее в тусклом свете. Гелебор многое бы отдал, чтобы этот кусок металла сгинул в пучине вод или недрах земли.       Вутрад покоилась за плечами северянина, целая и невредимая, насмешливо играющая бликами на идеально заточенном лезвии. А Гелебору казалось (не иначе, как игра воображения), что то не сталь, но проступающая кровь тысяч его сородичей сверкала влажно-багрово сквозь сотни веков.       Кровь викария Виртура растекалась по каменной плитке уродливым тёмно-алым пятном. Глубокая, с раскрывшимися краями рана на животе и вывернутые наружу петли кишок смотрелись чужеродно на снежно-белом теле мёртвого эльфа. И хоть теперь труп больше напоминал раскинувшуюся в нелепой позе бледную лягушку в луже багровой жижи, чем того снежного мера, которого знал паладин, Гелебор ощутил острый укол сожаления, смешанного с облегчением. А вслед за этим пришло горькое осознание того, что теперь он точно последний. Северянин убил его брата, прикончил фалмера-вампира, наверняка с такой же ухмылкой, с какой творили убийства древние выходцы с Атморы.       Впрочем, не норда следовало винить.       Забытая долина оживала под лучами Магнуса. Где-то внизу робко защебетали мелкие птички, раздался стук оленьих копыт, рык саблезуба и плеск рыбы подо льдом, сковавшим реку. Протяжные стоны гор, шум хвойных лесов и водопадов, тихий перезвон Корня Нирна на берегу - всё это смешалось в ушах паладина в невероятно мощную музыку, которую ни одно живое существо повторить не в силах. Снежный эльф слышал Север куда лучше норда. - ...а жаль всё-таки, что панцирь повредил, - вопреки словам, рокочущий подобно горной лавине голос мужчины звучал почти весело. - Как бы я ни плевал в сторону ушастых, что есть, того у них не отнимешь - доспехи у них ничего.       Спутница северянина, женщина в глубоком чёрном капюшоне, звонко захохотала, будя эхо, дремавшее до этого где-то в острых скалах.       Гелебор чуть вздрогнул в ответ собственным мыслям, когда Вутрад хищно сверкнула лезвием в лучах светила.       Всё-таки этот норд был слишком похож на выходцев с Атморы. Больше, чем показалось вначале.       "Храни нас Аури-Эль, если этот муж когда-нибудь встанет во главе новых Пяти сотен. Храни нас Аури-Эль от нового Исграмора."