Balloons

Пыль умеет летать. Пыль умеет летать, усмехнётся Карл грустно, глядя на непривычно не убранный дом. Фотография Элли, как, впрочем, всегда, на верхней полке. Карл говорит себе, что если полки убрать, то и фотография полетит. Присоединится в стаю пыли, снурующую по всему дому, заглядывающую в каждую дверь, заполняющая лёгкие. А зачем это? Карл придумал это просто так. Просто так, от одиночества. Знаете, иногда бывает скучно просто так сидеть. Молчать. Слушать из старенького маленького радио передачи. Шум ветра и гроз. Вдыхать в себя пропахший одиночеством воздух и глотать тысячу пылинок. И ждать. Фредриксон, скрепя сердце, третий (а может, даже пятый, он не считает) год ждёт. Он думает, что когда-нибудь, возможно, замечтается. А очнётся ещё (или уже?) молодой. Рядом будет глядеть на собравшиеся в кучу разнообразных картинок облака улыбающаяся жена, и только тогда, возможно, старик найдётся что ответить на собственный мысленный вопрос, терзающий его изнутри. "Ты счастлив?" "Да, я счастлив." "Прекрасно" - ответит он сам себе. Как-то сложно осознать, где настоящее, прошлое, а где будущее. Карл протягивает руку вперёд и пытается их нащупать, хватает комки "летающей" пыли, открывает глаза. Не может поверить, что их невозможно нащупать, разжимает руку и стряхивает невидимую пыль с морщинистых плеч. Отряхивает руки, хотя ничего не сделал. Может быть, и сделал. "Ты же сделал что-то, чтобы можно было умывать руки?" Но Карл Фредриксон с давних (или нет?) пор себе и своим поступкам не отвечает, он ими не руководит. Старик считает, что внутренняя боль не пройдёт никогда и разрывает все рвения к мечте... Карл того дня внутри себя ждёт и не ждёт. Просто не может определиться. Раннее утро, и за окном словно ночь, и Карл пробирается вслепую к почтовому ящику, пытаясь нащупать его в черноте. Наконец возможно нащупать хоть что-то. Старик чувствует чистую новую бумагу, и понимает, что все уже знают. "Подбадривающие" повестки о безысходности жизни с Хард-Стрит сыплются на голову, словно лёгкий осенний дождь, но теперь их не пришло. А дождь, кажется, вправду идёт. Настоящий. Карл, стараясь впихнуть в старое дряхлое тело ловкость и быстроту (это будет немного смешно, но здесь подходит "впихнуть невпихуемое"), бежит с единственной весточкой домой. Открывает уже в пыльной гостиной конверт и читает каллиграфически написанное письмо. А ведь казалось, что будет приятнее это читать. Дескать, уйду из этой пыли, буду там отдыхать и расслабляться, пока сердце не откажет. Грустно всё это, не смешно. Карл сидит и молча читает. И это чтение радости не доставляет. Старик считает, что внутренняя боль не пройдёт никогда и разрывает все рвения к мечте... И утро. Дождь словно нащупывает, где бы скрыться, и вправду скрывается. Скоро должны придти они. И они заберут его из дома, родного, любимого... С полки падает книжка. Небольшой альбом, со вложенной в него фотографией. Та вылетает и, как птица, кружась, пикирует Фредриксону на колени. И Карл её берёт. Разглядывает внимательно. Будто хочет вспомнить то, чего с ним не было. "Мы с Элли", - старик улыбается, глядя на серо-белую картинку. И теперь словно она вот тут, легко дотянуться до неё рукой, погладить по волосам... Но нельзя. Её тут нет. Карл Фредриксон пытается быть серьёзней, это такая большая потеря для него, все знают. Он не должен им показать себя с этой стороны. С улыбкой на лице. Фредриксон снова разглядывает каждую черту лица, свою и жены. На заднем фоне старик замечает шарики. Он вспомнил. Он вспомнил!... Улыбка вздрагивает на губах Фредриксона. И он мотает головой, потому что некоторые воспоминания о том, что он вспомнил, - слегка неприятны. Шар. Они, кажется, хотели полетать на шаре. В Америку ли?... Точно, в Америку. В Южную. В самую глушь, там, где привычные этому вялому городку птицы не водятся. И Карл вновь смотрит на шарики, улыбается. Ему приходит в голову замечательная идея. Главное - всё успеть подготовить. Всё нужно подготовить. Успеть. Старик считает, что внутренняя боль не пройдёт никогда и разрывает все рвения к мечте... Они приходят. Они приходят как положено было им: в голубой форме, ровно в десять-тридцать. Они приходят, когда Карл Фредриксон уже на полном готове. Они приходят рано, но и этот факт старика не страшит. Когда он стоит и ждёт, он замечает, что вокруг всё вскопали. Ждут, когда и он уедет. И его чудесный дом... вскопают... Нет, этому не бывать, уверен он. Пока он ждал, пришёл какой-то мальчишка, спросил направление бекаса - птицы Южной Америки. Старик сурово хмурится, делает вид, что что-то ищет или вспоминает, а затем ведёт Рассела по ложному следу. Сейчас ему не до глупых юнцов. Старик, пока ждёт, успевает стукнуть молодого человека, сломавшего ему почтовый ящик. Стукнуть довольно сильно. - Доброе утро, мистер фредриксон. Вы готовы?.. - спрашивает молодой работающий где-то там у них человек с чёрными кудрями и загаром, как у негра. - Как говорится, всегда. Вы не поможете мне с чемоданом? - человек с большими сильными руками берёт приготовленные вещи в заплатанном чемоданчике. - Подождите меня в машине. Я мигом. И Карл весь в предвкушении. Он это всё видит. Очень чётко и ясно. Как всё будет хорошо... теперь... Единственное, что не так радует старика, - поездкой Элли не вернуть. Но в будущем, тогда, когда его прославят, возможно, специально для него создадут машину, оживляющую людей, и тогда, тогда... Старик смотрит на свой дом с таким трепетом, что кажется, будто он действительно видит его в последний раз. Но думать нечего, говорит себе он. И выпускает мешок, набитый шарикам, наружу. Сначала немного страшно. Ты паришь над землёй с такой осторожностью, как будто тебе предсказано в ближайшем, скорейшем времени разбиться. А потом... это волшебно. Это чудесно. Такое чувство, что Карл вновь обрёл Элли. А с души будто целый горный хребет свалился. Просто "гора" сюда никак не подойдёт. Старик считает, что внутренняя боль не пройдёт никогда и разрывает все рвения к мечте... Впустую.