Зло в этом мире

Бывают ночи, когда мысли о текущем расследовании не дают детективу Химуро Тодайдзи уснуть. Он лежит с открытыми глазами, слушая мягкое дыхание спящей рядом жены, глядя, как на ее изумрудного цвета волосы падает лунный свет, и размышляет о Жанне. Как ей это удается? Как она прыгает с крыши на крышу, летит вниз с башен, пересекает комнаты из конца в конец, даже не касаясь пола? Человек ли она вообще? Что значит заклинание, которое она повторяет, метая те булавки, и что происходит с предметами, которые она крадет? Обычный вор вырезал бы картину из рамы или просто утащил всё целиком, а не заставил бы картину исчезнуть, оставив только чистый холст. Порой, когда он слышит это хихиканье, или видит, как за углом исчезают три длинных хвостика ее волос, или смотрит на ее силуэт на фоне луны, его охватывает такое раздражение, что приходится сдерживать себя, чтобы не схватиться за пистолет. Но иной раз детектив колеблется – и понятно, почему. У нее такой юный голос. Она смеется, дразнит его и сослуживцев или читает свой странный наговор перед тем, как кинуть булавку – и всякий раз, слыша этот чистый звонкий голос, он думает, как она похожа на Мияко или ее подругу Марон. Жанна едва ли старше. Что сказали бы родители, если бы узнали, что их дочь убегает из дома красть бесценные сокровища? Да и есть ли у нее родители? Станет ли юная девушка бегать ночью по улицам – если только ей некуда идти? Представив, что в таком положении оказалась бы его дочь, Мияко, он сжимает одеяло с такой силой, что жена слышит это и начинает ворочаться во сне. Тогда он приказывает самому себе глубоко вдохнуть и успокоиться. Мияко в соседней комнате, спит. А может быть, точно так же терзается мыслями и не может уснуть. «Вся в меня». При этой мысли он улыбается. – Я стал детективом, – как-то сказал он дочери, – потому что не могу смириться со злом в этом мире. Если Жанна – зло, я должен ее остановить. Но действительно ли она зло? Это уже совсем другой вопрос. Ему не забыть той перемены, что произошла с господином Миясакой, когда Жанна украла, или преобразила, или что она там сделала с рисунком малышки Хироми. Когда Тодайдзи и его команда только вошли в дом, он посмотрел этому человеку в глаза – самые мертвые, самые ледяные, что он видел в жизни. А с женой и дочерью Миясака обращался так, что Тодайдзи серьезно задумался, не направить ли туда социального работника для проверки. Когда Жанна заставила рисунок исчезнуть, Миясака схватился за голову, упал на пол и заорал, словно у него был припадок. И когда Тодайдзи тряс его за плечи, приводя в чувство, то увидел, как в эти глаза возвращается жизнь. Миясака не выглядел как человек, у которого только что украли памятную для семьи вещь – он выглядел как человек, который умирал, но чудесным образом исцелился. А когда Хироми кинулась к отцу в объятия, те же глаза наполнились слезами счастья – и Тодайдзи заключил, что без социального работника можно, пожалуй, и обойтись. Он подозревает, что это Жанна своей кражей спасла ту семью. Но закон не знает исключений. Жанна, как бы благонамеренна она ни была – воровка. Но если и есть в мире зло, то оно – не в ней. Нет, на его взгляд, зла более непростительного, чем дурное обращение с ребенком. В тысячный раз он раздумывает, не следует ли найти для Марон приемную семью. То, как поступили с ней родители, просто бессовестно. Пока что органы решили позволить ей жить одной, учитывая, что семья Тодайдзи живет прямо рядом. Но он не может успевать везде, а его юная соседка недавно начала пропускать уроки, задерживаться на улице до совершенно неприличного часа… Но, в тысячный раз, он отбрасывает эту идею. Марон – благоразумная девушка, и может позаботиться о себе лучше, чем любые вечно занятые на работе приемные родители. А кроме того, думает он угрюмо, если подругу увезут, Мияко никогда ему этого не простит. Раз или два он задавался вопросом, а не может ли Марон оказаться Жанной. Ее вечерние задержки это вполне бы объяснило. Но такого не может быть – цвет волос другой, да и, пусть Марон и одаренная гимнастка, не может же она просто игнорировать законы физики так, как Жанна. Нет, эта загадка так просто не решается. А кроме того, если бы ему пришлось арестовать девочку, ставшую практически второй дочерью, это разбило бы ему сердце. Не может она быть Жанной. Нельзя ей быть Жанной. И с этой мыслью он крепко зажмуривается, обнимает одной рукой жену и строго приказывает самому себе заснуть.