Крушение Геспероса

То была шхуна Гесперос, что плыла по студёному зимнему морю. Вода окружала судно насколько хватало взгляда и была она ледяной, как сердце капитана, взявшего на корабль свою дочь, дабы составила она ему компанию. Была она красавицей, и никто не мог с этим поспорить. Глаза у неё были лазурные, словно цветки льна, щёки её алели, будто предрассветное зарево, а кожа у неё была цвета чистого мрамора. Кротко сидела она возле своего отца, стоявшего у штурвала и нервно покуривавшего трубку, с восторгом глядя за борт. Ветер в тех краях был непредсказуем, и потому табачный дым то и дело менял направление — вот он устремлён на север, а вот на юг. Спокойствие нарушил старый морской волк, который бывал везде, где только можно представить. Чутьё к опасностям у него было отменным, спору нет. — Капитан, кажется мне, что следует вам направить судно в ближайший порт, ибо боюсь я бури. Прошлой ночью луну обрамляло золотое кольцо, а этой ночью луны мы не увидим. Но капитан лишь выдохнул смрадное облачко дыма, презрительно рассмеявшись. Природа отозвалась на его хохот пронизывающим шквалом, заставившим капитанскую дочку сильнее укутаться в свою шубку. Ветер усиливался и усиливался, с каждой минутой становясь всё мощнее, ибо то был ураган, надвигающийся с северо-востока. Снег начал с шипением падать в морскую воду за бортом, а валы пенились, словно дрожжи. Облака, которые разглядывала девушка, в мгновение ока превратились в грозовые тучи. Судно бросало из стороны в сторону, как неваляшку. Спустя несколько мгновений палуба наполнилась резким запахом соли и криками, полными ужаса и обречённости, а матросы безуспешно пытались смотать паруса под натиском шквалистого ветра. Единственная мачта не выдерживала давления бури и готова была разлететься в щепки в любой момент. Качка на Гесперосе стала невыносимой, что отразилось на команде корабля, число которой уменьшалось с каждым толчком. Моряки боролись за жизнь всеми своими силами, но их судьба и природа были могущественнее. Девушка в панике бросилась к каютам, думая, что там будет безопасно, и чуть было не оказалась за бортом, поскользнувшись на влажном дереве. Отцовские руки схватили её за плечи, отпустив штурвал, зная, что судно находится во власти волн и ничего больше сделать они не смогут. Капитан снял с себя старинный китель, одев в него свою дочь, отрезал кусок насквозь мокрой верёвки от повреждённого лонжерона* и привязал девушку к мачте. — О, отец, я слышу звон церковных колоколов, скажи, что может это значить?! — Лишь шум прибоя! — ответил он, ведя шхуну на верную гибель. — О, отец, я слышу выстрелы, скажи, что может это значить?! — Лишь судно в беде, что не сможет выжить в столь грозном море! — О, отец, я вижу мерцающий свет, скажи, что может это значить?! Но отец не проронил ни единого слова, ибо был он окоченевшим мертвецом. Набросившийся на штурвал, жёсткий и навеки застывший, с лицом, повёрнутым к небесам, и сиянием фонаря, отражавшимся в его стеклянных и недвижных глазах. Дева сжала руки, слёзно молясь о чуде, молясь о спасении, молясь о безмятежном море. Но молитвам её не суждено было сбыться, ибо быстро нёсся корабль сквозь тёмную, мрачную ночь, сквозь дождь и снег. Будто безмолвный призрак, судно скользило навстречу подводным скалам. Вокруг не было видно ни зги, слышны были лишь завывания бури, звук приливных волн, бьющихся о берег, крики и моления оставшихся в живых матросов. Валы врезались в корпус шхуны с неистовой силой, а мачта, к которой была привязана девушка, не выдержала натиска ветра и воды, сломавшись пополам и с глухим треском рухнув за борт. То, что осталось от белоснежных парусов, упало на палубу, а щепки от сломанного рангоута** непрестанно отлетали в стороны, гонимые ветром. Наконец, измученные моряки, так долго желавшие избавления от мучений, получили вожделенное. Чудовищный вал смыл их бренные тела, и искривлённые от страха лица товарищей, дружно через многое прошедших, были последней вещью, что они видели, за вычетом поглощавших их волн. Угодив за борт, несчастные теряли ориентацию и плыли на дно, утрачивая единственную надежду на спасение. Но все они нашли свою погибель в леденящих водах, ибо пред смертью все равны. Гесперос же встретил свой конец, где бледные кудрявые волны выглядели мягко, будто кардованная шерсть. Именно там жестокие скалы пробили корпус корабля, словно рога разъярённого быка. Нос шхуны, украшенный резной фигурой, подводные камни разорвали в клочья, как и само судно, которое вмиг разлетелось на кусочки. Мачта повалилась за борт, как будто её там и не было, а богато обрамлённый штурвал вместе с оледеневшим трупом ушёл на дно, найдя там своё последнее пристанище. Корабль тонул, как хрустальный, и вскоре только одинокие щепки и древесные обломки, дотоле поддерживающие паруса, остались на поверхности.

* * *

Рано на рассвете, на унылой и бесцветной отмели, рыбак, выполняющий работу, которая позволяла ему прокормить множество голодных ртов, замер, поражённый ужасом, наблюдая на прибывающими с моря мертвецами. Кожа у них была голубее неба, а очи белыми, словно морская пена. Благоговейный страх вызывала прекрасная девушка, принайтовленная к фрагменту мачты. Руки её были разведены в стороны, брызги на её одеянии заледенели, и солёные слёзы стояли в глазах. И увидел рыбак её волосы, будто бурые водоросли, и грудь, вздымающуюся на приливных волнах. Лицо её было умиротворённым, что казалась она спящей. Море, безжалостное море, забрало её жизнь, но не красоту. О, упаси нас, Боже, от судьбы, настигшей Гесперос!