Я проклинаю тебя!

Давно не было таких солнечных и нежных весенних дней. Или мне так лишь кажется отчего-то?.. Весна, ах, весна! Пора любви, пора мечтаний... Весна прошлого года ознаменовалась для меня тем, что в моей жизни появилась она. Прекрасная молодая служанка при дворе... Будто она наполняла весну этой ее прелестью и теплотой, не иначе... Вьющиеся длинные рыжие волосы, веснушки на носу и щеках, горящие живые глаза цвета бархатной темной зелени - я так любил подолгу бессловесно смотреть в них, все глубже утопая в их зелени, как в душистом меду... Она маленького роста и боевого характера, ее яркий оптимизм в годы великой чистки меня очень прельщал и удивлял несказанно - при том, что оба ее родителя погибли на костре по ложному обвинению. Она вечно искала во всем положительные стороны, даже там, где искать их было бессмысленно. И она действительно не унывала - я ни разу не видел ее слез. Сила ее характера была велика. Мы познакомились по счастливой случайности - и я неустанно благодарил Бога за его щедрый дар. Она бежала по мостовой, не замечая ног под собой. На её лице сияла счастливая тёплая улыбка, она немного подпрыгивала при каждом шаге, ее рыжие волосы, будто языки пламени, бесновались за ее узкими плечами. Я тогда шел по той же мостовой, перечитывая присланное мне моей матерью письмо - по стечению обстоятельств и по долгу моей службы я должен был переехать с окраины королевства в его центр. Тут девушка споткнулась и выронила прямо рядом со мной яблоко из корзинки. Она присела, чтобы подобрать его, а я продолжил идти, не заметив того, что девушка исчезла из моего поля зрения. Я остановился сразу же после ее возгласа и какого-то тягучего ощущения на поясе. - Да остановитесь же вы! - девушка сидела на коленях, протянув ко мне руку, а другой держась за волосы. Оказалось, что, проходя мимо, я зацепился поясом за ее локон и сильно потянул на себя. Я хотел было присесть, но она рукой оттолкнула меня. - Нет-нет, пожалуйста, стойте! - ее личико сморщилось от боли. - Ох, прости, дитя, я не заметил... - я достал из-за пояса короткий нож и приблизил его к локону рыжих волос, попутно отмечая для себя, как же их цвет похож на пламя. - Нет, не режьте, прошу вас! - моя рука дрогнула, и она, воспользовавшись моим замешательством, откинула мою руку с ножом от себя. - Я распутаю, а вы проявите терпение, пожалуйста, - она осторожно тонкими пальчиками начала разматывать узелки из волос на моем поясе. - Говорила мне Линда носить волосы в прическе, а я не послушала... - она закончила, и я подал ей руку, помогая подняться с колен. Она встала и тут же, взглянув мне в лицо, вздрогнула. - Святой отец... Простите мне мое поведение, - она виновато опустила глаза и покраснела. - Ты ни в чем не виновата, дитя мое, - тихо ответил я, украдкой любуясь ее красотой. - Виновата, отец... - она пристыженно порылась в корзинке и вытащила мой кошелек. - Это ваше... Я хоть и разозлился, но внешне никак не выказал этого и спокойно взял кошелек из ее рук. - Как зовут тебя, дитя? - не помню, зачем я тогда это спросил. - Мария, отец. - Я надеюсь, ты раскаиваешься в том, что сотворила, Мария? Или мне все же стоит позвать стражу? - Нет, отец, умоляю! - она призывно взяла меня за руку и прижала к груди. - Я раскаиваюсь, отец, я более не повторюсь! - Иди с миром, дитя, - я поднял руку, чтобы окрестить ее, но она прервала меня. - Отец Теодор, - она заглянула мне в глаза. - Будьте осторожны, - она снова протянула мне мой кошелек, вновь оказавшийся у нее в руках. - Я едва ли не единственная, кто остановится в попытке обокрасть вас, - я выхватил у нее из рук кошель, а она с ухмылкой сделала реверанс и удалилась. Я ещё некоторое время смотрел ей вслед, взвешивая в руках кожаный мешочек, пока не двинулся дальше. Моя симпатия к ней не прошла мимо, и теперь в почти каждой рыжеволосой прелестнице я видел Марию. Я понимал, что влечение моё греховно и превратно, но всё же не мог противиться зову сердца. Я был затворником и почти не выходил за пределы монастыря, но иногда мне выдавались случаи выйти из тени. И тогда я теплился надеждой на встречу. Я видел Марию мимоходом на рынке, на прогулке с леди королевских кровей, у которой она была в служении. Она мило улыбалась своей леди, разговаривая с нею – клянусь святым распятием, я бы отдал всё за эту улыбку. - Ох, святой отец! – ко мне подошла леди и немного свысока взглянула на меня. – Вы, надеюсь, получили пожертвования от меня на святое дело? – она заговорщески ухмыльнулась. - Да, Гвиневра, благодарю вас. Благодаря вашим усилиям для нуждающихся будет выделено больше мест в монастыре, - я выглянул за спину леди и с неудовольствием обнаружил для себя то, что Мария отошла к прилавку. - Я надеюсь на ваше расположение, отец, - она, всё так же ухмыляясь, кивнула мне. - Надеюсь, Гвиневра, вы не пытаетесь добиться моего особого к себе расположения, - я холодно взглянул на неё и сложил руки за спиной. – Вы ведь знаете, что я высоко ценю ваше общество и вашу помощь. Леди с некоторым гневом посмотрела на меня и, коротко поклонившись, отвернулась. - Мария, пойдём! У нас есть ещё дела, - она стрельнула в мою сторону глазами, желая вызвать во мне не то негодование, не то ревность. - Да, мадам, - девушка собрала в корзинку купленные травы и легким шагом последовала за своей леди. После я видел Марию только в сопровождении леди Гвиневры, а одну я не мог её застать. Но даже наблюдать за нею и её работой было приятно. И я всё чаще отмаливал свои грехи пред распятием, пытаясь изгнать чувство влюблённости из сердца. Однажды я видел её в толпе, присутствующей на казни. Она пыталась быть незаметной для народа: в плаще, накинув капюшон – даже так она не смогла укрыться от моего взгляда. На костровище стояла её подруга, кричала о помощи, о несправедливости наказания, и я видел, как на лице Марии отразилась скорбь и мука, но она поспешно скрыла капюшоном лицо и вышла из толпы, под крики сгорающей девушки. На следующий день, ближе к ночи, я сидел в исповедальне и ждал страждущих. Дверца открылась и, прошелестев одеждой, молодая дева села по ту сторону деревянной загородки. Она открыла окошко, оставив меж нами лишь тонкое витиеватое окошко. - Чем я могу тебе помочь, дитя моё? - Отец, я… - голос девушки задрожал, но через мгновение она продолжила. – Я грешна, отец. Я больше не могу держать это в себе. Я не сплю ночами и не могу думать больше ни о чём ином. - Так что же ты сотворила, что душа твоя мечется в агонии? - Я не спасла свою подругу от смерти на костре... Я испугалась, отец, и не сказала правды! Это всё так ужасно! – я слышал, как надломился её голос, но она продолжала. – Я видела ее на костре, отец! Я слышала её крики на костре! - Не бойся, дитя. Ты раскаялась в содеянном, и Бог видит твою чистую душу. Он прощает всех, кто раскаивается в грехах своих и ласково принимает нас в свои объятия. - Отец, ещё… Я нечиста на руку. Я чуть не обворовала отца Теодора, хоть он и был так ласков и учтив ко мне. Я не могу забыть того… - Мария, ты ли это? – мгновенно догадался я, одним движением распахивая последнюю раму, отделявшую меня от нее. - Отец Теодор! – она замерла на месте, увидев меня. – Я… - она поднялась и, накинув капюшон плаща, порывисто встала. – Простите меня, отец, – она толкнула дверь исповедальни и покинула её. - Мария, подожди! – я вышел следом за ней и в два шага настиг её, убегающую из-под сводов монастыря. Я взял ее за запястье, отсрочивая ее уход. – Мне нужно поговорить с тобою. - Отец, прошу вас, я исповедалась и теперь готова принять свою судьбу, - она безвольно опустила голову. - Следуй за мной, - я отпустил её запястье и повёл за собой к выходу из-под сводов монастыря. Я вывел её за угол и остановился. – Я должен поговорить с тобой. - Да, отец, - она сложила руки перед собой и опустила голову ещё ниже. - Я говорю сейчас с тобой не как святой отец, - я осторожно прикоснулся к её соединённым рукам, боясь спугнуть. Сердце трепетало как бешенное, и я не мог унять его. Девушка подняла на меня глаза и лёгким движением скинула капюшон, рассыпав рыжие пряди по плечам. Я вдохнул, собирая волю в кулак. – Мария, я должен тебе признаться. Я… - я помедлил, сглатывая нервный комок в горле. – Я поражён. Я грешен. Я грешен так же, как и все иные. - В чём же вы грешны, отец? – Мария ласково взглянула на меня, совершенно не понимая, что я хочу сказать. – Вы самый честный и благородный из всех, кого я знаю. Вы уважаемы и мужественны, слава о вас обходит всё наше королевство, - она помолчала с минуту. – Верно, даже священники нуждаются в исповеди. Тогда я побуду вашим священником, - она тепло улыбнулась мне, и моё сердце снова растаяло. - Мария, я… безнадёжно влюблён. И поражён красотою. Я грешен, и грех мой не отмолить, - не в силах смотреть в её светлые глаза, я был вынужден опустить взгляд. - Любовь, отец, ей подвластны все. И это вовсе не грех. Любовью наделил нас Бог, как частью себя. Благодаря его любви мы здесь, - она утешающе положила мне руку на плечо. Жест вышел немного неловким, потому, что я был выше её чуть ли не на голову. - Мария, я не могу признаться той, которую люблю. Она не поймёт меня и не примет. Она для меня… Она похожа на божий лик, - я поднял глаза и вгляделся в тонкие черты её лица. – В ней, грешной, как и все люди, я вижу самого Бога. И не могу жить без Бога внутри неё. - Любви подвластны все, - она смущённо улыбнулась, на щеках проступил нежный румянец. – Признайтесь своей избраннице, и если она не примет вас - значит это не тот Бог, которого стоит любить. - Я не смогу больше полюбить, если меня отвергнут, - я пытался унять желание объясниться ей сейчас же, но выходило из рук вон плохо. – Священникам нет права на любовь. - Это ужасная глупость, отец! Ужасающая! – она взяла мою руку в свои крохотные ладошки, и накрыла одной другую. – Ведь, если вы влюблены – разве это не замысел божий? Разве не Он хочет показать вам все краски этого мира в любви к этой даме? – она прикрыла глаза. – Я всё знаю, отец. Я видела вас тогда, - она прижала мою руку к груди, как тогда, в день нашей первой встречи. – Миледи тоже питает к вам чувства! Признайтесь ей! - Дело в том, что… - я замялся. Подумать только, я как юнец на первой исповеди! – Я не питаю чувств к леди Гвиневре. - Но... Как же так? – она опешила и слегка отстранилась. - Она влюблена в вас и хочет быть счастлива! Я знаю леди, и она очень хорошая, и была бы вам отличной парой… - Меня не интересует леди Гвиневра, пойми! – я, наконец, решился. – Я влюблён в тебя, и эта любовь терзает мне душу! - Но, отец… - она попыталась отстраниться, но я взял её руки в свои. – Я не того сословия, и я не… - Так ты… отвергаешь меня? – на мгновение моё дыхание перехватило, а сердце упало куда-то вниз. Она покраснела и попыталась спастись, пытаясь сосредоточить внимание на каком-то предмете, но у неё не выходило. - Отец, я… Я не могу сейчас ответить вам тем же, - Мария виновато посмотрела на меня. – Но я не отвергаю вас. - Ах, Мария… - я едва удержался от того, чтобы обнять её, вместо этого только крепче сжал ей руки. – Я хотел бы, чтобы мы виделись хоть изредка. Пусть наблюдать за твоей работой мне приятно, но видеть тебя так близко к себе – намного приятнее. - Да, конечно, отец, - она мягко высвободила свои руки и с интересом вгляделась в мои глаза. – Вы наблюдали за мной, отец? – её губы тронула смущённая ухмылка. - Я... Да, - я пристыдился. – Я больше не повторюсь. - Меня это не смущает, - она самодовольно, но очень по-доброму улыбнулась. – Мне приятно, что я настолько привлекла ваше внимание. - Завтра, на лугу в прибрежном лесу, после полудня. Я буду ждать тебя у дуба, - я взял её за руку и осторожно коснулся её губами. Она смутилась и отдёрнула руку. – И ещё, - я подошёл к ней близко и склонился к её плечу. – Прекрати называть меня отец, зови просто Теодор. Я не настолько старше тебя. - Да, отец... – она прикрыла рот ладонью и быстро исправилась. – Хорошо, Теодор. - Спасибо, - я улыбнулся ей и вернулся в монастырь. Следующие дни мы украдкой встречались в лесу и подолгу разговаривали. Она рассказывала мне о своей семье и о себе с неохотой и больше интересовалась моей жизнью. Но моя жизнь была скудна на события. Я вырос в маленькой достаточно бедной семье, в небольшом посёлке у самой окраины королевства. От недостатка денег родители отправили меня в ближайший монастырь. Там я научился всему, что умею сейчас. Я понимаю моих родителей в их решении, и не виню их. Тем более что моя мать никогда не забывала меня и до сих пор мне посылает письма. Я хорошо учился, потому меня порекомендовали в монастыре, непосредственно в замке. Вскоре я переехал туда. Я стал отцом Теодором, каким меня знают сейчас. Из того, что мне рассказала Мария, я худо-бедно узнал о том, что она из большой семьи, в её роду были дворяне. На службу к леди Гвиневре она попала совершенно случайно, однажды выручив её в том, что та заблудилась по незнанию с конной свитой в лесах, а Мария показала дорогу. Я очень мало знаю о ней, но это не мешает мне восторгаться ею. - Теодор? Девушка сидела на нежно-зелёной траве и плела корзинку, отвлекая меня от мыслей о прошлом. - Да? - Я не получила ответа на свой вопрос, - она обиженно картинно надула губки. - Прости, я прослушал тебя, можешь повторить? Она отложила работу и посмотрела мне прямо в глаза. -Ты говорил правду тогда о том, что видишь во мне Бога? – она заметно покраснела, но старалась не прятать этого. - Конечно, - я снисходительно улыбнулся. – Я не посмею обмануть тебя. - Хорошо, верю тебе, - она потянулась. – Леди Гвиневра подозревает меня. - В чём же? - В том, что я имею на тебя взгляды – меня это очень беспокоит. Она могла видеть нас, - Мария обеспокоенно взглянула на меня. – Надеюсь, ты не обманул своего сердца, выбрав меня. Если ты признался мне лишь в том желании, чтобы стать к ней ближе, или же отвести подозрения от вас и ваших отношений – я возненавижу тебя, - она абсолютно серьёзно и честно выражалась в таких вопросах – я всегда любил это качество в ней. - Я бы никогда не позволил себе подобного, - я взял её руку в свою и преподнес к губам, глядя в её светлое личико. – Ты желание сердца моего. И я люблю тебя. - Я... Теодор, я давно хотела тебе признаться, - она вырвала руку из моей руки и положила её на колени. – Это очень сложно, потому не торопи меня. - Конечно, - я пересел удобнее и сосредоточил внимание на её хрупком тельце и пальчиках, теребящих край платья. - Я знаю тебя уже почти год, и знаю как человека чести. Справедливого и честного. Я... Нет, я... - Не волнуйся, - я попытался успокоить её. – Я внимательно слушаю тебя. Её плечики вздрогнули, но она всё же немного успокоилась. - Поклянись, что ты не предашь меня, и весь разговор, который пройдёт сейчас – останется в тайне. - Клянусь тебе. Она вздохнула и взмахнула рукой, легким движением поднимая её с колен. Передо мной появилась дымка, а в этой нежной молочного цвета дымке я увидел себя, держащим Марию за руку, тогда, за монастырём. Длинные белёсые волосы, собранные в высокий хвост, рассыпались по одному плечу, ледяного цвета глаза были тёплыми, как первое весеннее солнце, а на щеках выступил мягкий румянец. С замиранием сердца, я взглянул на Марию. Она очень кротко трепала рыжий локон и нежно смотрела на меня. - Я люблю тебя, Теодор. Я только хотел что-то сказать, но слова застряли в горле. Из-за соседних кустов выбежали трое стражников и мгновенно заковали сопротивляющуюся девушку в кандалы. Оттуда же вышел начальник охраны и с нескрываемым удовлетворением положил руку мне на плечо. - Теодор, что происходит? – в её глазах читался ужас и отчаяние, а я не мог пошевелиться. - Спасибо, отец Теодор, - масленым голосом пролепетал толстый начальник. – Вы вновь проявили себя как самый лучший инквизитор. Уведите, - бросил он стражникам. - Что? – спросил я только. Я был шокирован не меньше Марии. - Что происходит, Теодор? – прокричала девушка, вырываясь изо всех сил. – Ты предал меня? Продал? - Нет, это не то... - Я ненавижу тебя, - ледяным голосом бросила она. Стражники уволокли её в сторону замка. Я видел как её, вырывающуюся, бросили в клетку на колесах, запряжённую лошадями, и приковали к решёткам. - Я не понимаю, - я вскочил с места и схватил за грудки начальника охраны. – Немедленно отпустите её! – я одной рукой придержал начальника, а другой вытащил меч из ножен меж складок одежды. – Или я убью вас! Немедленно! - Отец, прошу вас, - расслабленно говорил тот, поднимая руки в знак того, что даже не сопротивляется. – Вы очарованы этой ведьмой. Леди Гвиневра предупредила нас о том, что вы можете быть подвержены привороту. - Какой приворот, что за чушь! – я приставил меч к его горлу. Внезапно сзади мне в затылок ударили рукоятью меча, и я, пронзённый болью, упал на колени. - Отец, если вы будете дальше противиться, то мы убьём не только эту ведьму, но и сожжём всю вашу деревню – таков был приказ миледи, - начальник важно прошёлся мимо меня, а я, теряя сознание, всё же схватился за меч. Его выбили у меня из рук и пинком опрокинули на спину. Теряя ощущение реальности, на грани небытия, я слышал его гнусные слова: «Гвиневра посоветовала нам показать вам её казнь, а после отпустить, потому как когда умрёт ведьма - вы будете освобождены от заклятия...» Когда я очнулся, меня волоком тащили из холодной, как я понял, камеры вверх по ступенькам. Меня насильно окунули головой в ведро с ледяной водой и натянули плащ. - Ваш выход, отец... – прошипел начальник где-то у меня над ухом. Меня выволокли на улицу. Яркий алый закат ударил светом мне в глаза. Меня усадили на моё обычное место в первом ряду, дабы я наблюдал, как сгорит в пламени моя любовь, и привязали руки к ручкам кресла. Я не мог что-либо сделать, во всём теле была ужасная слабость, оно было неприподъёмным, а реальность ощущалась с трудом. - Не волнуйтесь за своё состояние, отец. Мы дали вам противоядие от приворота, его действие должно пройти после сожжения ведьмы. - Теодор! – крик девушки посреди площади немного отрезвил меня. – Мерзкий сукин сын! Привязанная к столбу, избитая, Мария стояла всё ещё пыталась вырваться. - Мари... я... – пролепетал я едва движущимися губами. - Я ненавижу тебя! Я проклинаю тебя и весь твой род! – она бесновалась у столба, пока не подошёл стражник и не дал её затрещину по лицу латной перчаткой. Она ненадолго умолкла. - Мари... – я слабо выдохнул, чуть потягивая руки в верёвках за спиной. - Я проклинаю тебя! - Именем Божьим, - монотонно заговорил священник, очерчивая в воздухе крест. - Я изгоняю мерзкий ведьмин дух из этого тела и из этого мира. Умри, дьявольское отродье! - Нет, Мария... – я почувствовал крохотный прилив сил. – Нет, прошу... - Потерпите, отец, - сочувствующе положил мне руку на плечо начальник. – Потерпите, и скоро будет с ней покончено. - Нет, ты не... понимаешь... – силы понемногу прибывали, и я чувствовал это. Тут несколько стражей подошли с факелами и подожгли сухие ветви внизу костровища. - Нет! Нет! – девушка рвалась на привязи. – Отпустите! – она подняла свои залитые тьмою холодные зелёные глаза на меня. – Я вернусь за твоей душой, смертный! Мой дух не успокоится, пока не будет отмщён! – тут она остановилась, в страхе слушая треск горящего дерева. Мария закрыла глаза и прислонила голову к столбу. Громким леденящим душу голосом она произносила неизвестные никому слова, выкрикивая порою фразы. Огонь снедал её тело, но не душу. Она горела лишь телом, лишь оболочкой, которой суждено было стать прахом и переродиться. Я кричал, вырывался из пут, срывал голос, бесновался на своём месте не меньше сгорающей девы. Наконец всё смолкло. Лишь, потрескивая, догорал костёр. Я всё ещё вырывался, стирал руки на запястьях в кровь и кричал от тупой боли, съедающей изнутри. Через некоторое время я от бессилия отключился. Тихий женский голос надо мною возвестил о том, что «ему нужно время восстановиться – ведьма была сильна, но его дух сильнее, и он справится», после чего меня развязали и снова потащили куда-то...