Monsters

У Мэри Сибли волосы черны, как смоль, и вьются блестящими локонами. Когда она спит, откинувшись на белоснежных подушках, а ее волосы свободно разметались у лица, то эти локоны напоминают змей — словно ядовитые аспиды прикорнули рядом с нею. Мэри Сибли — ведьма. Мэри Сибли — убийца. Мэри Сибли — его любимая женщина. Элайджа Майклсон всегда покидает ее дом еще до рассвета, оставляя Мэри спать в компании ее змей — они уберегут ее от любых бед, пока первородного не будет рядом. Он позволил ей убить Кола с легкостью, которая должна была бы испугать его — поборника семьи и единства, но отчего-то не испугала. — Он должен прекратить убивать на Улице Ведьм, или умереть сам, — Элайджа помнил, как Мэри произнесла эти слова, глядя ему прямо в лицо. Ее взгляд был холоден и полон решимости, и на самом дне ее зрачков он видел все круги ада, которые предстоит пройти Колу, который имел неосторожность перейти дорогу ведьме столь могущественной, как Мэри. — Я не могу остановить его, Мэри, — ответил ей первородный. — Никто не может остановить Кола, когда он жаждет развлечений. — Я могу, — возразила ему Мэри. — И я сделаю это. — Пусть это будут не твои руки, - вот, о чем он попросил ее тогда. Не о пощаде для глупца-брата, нет. — Никлаус планирует убить меня, — Мэри Сибли не жаловалась и не выказывала страха, она просто озвучивала своему любовнику факты. Кол был мертв, и Никлаус жаждал мести, а Элайджа жаждал лишь объятий ведьмы. — Ты должна защищаться, Мэри, — сказал он, обхватывая ладонями ее лицо. — Никлаус слишком подвержен приступам паранойи и, если увидел в тебе врага, то не остановится, пока ты не умрешь. — Боюсь, что мне еще рано думать о смерти, — улыбнулась Мэри, и Элайджа знал, что дни его второго брата сочтены. Почему он не остановил ее? Почему допустил подобное? Он просто устал от вечных склок, раздирающих Новый Орлеан на части. Этому городу нужен был король, который правил бы с достоинством и при помощи дипломатии. И Элайджа без ложной скромности признавал, что он сам подходит на эту роль как нельзя лучше. А когда он стал королем, то покидать спальню Мэри до рассвета больше не было необходимости. Она и ее змеи теперь спали на его подушках — наверное, им снилась смерть, которую они принесли тем, кто посмел стоять на пути их хозяйки. — Это был заговор, — говорила заплаканная Камилла О`Коннел, которой так и не довелось стать женой Клауса. — Элайджа предал братьев ради Мэри Сибли. — Нет, Ками, — возражал ей Винсент, ее близкий друг-ведьмак. — Элайджа предал братьев ради власти, а Мэри Сибли для него — всего лишь приятное дополнение. Но тебе не стоит больше ни с кем обсуждать это, если ты хочешь остаться жива. — Лучше бы мне умереть, чем понять, каким чудовищем оказался Элайджа! — с отчаянием шептала Камилла. — Монстр живет в каждом из нас, — отвечал Винсент меланхолично. — Не стоит забывать об этом, Ками. Тебе следует уехать из Нового Орлеана. Здесь слишком опасно для тебя. — Пусть это будут не твои руки, — шепчет Элайджа на ушко Мэри Сибли, когда они с ведьмой замирают напротив окна бара и смотрят на беседующих Винсента и Камиллу. — Эллисон все еще в городе, — улыбается Мэри. — Поручим это ей.