Новый Аллердейл
17 января 2016 г. в 13:05
Каким питьем из горьких слез Сирен Отравлен я, какой настойкой ада? То я страшусь, то взят надеждой в плен, К богатству близок и лишаюсь клада. Чем согрешил я в свой счастливый час, Когда в блаженстве я достиг зенита? Какой недуг всего меня потряс Так, что глаза покинули орбиты? О, благодетельная сила зла! Все лучшее от горя хорошеет, И та любовь, что сожжена дотла, Еще пышней цветет и зеленеет. Так после всех бесчисленных утрат Во много раз я более богат. (У. Шекспир)
Томас рывком поднялся с постели. — Кошмар... это всего лишь кошмар... Поместье давно уже опустело без Люсиль и Эдит, только рабочие ежедневно посещали дом. Осень уже начинала овладевать природой Аллердейла, все деревья теперь уже были осыпаны золотом, и сладко-тягучий воздух доносился с полей. Мистер Шарп встал с кровати и быстро оделся, ведь время не ждёт, и было слишком много дел, которые с каждым днём не уменьшались. Сначала скандал по поводу «бойни» в Аллердейле, затем доктор МакМайкл увез Эдит в Штаты, а после сноса старого поместья так вообще все изменилось: Томас жил в маленькой холодной деревянной времянке, в то время как вдали от шахт, на самом краю земель баронета строился новый большой и светлый дом, где нет ни следа от красной глины. Большинство вещей были так же сожжены. Портрет матери, старый рояль, вещи Люсиль — все это было предано огню без зазрения совести, лишь старые игрушки и несколько платьев белокурой миссис Шарп напоминали о том, что было. Иногда Томас брал вязанный банный халат жены и долго сидел у приоткрытой двери, о чем-то размышляя. И всякий раз эти мысли были преисполнены печали, боли, воспоминаний. И после каждого раза он собирался, писал письмо Алану МакМайклу, садился на коня и стрелой летел на почту. Но за эти полгода он ни разу не получил ответа, и это терзало баронета. Вот и в это утро мужчина зарылся носом в ажурную ткань, прикрыв глаза, после чего подхватил конверт со стола, в спешке надел штаны и выскочил из дома в одной рубашке, направившись прямиком в новенькую конюшню. — Мистер Шарп! Мистер Шарп! — за ним гнался юный работник глинодобывающей машины, размахивая какой-то бумажкой. Томас остановился и повернулся к нему. — Да, Юджин, что-то случилось? — Мистер Шарп, вам новые бумаги по поводу строительства. Полиция хочет, чтобы вы в письменном виде отчитались о сносе старого дома и предоставили бумаги о расходах на новый. — Господи, заняться им нечем... — со страдальческим вздохом мужчина брезгливо взял бумагу и развернул ее. «Уважаемый баронет Шарп, Спешим Вас уведомить о том, что для обновления налоговой декларации на ваше поместье необходимо собрать нижеприведенный список бумаг и сдать не позднее 20 октября: 1. Опись уничтоженного имущества 2. Опись затраченных материалов на возведение нового дома 3. Разрешение на возведение здания 4. Разрешение на снос здания 5. Официальное заявление полицейского департамента о закрытии уголовного дела по поводу инцидента в старом поместье Аллердейл. С уважением, Старший следователь У. Аддингтон.» Томас тяжело вздохнул и почесал затылок. Эта возня с бумагами была совсем некстати, учитывая то, что было уже 2 октября, что означало абсолютную нехватку времени в этом вопросе. А еще надо ввести в работу еще две глинодобывающие машины и доделать документы на постройку небольшого кирпичного завода. — Спасибо, Юджин. Отнеси, пожалуйста, письмо в мой дом. Я займусь этим позже, — мужчина протянул мальчишке бумагу и крепче стиснул в пальцах письмо, которое он так страстно хотел отправить. — А, и еще, мистер Шарп... вы так часто ездите на почту. Томас удивленно прищурился и внимательно посмотрел на работника: — Тебе что-то нужно или ты хотел что-то спросить? — Мистер Шарп, может, вам пора уже самому поехать туда, куда вы пишете? Томас аж вспыхнул, не удержался и ответил совершенно не в свойственной ему манере: — Может, вы перестанете уже лезть туда, куда вас никто не просит? Иди и занимайся делом, Юджин, или я сказал это непонятно? Мальчишка так и остался стоять с открытым ртом, огорошенный таким резким отношением всегда вежливого и тихого Томаса. Баронет вывел лошадь из конюшни, оседлал и спрятал конверт за пазухой. На почте ему сразу дали понять, что из Штатов нет никаких новостей и новых писем нет, что огорчило Шарпа и еще раз напомнило об идее Юджина, но он мотнул головой, вручил почтовому работнику письмо и вышел на свежий воздух. Казалось, уже не было никаких сил на то, чтобы куда-то ехать дальше, бороться. Хотелось просто лечь и уснуть, но и в то же время закричать и сломать что-нибудь. Томас ненавидел Алана всем сердцем за его малодушие и молчание, за то, что он изолирует возлюбленную от него. Эдит... Сколько родного и любимого в одном ее имени, сколько солнца и тепла. И страданий, боли, пролитой по чужой вине крови, болезней, опасностей. Баронет в задумчивости прикусил губу и направился к юристу для того, чтобы заказать все необходимые бумаги, пока срок еще не вышел. Ведь у самого мужчины были иные планы на оставшуюся часть осени. Холодный северный ветер обдал мужчину своим искристым дыханием, заставив поежиться и проклясть себя за позабытый сюртук или пальто, хоть что-то, что было бы толще легкой хлопковой рубашки. Перед глазами мелькали грязные влажные городские улочки, люди оборачивались, глядя на безумного наездника, одетого не по погоде, лохматого и по колено заляпанного в красной глине. Один ребенок даже вскрикнул: — Смотри! Призрак! — Тише, Альберт, это не призрак. Это человек из Багрового Пика едет. И не показывай пальцем! Но Томасу было абсолютно все равно, ведь он, кажется, был уже на полпути к счастью и изменениям в жизни, поместье, и в этом предвкушении он летел к своему юристу мистеру Динкли. Однако, практически в двух кварталах от его дома в конце улицы замаячила странная черная тень, стоящая прямо на пути лошади. — С дороги! — звонко крикнул баронет, не сбавляя темпа, но фигура не шелохнулась. Расстояние стремительно сокращалось, и столкновение уже было неизбежно, как тень резко растворилась и оказалась за спиной Шарпа. — Томас... — до дрожи знакомый голос. — Томас, зря ты все это затеял, ты же знаешь, что рано или поздно станешь моим, и никто и ничто не сможет это предотвратить. — Люсиль, уходи, прочь! — Я это не оставлю! И тебе, и твоей Эдит не будет житья на этом свете! И я найду вас где угодно! — Прошу, оставь нас в покое. Я люблю ее. Всякое препятствие любви только усиливает её. И любить ее буду и после смерти. Ты мне не помеха. — Ох, братец, как же ты глуп, а без меня как без рук. Попомни мое слово, ты не сможешь ничего изменить или исправить и никогда, слышишь, никогда не будешь с ней! Когда лошадь остановилась у светлого двухэтажного дома, Томас соскочил с седла и быстрым шагом прошел внутрь, лишь бы избавиться от призрака, который не внушал страх, а вызывал отвращение, злость и обиду.
