Праздник Фуги

В конце каждого года, по завершению месяца Песен, приходит день, которого не существует. Вне времени, вне календарей, он пронизан светом электрических ламп, сжигающих лазурно-серебристую ворвань, слепящим блеском украшений, радугой конфетти, горьким дымом дуэльных оружий, сладким вкусом порока, терпкой вязкостью вин и безумным дурманом наркотиков, доводящих до умопомрачения. Триста шестьдесят пятый «неправильный» день года, в который не действует ни один государственный закон, кроме «узаконенной анархии». День веселья, день гуляний... день, именуемый Праздником Фуги и день, в который юная Джессамина Колдуин посмела заранее отпраздновать свой первый взрослый юбилей, собрав в относительно теплый летний вечер под крышей Имперской резиденции все сливки дануоллской аристократии. Днем ранее молодая девушка, единственная дочь ныне правящего монарха, сидела в отцовском кабинете, выводя ровными, каллиграфическими буквами свои инициалы в нижнем правом углу пригласительных листов. Их на полированной столешнице скопилась уже целая стопка, на треть загородившая собой каркас настольной лампы. Последний штрих и будущая правительница Островов выпустила из пальцев перо, откидываясь на спинку стула, перевела дыхание. Вся эта суматоха, эти сборы, заказы вин к празднику и экзотических ингредиентов для блюд – все-таки это практически Ее День Рождения! – отняли воистину безумный кусок безвозвратно утерянного времени. Времени, которое можно было провести с большей пользой. К примеру – обучаясь фехтованию с Корво, или, на худой конец, читая томные стихи, опять же в компании Корво. Однако, сказать, что Джессамина осталась собой недовольна, значит ничего не сказать. Она ждала грядущего дня с огромным нетерпением, позволив себе, с разрешения отца, совместить празднование своего двадцатилетия с извечным торжеством Фуги. Как же тогда, с неделю назад, долго тянулись минуты размышлений: император Эйхорн Колдуин, почесывая золотисто-седую бородку, стоял у высокого окна спиной в дочери, наслаждаясь видами города, в горизонт которого врезалась слепящая голубизна неба; города, раскинувшегося по ту сторону реки Рейхевен. Затем он обернулся, хмуря брови, все еще не убирая руки с подбородка, и мягко протянул, чуть улыбнувшись: - Ну, если ты так хочешь, милая. В дверь постучали, девушка отвлеклась от размышлений и, выпрямляясь, приняла серьезный вид. Эта маска всегда удавалась ей с особым изяществом, все-таки Джессамина была истиной дочерью своего отца, так любимого народом Островов, - без особых усилий она из мягкой и покладистой девушки за долю секунды обращалась в сурового, расчетливого, ответственного политика. Жаль мама не видит, как выросла ее дочь. Беатрисе Блейн Колдуин это бы понравилось. Еще пара коротких ударов по одной из дверных створок и на пороге кабинета возник лорд-защитник, пропуская вперед себя служанку с графином гранатового сока и кубком. Он улыбнулся принцессе, то ли с насмешкой, то ли с почтением, и, пройдя внутрь комнаты, остановился напротив стола, по-солдатски щелкнув пятками. - Офицерский состав проверен, подписи о лояльности собраны, залы украшены, дополнительная прислуга нанята, - отчитался мужчина. - Все как всегда, - устало протянула девушка, делая глоток сока. Ей так не хотелось притворяться, что она вновь расслабленно опустила плечи, утонув в мягком, обитом алым бархатом, отцовском кресле. – И так каждый год. - По-моему, так не только каждый год, но и каждый праздник, - заметил Аттано. - И как же это «так»? – с легким кокетством переспросила Джессамина. - Волнительно, нетерпеливо, рутинно, но... великолепно? Дочь монарха прикусила ободок кубка, скрывая улыбку, но искорки, мелькнувшие на серо-голубой радужке, ее подлым образом выдавали. Взглядом проводив спину удалившейся служанки, девушка поставила сосуд с гранатовым нектаром на стол, поднялась, захватив стопку приглашений, и медленно подошла к темноволосому мужчине в темно-синем офицерском мундире, дожидающегося ее новых указаний. - Передай их камердинеру – пусть займется отправкой, - Корво кивнул, забирая бумаги, на мгновение коснувшись мозолистыми пальцами гладкой кожи Ее теплых, бледных рук. Такой контраст: он – загорелый, кареглазый южанин, выросший на улице, сын бедняка-лесоруба, случайно выигравший место в Парадной гвардии Герцога и отосланный, как «дипломатический подарок», на службу Императорскому дому; она – светлокожая, как самый чистый мрамор, ныне единственная наследница великого правителя, обязанная в скором времени ступить на престол Островной Империи. Он – лорд-телохранитель особы императорской крови, она – его подопечная. Он – без памяти влюбленный мужчина, она... его Джессамина. - Конечно, моя принцесса, - вслух произносит Аттано, отступая на шаг, почтительно склонив голову. Уже собираясь уходить, он вдруг что-то вспоминает, замерев у дверей, оборачивается, на мгновение зацепив ее разочарованный взгляд, который тут же исчезает за напускной маской равнодушия, сообщает: – Прибыл портной. Сказал, что оба платья готовы, осталось лишь выбрать. Она улыбается, - платья – ее страсть, пусть даже надевать их приходилось не так уж и часто, - и радостная выбегает из комнаты, протискиваясь между телом телохранителя и дверным косяком в широкий коридор. Гул ее каблучков тает в шерсти темно-бордового ковра, украшенного узором золотой нити, а южанин хмурится, сглатывая ком, застрявший в горле, - так не хотелось ее выпускать, - и, плотно прикрыв за собой дверь кабинета, уходит в прямо противоположную сторону. Таким было прошедшее «вчера». Сегодня же, в этот вечер этого несуществующего дня, именуемого Праздником Фуги, лорд-защитник будущей Императрицы стоит на лестничном балконе с видом на бальный зал, лаконично-черный, подобно призраку Бездны, в маске ворона, так символично скрывающей его лицо, и смотрит на Нее. Ему бы быть поближе, он все-таки телохранитель, но пистолет заряжен, выкидной клинок под рукой, а прыжок со второго этажа в самую гущу танцующих возбужденных пар не так уж и критичен. Людской слух околдован фееричной музыкой имперского оркестра: стонут скрипки, воют трубы, плавно скользят по клавишам длинные пальцы пианиста, выжимая из лакированного зверя все мыслимые и немыслимые оттенки звуков. В воздухе витают запахи ароматных масел, цветов, экзотических блюд и разномастных напитков, смешанные с букетами дамских духов. Девушки всех сортов и всех вкусов, облаченные в пестрые, цветов радуги, наряды, скользят, подобно павлинам, в толпе не менее ярких мужчин. Все таинственны, задорны, сокрыв точеные изгибы лиц дорогими масками – одна причудливей другой. Но Корво они не интересны. Его взгляд прикован к косвенной виновнице торжества, осмелившейся отпраздновать свое двадцатилетие тремя днями ранее установленной даты. Она походила на снежного лебедя, впитавшего в себя порчу окружившей его мрачной пучины: белое пышное платье, волочащееся по полу, украшала роспись черного кружева, облепившего талию и часть юбки. Ей всегда шли эти два цвета – черное и белое. Как день и ночь, как ячейки на шахматной доске, как холодный северный ветер и южный обжигающий зной. Ее кружил в вальсе какой-то статный незнакомец, опаляя горячим, пьяным дыханием мочку уха. Джессамина, смущенно краснея, молчала в ответ, а ее темные, цвета воронового крыла, волосы водопадом падали на спину, скользя по оголенной коже в такт движущегося тела. Рука незнакомца коснулась ее спины, и девушка напряглась, выгнувшись ему навстречу. Пальцы Аттано сжались в кулак, он сделал, было, шаг в сторону лестницы, но в последнее мгновение передумал – он ведь не ревнивый муж и не отец, он всего лишь телохранитель. Не в его силах заставить Джессамину кому-то отказать, она ведь будущая Императрица. Императрица, которой нужен был благородный избранник и будущий наследник, а не какой-то там серконосский беспризорник, умело орудующий мечом и револьвером. В общем-то, Корво уже смирился. Вчера им так и не удалось побыть наедине, вряд ли удастся и сегодня. Быть может завтра? Хотя, к чему эти мечты? Ей всего двадцать, ему двадцать семь. Она свежа и прекрасна, как едва распустившаяся роза, запечатлевшая на своих лепестках прозрачные капли росы, а он... он солдат до мозга костей, приученный к дисциплине, как собака к палке. Он даже не смыслил в поэзии, хотя звук ее мягкого голоса, нашептывающего в тишине пустой комнаты бессвязные строки, доводил до исступления. Вечер плавно приближался к своему фееричному финалу. В какой-то момент палитра Ее платья потерялась из вида в этом огромном зале, полном незнакомых людей. Лорд-защитник вырвался из пут мыслей, выпрямился, вцепившись руками в мрамор балконной перекладины, принялся глазами искать бело-черный праздничный наряд и, кажется, в итоге все же на него наткнулся – снежный шлейф исчез за дверью одной из крохотных гостиных на первом этаже. Конечно, как же иначе... «узаконенная анархия», порок и удовольствие. Этого стоило ожидать. Странно подумать, как сложилась судьба. Он был «подарен» принцессе на день ее двенадцатилетия, был приглашен на аудиенцию к Императору, был «взвешен, обмерян и признан достойным». Но последнее слово все равно оставалось за Ней. И Джессамина, заинтригованным, оценивающим взглядом окинув фигуру высокого загорелого гвардейца, в итоге просто согласно кивнула, подписав ему, Аттано, «смертный приговор». Она об этом тогда даже не догадывалась... да и не смерть это была вовсе – кое-что пострашнее. Что-то, куда слаще гибели как таковой: взгляды и слова, пронизанные безумием, запахи, сводящие рассудок с ума, тонкие намеки... Ей было восемнадцать. В их первую ночь за окном лил дождь. Небо было черно от туч, монарх был в отлучке, половина слуг распущена, а в камине огромной спальной комнаты, весь пол которой был усыпан крошечными декоративными подушками и деталями мужского и женского туалета, трещали кочережки догорающий поленьев, своим назойливым хрустом разбавлявшие какофонию Ее сладостных девичьих стонов. - Вина, милорд? – раздалось над самым ухом. Лорд-защитник вздрогнул, тряхнув головой, обернулся. В нос ударило приторностью Ее духов, но перед глазами предстала лишь фигура миленькой служанки, держащей в руках поднос с хрустальными бокалами. Вина, говорите? Почему бы, собственно, и нет? От пары глотков хуже не будет. Хотя, куда уж хуже... - Да, благодарю, - кивнул Корво, протягиваю руку к фужеру. Тут же в свободную ладонь скользнул сложенный в несколько раз кусочек бумаги. Девушка наивнейшим образом улыбнулась и упорхала, оставив мужчину в гордом одиночестве с зажатой в кулаке запиской. На миг опешив, южанин залпом осушил бокал, поморщившись от чрезмерной яблочной приторности гристольского сидра, - а сказала, что вино, - и обратился к безымянному посланию. «Зимний сад» - было выведено на клочке бумаги. Буквы чуть кривоватые, почти печатные, почерк незнаком. Приподняв маску, Аттано поднес записку к лицу, вдыхая ее запах, но кроме как характерным ароматом свежих чернил, ничем другим он нее не пахло. Странно. Но интересно. Да и Джессамина пока занята. Это, конечно, нарушение прямых обязанностей, но как обуздать любопытство? Тем более в этот... несуществующий день? Глянув еще раз в бальный зал, мужчина обменялся короткими жестами-указаниями с несколькими стражниками. Офицеры молча закивали, втягивая животы. Двое занялись обходом периметра. Они не праздновали в эту ночь. И во все последующие и предыдущие Праздники Фуги. «Несуществующий день» существовал для знати и для бедноты, а им за их старания полагалась двойная плата и остатки праздничного пира, залитые дорогим заморским вином. Чем не достойная замена? Оставив бокал из-под сидра на широкой балконной перекладине, телохранитель принцессы направился в сторону крытого сада. Нужно было пройти открытым коридором, впитывая, ставшее до боли ненавистным, звучание имперского оркестра и, поднявшись по узкой изогнутой лестнице, оказаться на третьем этаже, прямо над танцевальным залом, лицом к лицу с распахнутыми стеклянными дверьми дворцового сада. Сказать по правде, Корво всегда нравилось тут гулять. Местные кипарисы стояли плечом к плечу с карнакскими пальмами, на клумбах круглый год цвели алые и бордовые розы, широкие листья папоротников сражались за место с колючими кустами шиповника, а у скамеек в центре, склонив рыжеватые плоды-капельки, понурили ветки вечнозеленые крохотные деревца барбариса. В саду было подозрительно пусто. Правая рука сама собой легла на рукоять складного меча. Не из страха, скорее по привычке. Аттано вообще мало чего боялся в этой жизни. Смерть, во всяком случае, была в самом конце его мысленного списка. Вышагивая между рядами знакомой с детства южной флоры, непонятно каким чудом выживающей в этом месте, мужчина поднял голову, всматриваясь в прозрачную застекленную крышу павильона, перетянутую металлическим каркасом. Отсюда даже были видны звезды. Вот только луна терялась где-то за периферией обзора, вызывая разочарованную усмешку. Сам того не заметив, офицер вышел к балкону, откуда открывался вид на внутренний двор имперской резиденции. Внимание тут же привлекла стройная дамская фигура, облаченная в пышное сапфировое платье. Туго утянутый корсет как со спины, так и, предположительно, с лица был изрисован серебристыми узорами, казавшимися едва ли не белыми в свете уличных фонарей и ярко горящих дворцовых окон. Вопрос «как она сюда попала?», имея в виду даму, - так же заслуживал должного внимания. - Ваша записка? – громче, чем следовало, поинтересовался южанин, остановившись в проеме дверей. У незнакомки были бледные плечи и черные, как уголь, волосы, сложенные на затылке в опрятную прическу. Сама она была немногим выше принцессы. Даже изгиб талии чем-то напоминал Джессамину, - лорд-защитник тряхнул головой, поправляя затем съехавшую маску, - это уже попахивало помешательством. - Выпьете со мной? – тихо поинтересовалась девушка, даже не удосужившись обернуться, рукой указывая на два фужера на металлическом столике у ограды. - Там яд? Тивианский? – снисходительно поинтересовался Корво, решив поучаствовать в интригующей «игре». – Я с ним как-то сталкивался, но в небольших количествах. По вкусу чем-то напоминает плод груши. – На самом деле это была умная ложь. Мужчина никогда не имел дел с ядами, отдавая предпочтение холодной стали. Хотя, если нет нужды поднимать шум, то и до подобной банальности вполне можно опуститься. Но не в этой жизни. - В таком случае, после первого же глотка вы меня раскусите, - с улыбкой на устах, спрятанной под бархатной маской, заметила дама. – От одного глотка смерть ведь не наступит, верно? - Смотря насколько сильная концентрация, - удерживая бокалы в руках, офицер подошел к смутно знакомой незнакомке, протягивая ей один из фужеров. Ее духи пахли до боли знакомо... но не так, как того бы хотелось сердцу. – Вы позовете стражу, если я начну задыхаться? - Быть может, - услышал он в ответ. - Как мне к вам обращаться в этот несуществующий вечер, так стремительно движущийся к своему грандиозному финалу? - Ужасные вещи вы говорите, месье, давайте не будем говорить о грустном, - она наверняка с ним флиртовала, и Корво позволил себе на это купиться, - то ли от обиды, то со скуки. – Называйте меня... Одетт. - В таком случае... я буду просто Лордом. - Вы так высокомерны! – с притворным возмущением заметила она и рассмеялась, звонко, знакомо... Слишком знакомо. Вновь. В груди что-то сжалось от звука этого смеха. Подпрыгнуло и встало на место, словно его, Аттано, на мгновение окунули в ледяные воды Ренхевена. Он не был до конца уверен, он и сейчас мучился в догадках, но более четких, как круги на воде: отходят от центра к периферии, но всегда из одного места, из-за одного камня, потревожившего спокойную прозрачную гладь. - Вы танцуете? – внезапно спросил мужчина, так и не коснувшись вина. Вместо этого он забрал бокал из тонких пальцев «Одетт», сокрытых шелковой сапфировой перчаткой, отставил его в сторону и сжал ее ладонь, вытягивая в центр балкона. Девушка не сопротивлялась – она была поражена. Его рука легла на ее талию, вторая продолжала мягко сжимать кисть. Невесомый бархат платья касался черного парадного мундира. Через распахнутые окна первого этажа на улицу вытекали звуки чудесной музыки и чужого смеха. - Вы... умеете танцевать? – наконец спросила дама, сдавшись на волю обстоятельств. - А почему нет? В танце, как в фехтовании, - главное найти правильный ритм, а движения сами о себе напомнят, - он сделал выпад, поймав партнершу у самой земли, и резко потянул ее на себя, сильнее прижимая правую руку к женской пояснице. Носы масок столкнулись. Она была в туфлях на каблуке, вряд ли такое вышло бы, будь она босиком или в аккуратных туфельках-лодочках. – Почему ты не в бело-черном, принцесса, оно тебе так идет? Она немного помолчала, не отводя взгляд. Затем высвободила руку из кисти телохранителя и положила ему на плечо, - он ее рассекретил. - Ты в самом деле думал, что я в бальном зале? - Вы удивительно похожи, - покаялся южанин. «Настолько похожи, что я успел ее приревновать», попутно подумал он, но вслух не произнес. Быть может в другой раз... – Ты была здесь весь вечер? - Почти. Так... а почему ты не внизу? - У моей «подопечной» нашлись дела поважнее танцев, - маска не скрыла нахальной улыбки в его голосе. – К тому же мне передали записку. Кто она такая, твоя протеже? Я ее знаю? - Делайла Копперспун, ты должен ее знать. Мы дружим с детства. И это была ее идея – поменяться ролями. Лицо Корво приобрело вид каменного изваяния. Как он мог ошибиться? Как он мог так глупо ошибиться, спутав особу императорских кровей с... подмастерье пекаря? Да что он за защитник такой, если не способен отличить одно от другого... и глупо к этому «другому» ревновать? Уму непостижимо! - Но мне ты сообщить забыла. Что же я за лорд-защитник такой, не заслуживающий доверия? – он выпустил Ее из объятий, стягивая с головы маску. Его самолюбие было частично уязвлено, хотя он сам виноват... обижаться на Джессамину все равно, что биться головой об стену – толку ноль, зато лоб потом трещит нещадно. - Мне было интересно, - просто ответила девушка, - как быстро ты догадаешься. - В таком случае спешу тебя разочаровать... – молча, он схватил бокал с вином и осушил его практически залпом, толком не чувствуя вкуса. Был там яд, или это была просто кокетливая шутка – значения не имело. Камень брошен... теперь дело за кругами. – Надеюсь, вечер ей понравился. Побыть в шкуре принцессы-именинницы – неплохой подарок для кухарки! Женская рука коснулась его плеча. Мужчина инстинктивно напрягся. Отчего он так вспылил? Он и сам не понял. Но сказанного обратно не забрать – как жаль, что нельзя обернуть время вспять, хотя бы на каких-то несколько мгновений. - Корво, прости меня. Это было глупо. - Отчего же? Я же... просто телохранитель будущей Императрицы! - он резко обернулся. Она тоже сняла маску. В ее серо-голубых глазах читались раскаяние и грусть, в уголках, прячась за ресницами, зарождались капельки соленых слез, готовые вот-вот ручейками пуститься по румяным щечкам. - Нет! Ты... нечто большее... – она умолкла, опустив взгляд. Эта ее тихая, то ли клятва, то ли молитва, то ли оправдание... была равносильна затертому до дыр любовному признанию. Смущенному, по-настоящему искреннему. Но неправильному. Вульгарному. Лорд-защитник себе подобной вольности позволить не мог – все время мерещилось, что за ним кто-то наблюдает. Воздух улицы сотряс оглушительный грохот – несколько десятков фейерверков были запущены со внутреннего двора имперской резиденции, столпами искр возносясь к светлеющему на востоке небу. «Несуществующий день» подходил к своему логическому завершению. Еще каких-то пара минут и над городом пронесется гимн Искупления, а затем Верховный Смотритель Аббатства переведет астрологические часы и наступит первый день месяца Земли... все будет забыто. Все аморальное станет незаконным, все обиды и преступления обратятся в сугубо конфиденциальный миф. Джессамина вздрогнула всем телом, невольно отвлекшись на «представление». Корво обнял ее, уткнувшись губами в висок – она в какой-то момент успела скинула туфли, стоя теперь голыми ступнями на холодном гранитном полу. Пользуясь шансом, он подхватил ее на руки, как перышко, унося под крышу. Не стоило смотреть на эту радугу трагических красок, прощающуюся с великолепным праздником на еще один безвозвратно-утерянный год, полный надежд, свершений или несчастий. Не стоило слушать «молитву» уходящего вечера, она и так уже порядком въелась в память, приходя порой в кошмарных снах. Не стоило... делать вид, что все забудется. Ничто и никогда не въедается в сердце так ярко, как осознание взаимного влечения... - Почему ты не сделал мне подарка? – внезапно спросил она, задумчиво накручивая пряди его волос на свой тонкий пальчик. – У меня же сегодня День рождения. - Я сделал – мы потанцевали, - заметил Аттано. – К тому же, день твоего рождения только через три дня. И я об этом знаю. - Ах, да... – вздохнула юная Колдуин. – А почему до этого ты ни разу со мной не танцевал? Врал, что не умеешь. - Я и не умел. Но тут, вдруг, понял, что научился, - он улыбнулся, толкая коленом дверь в ее спальню. - Скажи, Корво... ты ревновал, когда думал, что Де­лай­ла – это я? – мужчина посадил принцессу на постель, опустившись напротив нее на одно колено. Джессамина была порой по-детски наивной, и убедительно смущенной. Возможно, она была такой только с ним, южанин не знал. На людях они старались держаться напускной официозности. Даже Император ни о чем не догадывался – узнай он их секрет, голова телохранителя тут же оказалось бы под лезвием гильотины. - Быть может, - немного подумав, пространственно сообщил офицер. Губы особы благородных кровей растянулись в довольной улыбке. Ее эксперимент фактически удался, что может быть приятнее? - Но не в этот раз, - тут же добавил Аттано, поднимаясь на ноги. – Мне нужно идти, принцесса, порядок сам себя не наведет. - Корво, ты даже не представляешь, как сильно я тебя порой ненавижу, - растягивая слова, прошептала девушка, откидываясь на шелковое покрывало широкой кровати, разочарованно закусывая нижнюю губу. Как бы он хотел сдаться... перестать быть собой, вычеркнуть из головы строгие гвардейские регламенты и просто побыть обычным человеком, найдя покой в ее объятиях. Но вместо этого он лишь улыбнулся, беззлобно отозвавшись: - Это взаимно. Лорд-защитник уже стоял в проеме распахнутых дверей, когда Она окликнула его, заставляя обернуться: - Корво, но ты ведь вернешься ко мне? - Ты же знаешь, что да, Джессамина, - впервые он произнес ее имя просто так... при дневном свете, не боясь свидетелей. Просто потому, что захотелось. Просто... потому, что мог. – Всегда.