В этот день...

Мягкий, золотистый свет камина, веселые алые искры в хмельных синих глазах. Тонкие пальцы неспешно перебирают струны гитары, удивительный инструмент, и голос… Ричард даже не представлял, что его эр обладает таким голосом. Дикон расслабленно щурится на тепло камина, забравшись в огромное кресло с ногами и подтянув колени к груди. Он, впервые за долгое время, чувствует себя счастливым, словно снова обрел потерянный дом. Рокэ поет… Сердце Дика подстраивается под ритм музыки, она, незнакомая и будоражащая, стучит у него в висках. Ричард улыбается. Ворон поет о ветре, неустанно дующем среди скал… В этот день Ричард понимает, что не способен ненавидеть этого человека. *** Уткнувшись в запертую дверь, Ричард удивился и постучал еще раз, более настойчиво. В приемной ожидал Бонифаций, конечно, епископ был занят, отличного вина Дикон, подражая своему эру, не пожалел, и все же… За дверью зашуршало и… вместо того, чтобы ее распахнуть, Рокэ хрипло ответил, что будет через пятнадцать минут. Не успел Окделл сделать прочь и шагу, как из-за все еще запертой двери послышался девичий смешок. Вот тут-то до Ричарда наконец дошло отчего так перекосило вернувшегося с докладом Жиля. Бедняга Понси наверняка не упустил случая заглянуть в замочную скважину. Что же он там увидел такого, что потрясло порученца, судя по его лицу, до предела самых основ? Рокэ был не один. Подсматривать не хотелось, но… Как оруженосец своего эра Ричард просто обязан был быть в курсе всего, это его долг. А потому Дикон наклонился и приник глазом к довольно маленькому отверстию. Он даже не успел, как следует разглядеть девушку… Взгляд Ричарда сразу упал на Алву. Рокэ без одежды оказался столь же красив, как и в парадном мундире. Герцог был стройным, гибким словно мальчишка, совершенным, а спина… идеальную спину Ворона покрывала безобразная паутина шрамов. Глубоких, страшных… Ричард отпрянул от замочной скважины и, задыхаясь, опрометью бросился прочь. В этот день в голове Ричарда поселились неудобные и волнующие мысли, а закрывая глаза, он еще долго видел изуродованную кем-то спину своего эра. Дикон ловил себя на крамольном желании коснуться этой спины рукой и проверить, реальны ли они — страшные отметины? Убедиться и поверить, наконец, что Рокэ Алва живой человек. *** Казнью Оскара Дикон был подавлен и разбит. Как хрупкое стекло, разлетелись осколками все чувства, когда герцог Окделлл, сдерживая приступ дурноты, присел рядом с тем, что еще минуту назад было его другом. Слезы злые и колючие… Так не хочется реветь на глазах у проклятых адуинов, ронять достоинство перед Эмилем и генералом Вейзелем. Но Ричард не может с этим ничего поделать, соленая влага уже обжигает глаза. Он срывается с места и бросается в спасительную темноту кустов на бегу шипя: «Ненавижу!», он бежит подальше от света, костров и от… Оскар был хорошим. Он был Человеком Чести, весельчаком, вечно забавлявшим своими байками Ричарда, был другом. Вот именно — был… Куст под которым укрылся Дикон шевельнулся и ему на плечо легла тяжелая рука. Горячая, сильная. — Я. Вас. Ненавижу, — выплюнул Ричард чеканя каждое слово. — Вы это понимаете? — Так было нужно, — голос Алвы звучит устало. — Это война, Ричард. — Но он… — Дикон всхлипывает и прячет лицо в ладонях. Горе переполняет его. Рокэ опускается рядом и прижимает страдальца к себе. Крепко, так что Дикон слышит, как стучит сердце Ворона. На миг горе отступает и на его место приходит удивление: у Рокэ есть сердце. В этот день Дикон открыл для себя… да он сам точно не знал, что именно это было. *** Дарамское поле. Свист пуль, клубы дыма, бой в самом разгаре. Ричард рядом с Алвой мечется по простреливаемой врагом территории. Рокэ смеясь, бешеным ветром летает от одной пушки к другой и ведет прицельный огонь по неприятелю. Дикон не отстает ни на шаг, он захлебывается восторгом, который напрочь смел страх. Его эр рядом, а значит, ничего страшного случиться просто не может — кэнналлийский Ворон непобедим, это знают все, в этом уверен Ричард. Взгляд Алвы полон веселого безумия, а на лице… чистое безудержное счастье и оно очень заразно, оно перетекает в Дикона. Рокэ позволяет Ричарду самому прицелиться и выстрелить. На миг он замирает и пристально смотрит в глаза своего очумевшего от радости оруженосца, а потом касается русой, покрытой толстым слоем пыли, головы Дикона и ласковым движением взлохмачивает шевелюру юного герцога. В этот день Ричард впервые увидел Алву счастливым, по-настоящему. И подумал о том, многие ли на этом свете могут таким похвастаться? *** Дрожащие пальцы протягивают Алве наполненный ядовитым вином бокал. Ричард едва сдерживает слезы, проклиная себя и оправдывая только тем, что он делает это во благо Родины. Да, именно так. Ради Талигойи можно предать себя и, вывернувшись наизнанку, убить человека, который тебе так дорог. Простите меня эр Рокэ… Рокэ принимает кубок и пьет из него, глядя на Ричарда странным, полным печали взглядом. Глоток другой… Что будет — неизвестно, но… В этот день Ричард понял, что больше всех на свете он ненавидит себя. *** Бесцветный и равнодушный, Ричард взбирается на Сону, которую уже не чаял увидеть, так же как свободу или просто белый свет. Он, не оглядываясь, отъезжает от пограничного поста. Его никто не держит. Хуан предоставил таможеннику приказ Первого маршала о назначении Ричарда Окделла в Агарис, а потом не сдерживая своего презрения, вручил отравителю пакет и деньги. Разве что не плюнул в след. Ричард понуро вскочил в седло, не осуждая бывшего работорговца, он все это заслужил и плевки и презрение и ту, скручивающую все внутри него, боль. Сона радостно скакала вперед, цокая по дороге, солнце светило и жизнь продолжалась. В этот день Ричард понял одну страшную вещь — что бы с ним не случилось в будущем, счастья уже не будет, он убил его собственными руками, растворив в «Черной крови» две белые крупинки яда.