(Не)одинокое Рождество

Пробудившись от недолгого сна, я открыл глаза и сонно огляделся по сторонам. Пустой офис, без единой души, только в углу весело переливается огнями праздничная рождественская елка. Громко зевнув и потянувшись до приятного хруста в спине, откинул плед и поднялся со своего любимого дивана. Не оглядываясь по сторонам, я направился на кухню, с предвкушением высматривая свою любимую голубую чашку. Включив чайник, я решил осмотреть внутренности холодильника – вдруг найдется что-нибудь вполне съедобное, а может, даже и вкусное. И мои поиски увенчались успехом: я нашел самый настоящий клад. Как же мне не терпелось скорее попробовать его. Поставив тарелку с тыквенным пирогом на стол, я с нетерпением стал ждать, когда закипит чайник. Но, как назло, вода подогревалась очень медленно, а бурчание в моем животе становилось все громче с каждой секундой. Наконец, налив себе ароматный напиток, я медленно приблизился с острым ножом к пирогу. Наверное, со стороны это выглядело забавно. Лезвие медленно рассекло выпечку, деля ее на аппетитные куски. Положив один себе на тарелку и поднеся ее к лицу, я втянул потрясающий запах тыквенной начинки. И тут на меня нахлынули воспоминания…

***

Сочельник. Наверное, самое счастливое время в году. Пышная елка в гостиной, под которой навалена гора подарков. Огонь, весело потрескивающий в камине, и языки пламени, с жадностью облизывающие свежую порцию древесины. Пушистый ковер на полу. Заставленный всякими вкусностями рождественский стол. Индейка, все еще томящаяся в духовке, источающая невероятный аромат по всему дому. И я, сидящий во главе стола, отламываю от такого же тыквенного пирога маленькие кусочки, которыми медленно кормлю Шарлотту. Она звонко смеется, когда я изображаю ее ложкой самолетик или паровозик, которые собираются попасть в «тоннель». Ее прекрасные голубые глаза горят восторгом, когда она смотрит на светящуюся цветными огнями елку, что раскинула свои зеленые ветви позади меня. Задорный детский смех разносится по всему дому. Вот из кухни выходит Анджела, садится по левую руку от меня и широко улыбается, глядя на то, как я кормлю нашу дочь. Она что-то говорит про индейку, но я слышу лишь краем уха, что она мне рассказывает, – просто смотрю в ее светящиеся радостью глаза и понимаю, как я на самом деле счастлив. Но тут раздается какой-то шум, и все перед моими глазами растворяется. Анджела, Шарлотта, наш дом – все растворилось в воздухе.

***

Я смотрю на чайник, о котором забыл, – источник беспокойства, вырвавший меня из воспоминаний. Выключив его, уже не с таким воодушевлением я начинаю есть пирог, вместе с тем погружаясь в свои мысли. Отчасти я бы хотел вернуться сейчас в эти воспоминания, но чем дольше я нахожусь там, тем больнее мне становится потом. Поэтому в основном я предпочитал суровую реальность, чем сладко-горькие грезы, которые приносили радость лишь на мгновение. В такие дни, как эти, да и в любые другие праздники, мне было очень одиноко – ни семьи, ни друзей. Хотя коллеги и были моими друзьями. И работа. Вот все, что у меня осталось. Пирог приятно таял на языке и был очень вкусным, но у меня совершенно пропал аппетит. Вяло поковыряв вилкой остатки куска, я подумал, что прогулка поможет мне немного развеяться. Убрав почти целый пирог назад в холодильник и прибрав за собой, я захватил пальто и отправился было к выходу, но заметил, что в кабинете Лисбон горит слабый свет. Направившись туда, я был поражен открывшейся картине. На своей жутко неудобной софе, скрючившись в позе эмбриона, спала Тереза. Я даже не знал, как поступить. И не понимал, что она тут делает, хотя, вполне вероятно, что она осталась на дежурство, когда все остальные сотрудники умчались праздновать в более приятной обстановке. Мне не хотелось ее будить, но и спать на такой этой софе наверняка неудобно. У нее ведь с утра будет все болеть. И, заручившись такой мыслью, я аккуратно потряс ее за плечо. Но никакой реакции не последовало. Наконец, спустя минуту моих активных потрясываний, недовольно что-то бормоча, она открыла глаза. Сонно щурясь, Тереза зевнула и села. — Джейн, что случилось? — Я подумал, что будет как минимум вредно для здоровья спать на этом жутко неудобном сооружении. У тебя наверняка с утра болело бы все тело. На свои слова я получил лишь прищуренный скептический взгляд. Она просто не понимает, как ее софа ужасна и что ее давно пора полить бензином и сжечь. То ли дело мой диван. Широкий, удобный. Он заменяет даже самый лучший ортопедический матрас. Поднявшись с диванчика, Тереза начала ходить по кабинету, стараясь размять мышцы, при этом недовольно морща лоб. Когда она начала хрустеть суставами, я готов был просто взвыть. Очень не любил эти звуки. И в голову совершенно не приходило ничего, чем я мог бы ее отвлечь. Но неожиданно пришедшая мысль вылетела из моего рта так быстро, что я даже испугался. — Лисбон, как тебе идея сходить в круглосуточное кафе неподалеку? Там подают индейку и яблочный пирог. Я даже толком не понял, на что сейчас подписался. Но небольшое урчание в моем животе говорило о том, что мне и правда стоило что-нибудь съесть. Даже индейка из кафе представлялась сейчас безумно вкусной трапезой. Все это время Тереза пристально на меня смотрела, словно взвешивала в голове все «за» и «против» такого похода. И, видимо, придя к решению, она бросила мне короткое «идем» и, прихватив с вешалки пальто, положив в карман рабочий телефон на случай вызова, вышла из кабинета. Я побежал за ней, пока она не ушла слишком далеко. Вся улица была усыпана белым снегом, который крупными хлопьями валил с неба. Это было просто неописуемо красиво. Свет фонарей дарил прекрасный обзор на пушистые снежинки. Хотелось стоять так вечность и смотреть на это волшебство. Но все же холод медленно пробирался под не запахнутое пальто, и мы с Лисбон быстрым шагом направились к закусочной, свет от вывески которой горел буквально в квартале отсюда. Снег приятно хрустел у нас под ногами. Обернувшись вправо, я смотрел, как на лице Терезы играет широкая улыбка. Словно почувствовав мой взгляд, она обернулась и тоже посмотрела на меня. В ее глазах плясали загадочные искорки, и улыбка не сходила с лица. Она хитро прищурилась, что насторожило меня. И вдруг резко побежала вперед, крикнув мне: «Кто последний, тот платит за ужин!». Рассмеявшись, я побежал за ней и старался обогнать, но она оказалась куда более юркой и проворной. Мы со смехом ввалились в кафе, чем навлекли на себя внимание всех находящихся внутри. Посетителей было немного, но треть столиков при этом была заняты. Сняв верхнюю одежду, мы уселись на угловой диванчик и стали ждать официантку. — Ну что ж, Патрик, ты платишь за наш ужин, — и на ее лице расплылась гордая улыбка. — Это была честная победа. Признаю. Она снова улыбнулась, и я просто не мог оторвать свой взгляд от ее прекрасной улыбки и весело блестящих глаз, пока к нам наконец не подошла официантка, оповестив о своем присутствии нарочитым покашливанием. — Что будете заказывать? — А у вас есть какие-нибудь праздничные блюда? — Да, есть индейка и запеченный картофель. Также есть тыквенный и яблочный пироги. Переглянувшись, мы с Терезой заказали по паре порций индейки, картофеля и яблочный пирог с корицей. Совершенно забыв, что хотел заказать еще кое-что, я прокричал вслед официантке: — И еще, пожалуйста, два молочных коктейля. Махнув мне рукой, она дала понять, что услышала меня. Вновь повернувшись к Терезе, я решился задать интересующий меня вопрос. — Так почему же ты осталась на дежурство? Да и вообще, на такой праздник могла уехать к братьям в гости. Все же это семейный праздник. Закусив нижнюю губу, она погладила пальцами лакированную поверхность стола и произнесла: — Слишком далеко ехать, да и как я могу оставить свою работу? Да и тебя тоже. Пришлось бы тебе куковать одному в офисе. Я был немного поражен ее словами. — То есть… ты осталась ради меня? Ради того, чтобы я не проводил Рождество один? Немного помявшись, она все-таки ответила на мои вопросы. — Отчасти, да. Просто я каждый год вижу, как в Рождество ты становишься более замкнутым, все чаще погружаешься в свои мысли и проводишь праздник один в пустом доме или в офисе. Мне не хотелось, чтобы ты был один в такой день, поэтому я осталась. Ну и потому, что ехать в другой город мне совершенно не хотелось, — она улыбнулась небольшой улыбкой и обратила свой взгляд в окно. Так резко разговор принял неожиданный поворот, к которому я не был готов. Я даже не знал, что ей сказать. Наше тягостное молчание прервала официантка, принесшая наш заказ. Неуверенно начав есть внезапно оказавшуюся очень вкусной индейку, я понял, как на самом деле был голоден. Через несколько минут непрерывного набивания желудков я решился заговорить. Ляпнул первое, что пришло на ум. Спросил ее о первом Рождестве, которое она помнит. Этого оказалось достаточно, чтобы неловкость, повисшая между нами, испарилась. На протяжении всего ужина мы разговаривали обо всем, о чем только можно. За нашим столом постоянно раздавался смех. Было так приятно смотреть, как она улыбается, ее смех был словно бальзам на мою душу. Я все чаще ловил себя на том, что замечаю, какая она красивая и как прекрасны ее глаза. Решив немного отвлечься, я отошел к музыкальному автомату, находящемуся в дальнем углу. А пока выбирал композицию, пытался разобраться, что со мной происходит и что вдруг так резко переменилось между нами, что я все чаще тону в ее глазах и не могу оторвать взгляда от ее губ. Наконец выбрав какую-то песню, я нажал на воспроизведение, и тут же почувствовал прикосновение к своей руке. Оборачиваясь, я уже знал, кто это. Она стояла так близко ко мне, глядя на меня этими утягивающими в себя зелеными глазами. В колонках зазвучал чарующий голос Фрэнка Синатры, поющем о Белом Рождестве. Тереза подняла взгляд вверх, словно что-то заметив там. Я поднял свой вслед за ней. Омела. Над нами висела веточка омелы. По традиции я должен был поцеловать ее. Но внутри меня шла борьба. Я не знал, что мне делать, чувствовал, что если сделаю это, то наши отношения с Лисбон переступят определенную черту, за которую мы уже просто не сможем вернуться. Но тут она снова посмотрела в мои глаза, и я понял, что мы уже переступили ее. Может быть, сегодня вечером, может, раньше, но назад вернуться уже нельзя. И когда я медленно наклонился к ней и посмотрел в ее глаза, то понял, что поступаю правильно. Именно так все и должно быть. Это была последняя моя мысль, перед тем как наши губы слились в поцелуе.

С Рождеством.