Зона

Брожу вдоль дороги как будто бы пьяный, Гляжу на беспечный вороний полёт, И жизнь поросла многолетним бурьяном, И где-то вдали свою песню поёт Мне вереск печальный… Печальнее память Бывает о днях безмятежных былых, Которые можно, как фото, состарить Раздумьями тех, кто остался в живых. Родные созданья, живые, покуда Как эллинских метров созвучье, течёт Размеренно кровь в моих жилах, пусть будут Хотя бы фантомом мерцать… Как полёт Моих размышлений над миром, который Стареет, и нет этой песни конца, Так отзвук пусть вечно печалится скорбный Пальбы утомлённого жизнью стрельца – Апостола, сталкера дядьки Андрея, Что вышел в последний опасный поход: Последний, ведь Зона не терпит сомнений, А он сомневался вчера, что дойдёт До места, которого раньше боялись И чтили, ведь путь от него был степным, На сотню путей перевал разрывался, И звали когда-то его Грозовым. Однажды нашли там трупешник Мельмота – Того новичка, что молчал о себе В трактире «Скиталец», и, видимо, Зона Его прибрала, как молчальников всех. Я помню, других дорогих мне созданий Костлявая в степь за собой увела: О призраках мне прозорливая Маня Сказала на днях – так проходит зима. И жалко весны дожидаться: потери Холодным своим выжигают огнём Мне дух, точно старая дева Джейн Эйр, Которую Фросей мы снова зовём. Она говорит, раскидавши колоду, Что дядю Андрея увёл Сатана. Что ж, пусть Сатана, хоть не верил я сроду, Что может быть скользкой Хромого пята: Ведь там, где растут ядовитые травы И мерно пускают свой ядерный цвет Не рады добру, да и злу там не рады, И ходу там нет самому Сатане.