56

- Ягами Лайт, - раздалось за спиной спокойное и размеренное. Этот голос всегда застигает врасплох, даже если ждешь его звучания с минуты на минуту. Этот голос как сеть. Захватывает, пресекая все пути к отступлению. Не давая даже собраться с мыслями и выбрать стратегию отступления. Или обороны. - Чего тебе? - звучит в ответ недовольное. Пусть будет оборона. Да, Лайт недоволен, его оторвали от размышлений, а он едва разобрался в принесенных отцом документах. - Скажи... - как и обычно Рьюзаки не торопится. Растягивает слова. Заполняет тишину паузами. Нарочно ли? Чтобы разозлить собеседника раньше времени, а после добить чередой неоспоримых выводов? Или он анализирует то, что может сказать, а чего не должен? Лайт склоняется к первому варианту. Он уже очень давно заметил у Рьюзаки склонность к садизму. - Скажи, Ягами Лайт. - Эл повторяет фразу уже более уверенно. Видимо, решил, что должен сказать. - Будь ты Кирой, что бы ты сейчас делал? - Еще одна вариация одной и той же идеи. Сотни комбинаций, выражающих одно и то же, из слова в слово, из звука в звук. Как только не надоело. На что он вообще надеется? - Сколько можно повторять, Рьюзаки-кун. - Устало говорит Лайт. Он и впрямь устал. Эта игра отнимает много сил. Соблюдение каноничности ролей требует сосредоточения и полной концентрации. А как можно сконцентрироваться, когда на тебя направлен взгляд-рентген, готовый изучить все твои внутренности, вскрыть череп и поколупаться в мозгах, лишь бы добиться подтверждения собственных умозаключений. - Я не Кира. Он даже немного зол. И впрямь, как Ягами Лайт может быть Кирой? Он ведь лучший ученик Японии. Будущий полицейский с обостренным чувством справедливости и долга. Разве такие становятся убийцами? К тому же, в таких масштабах. Губы кривит усмешка, он и не понимает, что разговаривает сам с собой, пусть и мысленно, но делит себя на два, путаясь в показаниях и ощущениях. - Просто представь. - Бесцветно возражает Рьюзаки, задумчиво созерцая очередное пирожное на тарелке перед собой. Он примеривается, с какой стороны начать. Кажется, что это стратегически важное решение. Для Рьюзаки последнее время все стратегически важно. Даже количество звеньев цепи, соединяющей их уже полторы недели. 56. Лайт пересчитывал несколько раз, чтобы не ошибиться. Все верно - 56. - Не хочу представлять и не буду. - Упрямится Лайт. Ему надоели эти бесконечные словесные изощрения, меняющие лишь форму, но не содержание. Он съел уже тысячу и один вопрос. Так что ему уже успело это опротиветь: и Эл, и вопросы, и цепь, натирающая кожу и оставляющая после себя красные следы. Не только на запястьях. На его теле нашлось бы с десяток подобных следов. Рьюзаки и впрямь склонен к садизму. Особенно, когда спит. Один из них. - Представь. - Снова говорит Рьюзаки. Или просит? Лайт не различает в его голосе ни одного оттенка. От этого блефовать еще труднее. Ему то и дело хочется сорваться, разлить на этом лице хотя бы тень настоящих эмоций. Но Ягами Лайт не способен на это. Он вряд ли вообще способен вызвать у Рьюзаки хоть что-то кроме любопытства. Рьюзаки наблюдает. Его. И за ним. Как за подопытным. Делая выводы и сопоставляя результаты, синтезируя и анализируя лишь ему одному известные и понятные выводы. Злоба Киры почти осязаема. Висит в воздухе, и ее можно коснуться. Даже потрогать. Но она абсолютно бесполезна, пока он сидит на поводке из 56 звеньев. Пока Эл находится в такой одновременно соблазнительной и опасной близости. Он даже не может воспользоваться клочком бумаги, хранящимся в потайном отделении его часов. Потому что Рьюзаки отслеживает его каждое движение. Каждый полузвон цепи. Единственное, что позволено Кире - это тешиться ожиданиями. И прятаться в шкуре мальчишки, ищущего правды вместе с великим сыщиком. Ждать... Как однажды сотрет с лица своего врага это опостылевшее до зубовного скрежета равнодушие. Пожалуй, сердечным приступом Кира бы не удовлетворился. Будь его воля, убивал бы и воскрешал Эл, лишь бы убить снова: уже по-новому, более изощренно. Более болезненно. За каждый вопрос из той тысячи вопросов, что ему уже успели задать. За каждый полузвон цепи. За каждое стальное звено, отпечатавшееся на его теле. Чертовы бессонные ночи... чертово равнодушие Эл. Чертов садизм. - Что бы ты делал? - Напоминает свой вопрос Рьюзаки, давая понять, что пауза должна когда-нибудь кончится. Кира поднимает на сыщика глаза. Изучает его лицо. Прощупывает бледную кожу и черные тени, рисующие на юношеском лице гротескную маску. На этот раз тишину прерывает не вопрос, а звон. Кира отчаянно тянет цепь, заставляя Эл подчиниться и подойти ближе. Рьюзаки переворачивает стол вместе с пирожным и едва сохраняет равновесие. Теперь их разделяет всего два шага, но это слишком много для того, что Лайт собирается ему сказать. Что собирается сказать ему Кира. - Если бы я был Кирой... - ожесточенно шепчут бледные губы, в то время как пальцы все еще яростно тянут цепь. Два шага сокращаются стремительно быстро. Теперь между ними нет и миллиметра пространства. Эл поднимает голову и смотрит на него. Так внимательно. Изучающе, будто опыт, этот чертов опыт еще не окончен. Их лица так близко, что дыхание смешивается, и не понять, дышит это кто-то один из них, или же оба. Теперь и 56 звеньев цепи не имеют никакого значения. Не имеет значение ничего. Кроме того, что говорит Кира Эл. - Я бы смотрел тебе в глаза.