Девять шагов до рая

15 июля 2015 года. Загородный дом, день рождения матери Соболева

      — Все-таки Машенька — мастерица с золотыми ручками, — вполголоса заметила сыну Людмила Алексеевна. — Из такой коровы сделать конфетку…       Она с завистью разглядывала невестку, о чем-то мило беседующую с дедом Соболевым.       — Ну что ты, мама — куда ей до тебя! — хмыкнул Виктор, отпивая виски с содовой из огромного стакана.       — Сыночек, да ты посмотри на нее! И как это тебя угораздило затащить ее в свою постель? Она же безобразна!       Но Виктор видел — это банальная женская зависть.       Аня была очень хороша: легкий макияж, полусобранные волосы, чуть приталенное платье в пол — со спины и не определишь, что она беременна. Поздний срок выдают лишь неторопливые, плавные движения.       — Она прекрасна! — вздохнул он, с трудом отрываясь от созерцания жены.       Людмила Алексеевна покосилась на сына и ничего не ответила. Ужасно не хотелось признавать это, но невестка и впрямь расцвела — из девочки-подростка превратилась в красивую молодую женщину.       — Ну что ж, по крайней мере, она рядом с тобой смотрится получше Лены, — сказала мать, замечая, что Виктор снова пялится на жену. — Постой, ты что же, влюблен в нее? В свою беременную жену?!       — Они что, флиртуют? — внезапно разозлился Виктор, и, сунув недопитый виски в руки матери, двинулся в сторону беседовавшей пары.       — Солнце мое, ты не устала? — ядовито осведомился он, жестко хватая Аню за локоть. — А то все на ногах да на ногах. В твоем положении вредно так долго стоять. Может, присядем?       — Спасибо за заботу, дорогой. Нет, я абсолютно не устала; наоборот, твой дед — великолепный рассказчик и отличный собеседник, — спокойно ответила Аня и лучезарно улыбнулась. — К тому же мы тут недавно обсуждали твой скверный характер. Да ты, оказывается, жуткий собственник, милый! А я и не знала!       — Скорее, не замечала, — буркнул Виктор, стараясь оттянуть ее в сторону. — Пойдем наверх, родная, тебе прилечь надо.       — Нет, что ты, дорогой, я хорошо себя чувствую. Не стоит так обо мне беспокоиться, — она тщетно пыталась выдернуть свою руку из его цепких объятий, но он сжимал ее все сильнее.       — Может быть, голова болит? Пить не хочется? А в туалет?       — С-соболев…       — Пойдем, милая моя, присядем!       — Соболев!       — Я ужасно соскучился по тебе, не поверишь!       Виктор насильно утащил Аню наверх — в дачном доме родителей на втором этаже располагались гостевые комнаты, в которых при желании могли разместиться на ночь оставшиеся гости.       Дед с легкой усмешкой глядел им вслед.       — Ты что себе позволяешь! Ты мне больно делаешь! Соболев, отпусти сейчас же!       — Это что ты себе позволяешь? На глазах у всех гостей флиртуешь с моим… дедом!       — Я всего лишь пытаюсь быть милой, приветливой женой внука Соболева и все! Если ты простую любезность обозначил, как флирт, то у тебя слишком больные мысли!       — Ты с ним флиртовала!       — Ты идиот? Он же старик! У меня бабушка его возраста!       — Ты ему улыбалась!       — И что? Соболев, я тебя умоляю! Если я буду закатывать тебе истерики по поводу твоей каждой девицы, к которой ты прыгаешь в койку, меня через день увезут в психушку!       — К кому я лезу под юбку — это мое дело, а ты не должна так себя вести на глазах у всех!       — Соболев, прекрати.       — Щеглова, сама заткнись! Ты меня на терпение испытываешь? Его нет уже, терпения этого!       — У тебя секса давно не было, что ли? — Аня начала злиться по-настоящему. — Чего ты ко мне цепляешься? У всех твоих девок разом критические дни начались?       Виктора затрясло. От злости, от ненависти, от бессилия, от… глухой стены непонимания, которая выросла между ними в последние пару месяцев.       А еще ему отчаянно захотелось ее…       И он быстро шагнул, почти грубо схватил ее за подборок, повернул лицо к себе.       И застыл: в бледном свете луны, пробивающемся через прозрачные шторы, на него смотрели самые яркие, самые…       — Как у тебя глаза горят… — охрипшим голосом шепнул он. — Самые зеленые глаза в мире.       Она смотрела на него и чувствовала, как дрожит его тело, его руки. Будто ток пробегает по нему.       Или это она сама так трясется?       Он понял это. И тихо коснулся ее щеки свободной рукой.       Она молчала. И вдруг ей безумно захотелось ощутить его вкус на своих губах. И страха не было, осталось только желание — желание его.       Он, естественно, ничего не услышал. И не понял.       Но зато он снова увидел в ее глазах самого себя — и какие-то остатки разума смело волной влечения, накрывшей его с головой.       Они целовались посреди комнаты, а внизу играла музыка, хлопали двери, разносился громкий смех.       Звенели бокалы, кто-то поздравлял, кто-то хлопал в ладоши, крича «Ура! За именинницу!»…       А они были вместе, в своем маленьком мирке, и им никто не был нужен…       — Хочу тебя!       — Подожди…       — Хочу… Постой…       — Не надо, подожди!       — Не могу сдерживаться! Тебя хочу…       …тихий шепот. Шуршание одежды…       …негромкий смех, щекочущие поцелуи…       …мурашки по коже — до того огромно желание…       …его напряженный ствол…       …ее испуганные глаза…       …его сильные руки, ласкающие ее грудь…       …кончик языка, вырисовывающий одному ему понятные узоры и иероглифы — на ней…       …путь языка — ключица, ложбинка между грудей, соски, область над солнечным сплетением, уже вывернувшийся пупок…       …и запоздалый вопрос:       — А тебе можно?..       …ее легкая усмешка…       Черт, от одной ее усмешки хочется кончить прямо в штаны!       Штаны. И кто придумал эту хренову молнию, которая заедает в самый неподходящий момент!       — Твою мать!       — Тише! — в голосе слышится смех, от которого хочется только ускориться. — Не ругайся матом при ребенке!       Он на мгновение застыл, затем поднял голову. Все тем же охрипшим голосом:       — Но он же спит уже? Надеюсь, это безобразие он не увидит?       Снова ее легкая улыбка… Он думал, что ему она так никогда не улыбнется.       Желание быть в ней удвоило его силы: он повлек жену на стоящий рядом диванчик, подложил под спину подушки.       — Ты где этому научился? Уже был опыт?       — Нет. В инете прочитал, — и это было правдой: в последние несколько недель, после их совместного похода на УЗИ он зачем-то начал поиски информации о том, как можно безболезненно и без негативных последствий заниматься любовью с беременной женой.       Прочтенное потрясло: оказывается, секс противопоказан только в случае угрозы, и с осторожностью — на последних неделях.       В остальное время можно «упражняться» постоянно.       Виктор осторожно усадил ее на диван. Приподнял платье и вопросительно взглянул на жену. Она снова несмело улыбнулась, и он расценил это как согласие.       Задрав платье до живота, он осторожно стянул с нее трусики, уже напитанные ее соком, и начал поцелуями прокладывать дорожку к заветному входу.       Внутренняя сторона бедер оказалась такой же шелковисто-гладкой, как и спина. Как и шея. И грудь. И плечи. Вся она…       …осторожно дойти до входа…       …зацеловать, истязая, клитор так, что от ее стонов уже едет крыша. Да какое там едет — несется со всех своих стропил!..       …и проникнуть языком туда, внутрь: раз, другой, третий…       …пока она не выгнется дугой настолько, насколько позволит ее большой живот…       …пока не застонет еще раз — в наслаждении, радостном восторге, взрыве…       И от этого восторга, передавшегося ему, он не успел сдержаться, излившись на себя, в наполовину расстегнутые штаны…       Она медленно приходила в себя, восстанавливая, выравнивая дыхание. Пока не увидела его голову, уткнувшуюся в ее бедра. — Соболев, мне тяжело.       Уснул он, что ли?       — Соболев!       Молчание. Тихое дыхание обжигало кожу на внутренней стороне бедер.       — Соболев?       Несмело тронула его голову, пытаясь приподняться. Мешал живот.       — Витя! Он поднял голову, довольно ухмыльнулся:       — Наконец-то вспомнила, как меня зовут, дорогая? И облизнулся. Жадно, плотоядно. Так, что ей стало неловко.       — Тебе не кажется, что мы… э-э… выглядим не очень… прилично сейчас?       — А что такого? — похоже, он не торопился подниматься. — Мы, в конце концов, муж и жена, и можем заниматься любовью в любом месте в любое время суток.       — А… а вдруг твой дед заглянет?       — У него нет привычки врываться в чужие двери. Ну, если вдруг заглянет, то мы ему скажем, что… что я разговариваю с малышом.       Аня рассмеялась и оттолкнула его, опершись о диван.       — Довольно странная поза для разговоров с ребенком, не находишь?       Виктор помог ей подняться, поднял бретельку на плечо. Она смущенно заправила грудь обратно в платье.       — Мне кажется, или они увеличились?       — Мое тело готовится к материнству. Я… видоизменяюсь.       — Ты ничуть не изменилась, — тихо сказал он, заправляя выбившуюся прядь волос ей за ухо. — Если честно, со спины и не скажешь, что тебе скоро рожать.       — Буду считать это комплиментом, дорогой. Может быть, спустимся к гостям?       — Как скажешь, солнце мое. Если ты отдохнула…       — Вполне, милый.       — Пойдем, родная моя. Ты не голодна?       — О, я готова целого барана съесть!       Перекидываясь полушутливыми фразами, они покинули комнату.       Закрывая дверь, Виктор увидел трусики, небрежно брошенные на пол, усмехнулся и положил их к себе в карман.