Стальное сердце

            Когда над головой лишь бронзовое небо,             Слетелось жадное до крови воронье.             Когда сковало тело холодом сомнений.             Когда живыми стать уже не суждено.             И черными крылами поднимая бурю             Кричали призраки давно ушедших лет,             Которых позабыть был мир не в силах,             Что землю пеплом окропят да спалят в тлен.       Не открывать глаза после того, как проснулась ― раздражающая привычка. Привычка, которая пришла не от хорошей жизни. Влажно, светло ― стало быть, морозное утро. Холодно, знобит ― эти сволочи отобрали одежду, осталась пара тряпиц. Да чтоб их... Трясет, сидит на чем-то узком и деревянном ― значит, телега. Ах вот оно что, она ведь не спала. Ударили по голове, когда попыталась вырваться из мертвой хватки. За волосы таскали, она кричала, царапалась ― в голове прояснялось, постепенно картины переставали быть расплывчатыми. Значит, все-таки поймали. И куда теперь везут?       Она выровняла запрокинутую голову и открыла глаза. В повозке четверо и напряженная тишина. Только скрип деревянных колес и цокот лошадиных копыт. Она обернулась ― впереди еще одна повозка. И там четверо, и там молчат. Она нервно сглотнула, густой туман еще больше сгущал краски.       ― Не спишь? ― звоном раздался в оглушенной голове голос. ― Ты нарушитель границы, да?       Она открыла было рот, чтобы ответить, но поняла, что не в состоянии говорить. Собеседник продолжил без нее:       ― Повезло же наткнуться прямо на имперский легион! ― невесело усмехнулся он. ― Поймали и нас, и ворюгу этого...       ― Легион? ― только и нашла, что сказать она, обретя хриплый голос.       ― Ты разве не знаешь?..       Он не закончил. Другой, в рванье, подал голос:       ― Проклятые Братья Бури! В Скайриме было тихо, пока вас сюда не принесло, ― сказал ворюга. ― И Империи...       Она уже не слушала. Рядом с ней сидел четвертый пленник, рот у него был завязан тряпицей. Туман в голове все еще витал молочной дымкой, она против воли потянула руку, хотела развязать несправедливые оковы...       ― Эй, ты! ― Она отдернула руку. ― Ты что, тоже из Братьев Бури?       ― Я...       ― Мы сейчас все братья и сестры...       ― Я просто искала дом, ― на этот раз оборвала она. ― Не смей винить меня в своих бедах, вор.       На секунду в ее больных зеленых глазах отразилась злость. Злость на чужую слабость и чужое же нежелание с ней совладать. Конокрад посмотрел на мерзавку с вызовом, хотел было поставить на место...       ― А ну, все заткнулись!       Она против воли опустила взгляд на свои колени. Больше она не хотела слушать. Она смотрела на истертые грубыми веревками бледные руки, на длинные черные волосы, что спутались и смешались с кровью из разбитой головы. Она знала, что где-то там, над облаками, светит солнце, но успела подумать, что уже никогда его не увидит. «Совнгард ждет». Верно, ждет. Она усмехнулась и вновь запрокинула голову, глубоко вздохнула. Еще раз, и еще.       ― Здравия желаю, генерал! Палач уже ждет.       ― Хм, ― пробормотала она, открыв глаза, ― не думала, что все закончится так.       Тот, что сидел напротив, продолжал говорить. Она мимоходом взглянула на несчастное лицо конокрада, подумала, что, должно быть, сейчас выглядит не менее напуганной.       ― Хотела бы я попробовать этот мед из можжевеловых ягод, ― глядя вперед, на бегущую за одну из башен дорогу, бросила она.       ― ...Приехали, ― короткое оцепенение исчезло без следа.       ― Дождался палач, ― едва слышно сказала она.       Тяжелые шаги. Бух ― прыжок с телеги. Смуглые люди в броне называют кого-то, кто-то выходит. Снова голову застилает мерзкая пелена, только в этот раз падать нельзя. Как же, в последний момент упасть? Нет, нельзя.       ― Эй, ты! ― Ну вот, опять это обращение. ― Кто ты?       ― Мой ответ ничего не изменит, ― безразлично бросает слова она.       Не то тошнота, не то обида подступает к горлу. Как же так? Она только вернулась в те земли, которые всегда так хотела называть домом, а в итоге закончит в луже крови под топором палача... Черт, не справедливо! Она переводит все тот же больной, безразличный взгляд за спины солдатам. А, вот и конокрад нашел свое место. Даже смерть с достоинством принять не смог! Хотя, может мысль о побеге не так уж и безнадежна?.. Она усмехается с горьким отчаянием: «Ну уж нет! Черта с два покажу себя слабой. Все равно убьют».       ― Ладно, для вашего чертова протокола, ― с каким-то презрительным снисхождением вновь заговаривает она, ― мое имя Ирэл.       Офицер, что стоял справа от закованной в железо капитана, действительно записал только что придуманное пленницей имя. Разумеется, пятнать в незаслуженно пущенной крови свое собственное ей не хотелось. Будет лучше, если мать и отец никогда не узнают, как закончила их дочь ― на плахе. Пусть верят, что она добралась, пытается жить... Кажется, офицер хотел возразить. Хм, пытается сыграть благородство? Смешно.       ― В бездну список, давай ее на плаху! ― Грозный голос смуглой женщины вывел ее из оцепенения.       ― Нет. В бездну вас, ― замогильным голосом произнесла пленница и плюнула под ноги капитану.       Почему нет? Эй совершенно нечего терять ― стервятники, жаждущие мертвой крови, уже вынесли приговор. Пусть так, она хотя бы покажет, что подчиняться не намерена. Но с чего бы солдату прощать обиду? Железная перчатка огнем обжигает кожу щеки, а девушка чувствует, как бежит вниз по лицу теплая жидкость. Черт, сколько крови она уже потеряла?.. А, впрочем, это и не важно. Все равно жить осталось не долго. Голова поднята, не тяжелой, но гордой поступью идет к плахе. Интересно, как скоро хоть кто-то узнает об этой глупой смерти? Хм. Почему нет страха? Видно, туман в голове играет на руку. Она опускается на колени, все так же, без спешки, но резкий толчок ногой в спину заставляет упасть на каменное возвышение. Шея чудом осталась цела, а резкое движение отдается в голове глухой болью, опять тошнота подступает.       ― Псы помойные, ― сквозь стиснутые зубы отчетливо проговаривает она.       Вот и конец короткого и бессмысленного похода, который закончился, так толком и не начавшись. Черт, чудовищно несправедливо! Но что сделано, то сделано. Она разворачивает голову, желая в последний раз взглянуть на, пусть не ясное, но свободное и вольное небо. «Башня? ― морщится про себя. ― Угораздило же построить ее именно здесь». Не важно, облака видно и так. Думать совсем не хочется, пелена так и не отступила, все мысли текут вяло, словно пчелиный мед. Впрочем, и времени уже почти не осталось ― палач занес топор. Девушка вздохнула в последний раз, легкие заполнил металлический запах недавно пролитой крови. Хотела было закрыть глаза, но появилось нечто, на что просто нельзя было не смотреть ― на ту самую, не к месту построенную башню, словно черная тень, спикировал дракон. Короткие, рычащие слова незнакомого языка громом вырывались из его пасти, когти крыльев заставляли обвалиться огромные булыжники, из которых была построена крепость. Свинцовые тучи окрасились в бронзу, а красные глаза встретились с не то испуганными, не то удивленными глазами неудавшейся жертвы палача. Долгий миг, а после громкий крик. И темнота.       Она была уверена, что глаза открыты. Верила, что не ослепла, а потому часто моргала, стараясь скинуть наваждение. Но тьма упорно не хотела отступать, и, казалось, лишь сгущалась вокруг пленницы.       ― Эй, бежим! Когда еще представится такая возможность? ― Знакомый голос, м...       И перед этим голосом темнота отступила, возвращая потерянное зрение. Тот разговорчивый из телеги стоял перед ней.       ― Быстрее, нужно добраться до башни.       Она, снова оглушенная, не спешила подниматься с твердого и верного камня, опираясь о него ладонями, тогда мятежник схватил ее под руку, заставил встать на ноги. Беглянка увидела еще не разрушенную башню, она честно старалась бежать, но на подгибающихся ногах это давалось с трудом. Двое направились к хоть какому-то укрытию, которое еще готовы были подарить мятежникам каменные стены. Светловолосый солдат тащил ее за собой, так и не выпустив из крепкой руки и без того темное от синяков запястье девушки. Да, впрочем, она и не возражала ― держаться самой все равно не было сил, а боль немного отрезвляла затуманенное сознание. Немного.       Стальной взгляд того, который ехал на казнь с кляпом во рту, заставил девушку поежиться. Он стоял у самых дверей. Забавно, совсем не опасается за свою жизнь? Да кто он такой?! Раньше нужно было слушать, в повозке...       ― Ралоф, бери девчонку, бегите наверх, там еще наши.       ― Но как же...       ― Я сказал, бегите, ― коротко, жестко, непреклонно.       Черт, да кто он такой?!       ― Эй, ― да сколько можно так обращаться?! ― Ты слышала, бежим.       Колени почти перестали предательски пытаться из шага в шаг лишить равновесия, а потому она шла уже сама. Вернее, пыталась бежать. Да и бежать было проще ― ноги подламываться просто не успевали. Что за дикий грохот разорвал слившуюся в единый звон какофонию, беженка поняла не сразу ― очередная стена беспомощно развалилась под натиском драконьего крика. И драконьего же пламени. Черная голова на миг перекрыла лестницу, что вела наверх, но красный взгляд отпечатался в памяти, словно клеймо. Два провала, что источали кровавый свет и вселяли ужас ― их просто невозможно забыть. Черная тень исчезла. Остался только завал, но путь наверх все равно был отрезан.       ― Так даже лучше, ― задумчиво пробормотал беловолосый беглец. ― Видишь дом?       Девушка не сразу поняла, что он ждет от нее хоть какого-то ответа. Через секунду после вопроса кивнула, глядя сквозь брешь в бывшей такой крепкой и неприступной башне.       ― Крыша еще не занялась, прыгай туда. Мне нужно помочь своим, я догоню.       Она снова кивнула, хотя и не была уверена, что в этот раз он тоже ждал ответа. Скорее ей просто хотелось ответить. Интересно, почему ей так сложно заставить себя говорить?       Прыжка бывшая пленница не помнила. Очнулась, когда свежие царапины на ладонях обожгло болью. Она опиралась на руки, стояла на полу. Судя по всему, упала сверху. Подняла голову ― как раз здесь кончается уцелевший навес из соломы. Должно быть, прыгнула, ухватилась, разодрав кожу, и рухнула вниз. Сознание прояснилось ― слишком много раз было больно, иначе и быть не могло. И сейчас, когда она выбежала из полуразрушенного здания, она увидела это. Вокруг царил хаос, агония, плясало свой безумный танец пламя. Крики ужаса и предсмертные всхлипы улетали к окрашенному в тяжелую бронзу небу. Уж лучше бы в голове все еще был туман.       Раскаленный огнем воздух раздражал все внутри, не давал спокойно дышать. А дышать, избежав смерти на плахе, очень хотелось. Мысли, до этого текучие, снова летели быстро и были острыми, словно стрелы, а кровавое безумие вокруг, казалось, намеренно замедлило ход, давая наблюдателю возможность осознать страшное зрелище.       ― Эй ты, ― поворачивать голову на это чертово обращение не хотелось. ― Держись рядом, если хочешь жить.       Жить? И это говорит солдат, что писал ее имя, прежде чем отправить на смерть? Забавно. Хотя происходящее к смеху не располагало. Ладно, шкура дороже, ― она кивнула. Спустя миг пролетевшая с диким ревом черная тень заставила пленницу пригнуться и закрыть голову руками, пусть в этом и не было особого смысла.       ― За мной! ― Услышала она сквозь звон команду.       Что ж, так тому и быть. Спасать свою жизнь, следуя за предателем ― до омерзения неприятно. Но умирать совсем не хотелось. Дорогу до другой уцелевшей части крепости она помнила плохо. Обрывками в голове витало черное крыло совсем рядом и холодные камни стены, что упирались в спину, лекарей, что пытались вырвать из лап смерти раненых товарищей. И кровавая бронза драконьего гнева, что заполнила весь воздух. Она помнила мятежника из повозки, который спорил о чем-то с тем офицером. Помнила, как ее звали, хотя не помнила, почему их было сразу несколько. Это был уже не туман, это был страх. А с грохотом затворенная дверь вывела из оцепенения. Наконец.       ― Покойся с миром, брат по оружию, ― разнесся эхом мерный, низкий голос.       Силы беженку покинули, навалилась слабость, а ноги предательски подогнулись, норовя совсем лишить равновесия. Она привалилась к стене, едва устояв.       ― Ты Ирэл, верно? ― На немой вопрос, светловолосый мятежник пояснил. ― Услышал, когда тебя допрашивали солдаты.       ― Нет, я солгала, ― борясь с желанием рухнуть на пол, пробормотала бывшая пленница.       ― Мое имя Ралоф.       ― Знаю. Тоже умею слушать.       На мгновение повисла пауза. Незаданный вопрос она поняла, но отвечать не собиралась.       ― Так как тебя зовут?       Девушка усмехнулась.       ― Выберемся из этого пекла, быть может скажу.       Ногтями до боли вцепившись в собственный бок, морщась от боли, она заставила себя снова встать. Слава богам, каждый следующий шаг давался легче. Нужно оружие. Мертвому боевой топор ни к чему, так? Перекинула из руки в руку. Тяжелый, грубый. Таким и голову размозжить не сложно. Она привыкла к оружию легче, но какая к черту разница? Хоть что-то. Поняла, что от холода уже не чувствует ног ― труп лишился мягких меховых сапог. Однако, они даже почти пришлись ей впору.       ― Тихо, кто-то идет. Прячемся, ― послышался шепот Ралофа.       В холодную каменную стену беженка вжалась, как только могла, зажимая в руке железный топор. Опять страх. Приближаются с грохотом шаги.       Их было трое. Но недолго. Ралоф нанес первый удар, разбив голову солдата, которую защищал один только кожаный шлем. Смуглый человек упал навзничь, не успев издать и звука. Один только предсмертный хрип. А пленница вдруг поняла, что ей уже не страшно. Сегодня слишком много раз приходилось стоять на грани жизни ― близкая смерть едва ли не стала привычной. Если суждено погибнуть, к чему трусость? А если нет, то чего бояться? Пальцы на рукояти сомкнулись еще крепче. Хрупкая девушка занесла боевой топор. Удар пришелся ровно поперек горла другого солдата. Того, который уже занес меч. И ему в тот же миг вогнал в спину свой топор Ралоф.       Капитан в тяжелой броне тоже, кажется, лишилась страха. Она ведь тоже не раз видела смерть, так? Не раз и не два. Но беглую это не волновало. Перед ней всего лишь стояла та тварь, которая так легко вынесла смертный приговор. Жалость? Нет, не сейчас. Да и как жалеть ту, что заносит для удара свой клинок? Широкий замах для удара сверху ― ошибка, прощать которую никто не собирался. И боевой клич не поможет. Быстрой тенью пленница метнулась в сторону, напоследок разодрав острым металлом бок под кожаной частью брони. Капитан осеклась, так и не доведя удар до конца. Напрасно. Она бы успела. Но рухнула на одно колено, опираясь о меч, словно он был тростью. Тот взгляд, которым она одарила беглую, тоже остался в памяти ― полный ненависти и злобы. Желания отомстить за все. Несмотря ни на что. Ралоф тоже увидел огонь в темных глазах, кинулся было на помощь...       ― Сама! ― Рыкнула черноволосая.       Ее глаза ― зеленые, с болезненно узкими зрачками ― горели едва ли не ужаснее. Воин севера замер. А следующий удар, тупой стороной, пришелся по металлическому шлему. Капитан не успела. Пыталась подняться, достать мечом, но не успела. А теперь, оглушенная, уже не имела шансов спастись. Искореженный шлем полетел в сторону, а беженка перехватила топор поудобнее.       ― Я сделаю это быстро, ― хриплым шепотом произнесла она, занося руку.       Капитан подняла глаза, она смотрела на беглую уверенно, твердо и явно не собиралась отводить взгляд. Удар правда был быстрым. А после черноволосая с силой провела ногтями по своей разодранной щеке, освободив свежую кровь. Красным пальцем сверху вниз провела по губам капитана в одном ей понятном жесте.       ― Да не успокоится твой дух никогда, ― еще тише прошептала она.       Беглая не знала, слышала ли капитан эти ее слова. Но готова была признать, что свою участь та приняла достойно. Тело завалилось на бок, рухнуло навзничь.       ― Что ты сделала? ― Раздался вопрос. ― И зачем?       Пленница отняла у поверженной меч и ножны. Оглядела новое оружие, пока не собираясь отвечать. Второй меч она забрала у солдата, что пал первым. У него же, пусть и забрызганная кровью, нашлась целая броня. Армированный кожаный жилет беглая на себе застегнула на скорую руку, ножны она перекинула за спину, кое-как закрепив, чтобы не болтались во время бега. Бежать сегодня придется долго, в этом сомнений уже не было.       ― Всего лишь вернула долг, ― наконец произнесла она, отобрав у солдата еще и наручи. ― Она решила, что я не заслуживаю жизни. Я ― что она не заслужила легкой смерти.       ― Ни один враг не заслужил такого, ― покачал головой Ралоф.       ― Это не твое дело. Идем.       Больной блеск в светло-зеленых глазах уже не был огнем, скорее тлел, отбрасывая блик. Скрещенные за спиной ножны, в которых мирно покоились два клинка, были ей под стать. Светловолосый воин снова покачал головой, но больше не сказал ни слова. Только шагнул прочь из каменного колодца, в промозглый коридор, что наверняка вел к подвалу. Беглая так и шла впереди. Уверенно, даже не пошатываясь, хотя полученные раны давали о себе знать. Ничего, еще чуть-чуть, совсем немного... Совсем немного до чего, она не знала. Но от чего-то казалось, что дальше станет легче. Черт его знает, лишь бы чувство не обмануло.       ― Стой, там могут быть солдаты, ― Ралоф преградил путь широкой рукой, наконец обойдя черноволосую девушку.       ― Иди первый, ― только повела плечом она.       Кажется, причина беспокойства ей была неинтересна. Человек севера только еще раз качнул головой ― мертвое спокойствие странной спутницы отнюдь не было ему близко. У них появился шанс вырваться из пекла, она им совсем не дорожит? Все же, боевой топор воин держал наготове и уже толкнул дверь...       Все закрутилось бешеным вихрем, едва успела беглая схватиться за рукоять правого меча. Их было больше. Опять. Одного Ралоф пришил, едва ворвался в тесное помещение ― рассек шею поперек, пока тот попытался обернуться, доставая клинок. Послышался хрип и солдат упал навзничь. Но это произошло где-то далеко, за гранью ее реальности. Она же видела только смуглого человека с перекошенным злобой лицом, что уже широко заносил меч, неумолимо приближаясь к жертве. Но на стороне жертвы была скорость. И желание жить, что уже не в первый раз заставляло сделать немыслимое. Пытаться отбить такой удар сверху ― глупая и гиблая затея, а вот ударить со всей силы по лезвию, заставляя то уйти правее тела ― возможно. Сила была не на ее стороне ― ясно, как день. На ее стороне была скорость. И девушка, не дав сильному опомниться, схватилась свободной рукой за второй меч, рассекая лезвием воздух, а после и шлем, и голову... На кровь ей было уже плевать. Последним, еще живым солдатом был занят Ралоф. «Еще живым» он был недолго.       ― Здесь наверняка есть зелья, ― резко смахнув с лезвия топора капли, сказал светлый воин и усмехнулся. ― Если так дерешься, тебе пригодятся.       Беглая на колкость не ответила. Стерла с клинков кровь и сразу направилась к широкому столу ― на нем и правда стояла бутыль. Сначала нужно прийти в себя, после думать, есть ли где запасы на будущее. Пробка сразу полетела на пол, а оказавшийся маленьким флакон раненая осушила за два глотка. Оставшиеся пару капель вылила на ладонь и мазнула щеку. Шрам, скорее всего, и так останется. Но вдруг.       Голова кружиться перестала, а зажили мелкие раны и царапины ― сейчас было не важно. Боль она и так не чувствовала, а лечение подождет до лучших времен. Беглая посмотрела на спутника, затем кивнула на проход в следующую комнату подземелья:       ― Веди, ― подумала и добавила, что давно вертелось в голове, ― воин бури.       Ралоф только кивнул. Что обращение по душе пришлось, показывать не стал, только перехватил топор поудобнее, прихватил с другого стола красную бутыль и пошел к выходу.       Они все дальше уходили под землю. Казалось, этому подвалу конца и вовсе нет. Темно, сыро, а впереди маячит призрачный шанс выжить. И ржавые клетки комнаты пыток. Те солдаты были в капюшонах и на звук шагов не обернулись, были заняты расправой над одним из мятежников. Ралоф с боевым кличем ринулся брату на помощь. Беглая с каждой минутой ненавидела смуглых людей в кожаной броне все больше, а потому схватилась за оба меча и в один удар бы рассекла пыточнику грудь, да только подоспевший воин с железным молотом решил иначе. Вложив всю ярость в смертельный удар, она не успела его нанести. На смену злости пришла досада.       ― Ярл был с вами? ― Уже спрятав топор, с надеждой спросил Ралоф у того, с молотом.       ― Нет, после того, как появился дракон, мы его больше не видели.       На маленьком деревянном столе лежала горсть золотых монет, которые беглая тут же ссыпала в мешок на поясе, тоже позаимствовала у поверженного солдата ― тому золото уже не было нужно. Взгляд зацепился за книгу, что лежала рядом. На обложке красовался тесненный серебряный дракон.       ― Эй, давай скорее! ― Прервал наваждение голос воина севера.       Времени на раздумья не осталось, а потому беглая, и не думая более, схватила заплечный кожаный мешок, что лежал тут же, сунула в него книгу и закинула поверх ножен.       ― За зельями бы вернуться, ― недовольно пробормотала она.       ― Поздно, ― покачал головой Ралоф, уже разворачиваясь спиной к беглой, лицом к дороге дальше. ― Ноги надо уносить, пока можем.       Промозглый коридор отпечатался в памяти одним смазанным пятном. Очнулась беглая, только когда ступила в сырую и холодную пещеру. И что теперь? Неужели это правда путь на свободу? Она понимала, что радоваться еще рано, но не радоваться просто не могла. Плаха, дракон, солдаты ― все это осталось где-то далеко. А впереди уже виднелся не такой уж призрачный шанс выжить. А к ней снова вернулись чувства. В пещеру она вошла первой, преодолела один поворот и на этом радость покинула ожившее тело. Да, скорость была на ее стороне. Но потерянная осторожность стоила ей пропущенной стрелы, что распорола бедро. Неглубоко, черт с ним.       Оказалось, у Ралофа два топора. Один он метнул в лучника. Второй занес для удара, но солдат упал раньше. Скорость была на ее стороне. А теперь и обида, и злость на собственную невнимательность. Два клинка, что плясали единым целым в одном ударе, рассекли живую плоть, обнажая белые кости. Этого ей было мало. Осталось еще двое. Того, что с луком, в другом конце, пока не достать. А и не надо ― прямо на нее бежал другой, с мечом наперевес. Два взмаха. Одним пресекла замах, вторым распорола живот. С каждой минутой она все больше ненавидела смуглых людей в кожаной броне.       Последний солдат пал на миг позже ― подоспел воин с большим молотом. Что против такого куска железа маленький кинжал? Беглая не сразу поняла, что падает. А когда поняла, было уже поздно. Приземляться на жесткие рукояти было больно, но клинков из рук она так и не выпустила. Неверное сознание опять попыталось оставить, но подоспевший Ралоф заставил вернуться, ополовинив содержимое своей бутыли.       ― Спасибо, ― хрипло проговорила она, пытаясь подняться. ― Воин бури.       Светловолосый северянин снова помог ей подняться. А беглая твердо решила, что слабой себя больше не покажет и спасать себя не заставит. Хватит! Потому, ведомая слепым отсутствием страха, она почти не помнила, что произошло потом. Кажется, там еще были пауки. Огромные, путающиеся в собственной паутине. Кажется, они даже пытались оплести ей беглецов. Она только помнила, как парой ударов рассекла голову сначала одному многоглазому, затем другому, который был еще больше. Наваждение прошло не сразу, но тогда стало понятно ― эти твари еще и ядом плюются. Ралофу тоже досталось. То, что осталось в бутыли, они разделили. И двинулись дальше.       Повезло. В той пещере, куда вел ход от мерзких пауков, нашелся увесистый мешок золота. Откуда взялась телега, в которой он лежал, беглую не интересовала, а вот звенящее содержимое ― вполне.       ― Тише! ― Шикнул Ралоф на девушку. ― Там медведица, видишь? Прокрадемся мимо, она и не заметит, если греметь перестанешь.       Она кивнула. Сил уже совсем не осталось, а в той части пещеры, с пауками, видна была прореха на волю. Значит, осталось совсем немного, верно? Ввязываться совсем не хотелось, хотелось выжить. Но удача от беглецов, кажется, отвернулась. Рев, что раздался за спинами тех, кто уже надеялся покинуть чертову пещеру, не предвещал ничего, кроме очередной бойни. Она потянулась за мечом, даже успела извлечь из ножен, но скорость уже уступила место усталости. А та проиграла силе. Замах, рывок назад, удар ― чудом успела. Но клинок, вместо пуза зверя, встретился с когтями и, звеня, отлетел в сторону. Схватилась было за второй. Отчаянно, хотя знала, что не успеет.       Усталость проиграла силе. Не успела. Мимо пролетел топор, вонзился прямо в левый глаз пещерному зверю.       ― Давай, бей! ― Крик вывел из мгновенного замешательства.       Рука крепче сжала клинок, страх снова исчез, словно не существовал никогда. Один точный удар ― второго глаза не стало. Еще один, прямо острием сверху ― толком и морды не осталось. Она отступила от мертвого зверя, только когда поняла, что кровь льет на сапоги. С досады плюнула.       ― Теперь меч искать.       В протекающем ручье смыла грязь с кожаных носов. Меч нашелся быстро ― звон оружия о камень врезался в память. Пока беглая возилась, Ралоф умыл лицо и руки, смыл красные брызги с кирасы.       ― Идем, пора уже выбираться.       Она опять только кивнула. А что говорить? Из этой опостылевшей пещеры и ей уйти поскорее хотелось. От прорехи, к которой вел Ралоф, веяло снегом и морозом. Ей оставалось только вдыхать запах свободы полной грудью, пока они пробирались по камням к выходу.       Прочь. Прочь отсюда, ― вертелась единственная мысль. Не хотелось ни смотреть на заснеженные просторы новой родины, ни думать о том, что делать теперь. Хотелось сбежать. Прочь. Как можно дальше от чертова города, что чуть не стал могилой. И от треклятой пещеры, в которой опять чуть не похоронили... Человек севера крепкой рукой схватил за запястье и дернул назад, в тень огромного валуна, что стоял у дороги. И только тогда беглая услышала рев и увидела черную тень. Нет, только не опять!       ― Кажется, теперь совсем улетел, ― отстранено пробормотал он, будто пытаясь заглянуть за горизонт, узнать, куда крылатый демон держит путь.       Его прервал смех. Громкий, надрывный смех, сквозь который слышалось облегчение. Пришлось обернуться. Взгляд воина бури остановился на лихорадочно блестящих зеленых глазах странной девушки.       ― Что? ― Не выдержал он, перебив заливистую истерику.       ― Айрисэл, ― наконец произнесла она, улыбнулась и заговорила снова. ― Меня зовут Айрэс.