Ты пахнешь солнцем

Здравствуй, моя любовь, страсть, моя боль и печаль. Как ты? Я так давно не слышала твой голос, низкий тембр которого всегда вызывал у меня дрожь, не ощущала прикосновение тёплых и немного шершавых пальцев, не зарывалась руками в твои пепельные волосы. Как же давно это было. Так давно… Я бы многое сейчас отдала, чтобы вновь встретиться взглядами, чтобы просто дотронуться и замереть. Ты продолжаешь сводить меня с ума, даже, когда не рядом. Каждая клеточка моего тела желает слиться с твоей, я так хочу… Я мну очередной лист влажной от слёз бумаги и бросаю его в мусор. Таких сжатых и разбросанных по дубовому полу комочков около семи штук. Любой из этих шариков ещё одно свидетельство моего беспросветного одиночества, горького и омерзительного. Остался последний лист бумаги. Писать ли? Потом как-то. Не сейчас. Покинув комнату, что с каждым прожитым днём начинала раздражать всё больше, я направилась прогуляться к своему любимому месту, нашему месту. Вечер стоял по-особенному прекрасный: сверкающее блюдце луны создавало на идеально ровных морских волнах серебристую дорожку, мягкий и ещё не полностью остывший после жаркого летнего дня песок, приятно просачивался сквозь пальцы, а нежный ветер окутывал кожу, словно невидимой вуалью. Я брела вдоль по пляжу, пытаясь вновь нагнать былые воспоминания, окунуться в них сполна. Какая дура, ведь сама же делаю себе больно, сама раздираю зарубцевавшиеся раны, сама. Правду говорят, что воспоминания – самое сильное оружие. Их особенность в том, что убивают они медленно. Стоит вспомнить одно слово, один момент, и начинаешь вспоминать всё. До детали. Горечь усиливается, и становится невыносимо больно. Ты можешь думать, что никогда больше не вспомнишь о человеке, но глубоко ошибаешься. Вспомнишь, как вам было хорошо, а теперь этого нет, ты всё готов отдать, чтобы вернуть. Повторить... Где-то далеко, будто на другом конце вселенной, я заметила движущуюся фигуру, на вид парень или мужчина. Должного внимания я этому не предала, потому продолжила плестись навстречу. Обессиленно рухнув на уже прохладный песок и задыхаясь криком, что разрывал в клочья горло и грудь, я утонула в солёном море собственных слёз. Кажется, мир медленно мерк перед глазами, как, словно яркой вспышкой, прозвучал до боли в мышцах родной голос. - Я скучал. Отвечать не было желания. Хотелось лишь наслаждаться нотками любимого терпкого пафюма и его низким тембром. - Не хочешь говорить? Понимаю, - он уселся рядом и замолчал. Слова были действительно лишними. Одно только его присутствие и тепло, что исходило от родного тела, кружило голову, заставляя забиться куда-то в угол, которого, к сожалению, поблизости не оказалось. Когда я вздрогнула от дуновения пробирающего до дрожи ветра, Джексон подсел ближе и всё так же без слов обнял меня. Я не против. Он поцеловал мои волосы, коснулся кончиками пальцев оголённого плеча и с нежностью прижал к себе, словно боялся потерять. Вновь. - Я больше не отпущу тебя. Никогда. Слышишь? Услышала, но ответить не смогла, лишь склонила голову на колени и еле слышно заплакала. Я не боялась показать ему свои слёзы вперемешку с отчаянием, он видел их не раз. Всё же желание прикоснуться к любимому одержало верх и, крепко обняв его за талию, уткнулась носом в шею, тепло коснувшись её губами. Джексон любил, когда я так делала. Тогда он поднял моё лицо за подбородок и с такой же мягкостью поцеловал. Словно огненный шар взорвался где-то в районе груди и осколками посыпался в низ живота. Я подалась ему навстречу, неуверенно обнимая за шею. В один миг он скинул с себя кожаную куртку и повалил меня на неё, нависая сверху и убирая пряди светлых волос с лица. - Ты же понимаешь, что не уйдёшь сейчас? – его голос был хрипловат, но так сладок. - А я и не собиралась. Краткие улыбки сорвались с губ, и мы утонули в нашей любви. Джексон медленно, растягивая удовольствие, избавил меня от одежды, затем скинул и свою. Он трепетно касался кожи, нежно водя ладонями по ногам и животу, затем принялся осыпать поцелуями грудь. - Я готов целовать каждый сантиметр твоей бархатной кожи…Безумно хочу истерзать твои губы и довести до исступления. Его слова, сопровождаемые уже требовательными влажными отметинами, разгорячали не на шутку. Казалось, ещё чуть-чуть и невыносимое пламя сожжёт в прах наши тела. Я приобняла его ногами за бёдра, и он неожиданно вторгся в моё тело. Сначала тягучие и медленные рывки, вскоре сменились глубокими и резкими. Его гортанный рык и мои удушающие стоны создавали некую симфонию. - Я люблю тебя, - сказала, приоткрыв губы от нахлынувшей волны наслаждения. - Я знаю. Молчание. Тишина. Эйфория. Спустя несколько месяцев мы вновь слились воедино, вновь я почувствовала его каждой клеточкой тела, вновь он получил то, что хотел. Джексон перебирал пальцами мои волосы, что сбились в кучу на его груди, я глубоко выдыхала на его шею, рисуя рукой что-то на песке, который стал таким же влажным, как и наши тела. Было не холодно. Совсем . Что делать дальше, я не знала. Мысли сплетались в тугую паутину, обволакивая ею каждый уголок моего сознания. Я слышала его сердцебиение, ровное, спокойное, а он – моё, прерывистое, глухое. - Знаешь, даже в лунную ночь ты пахнешь солнцем, - сказал он и поцеловал меня в макушку. Больше мне не хотелось ничего. Просто лежать в его крепких объятьях и не думать ни о чём.