Папаша

Ванечка у нее на руках уже заснул, но девушка все еще укачивала его, стоя у окна. Потом, заметив, наконец, что ребенок спит, Алиса, вздохнув, отвернулась от окна, подошла к детской кроватке и уложила Ваню в кроватку к своим дочкам, Саше и Марусе. Малышки уже давно мирно посапывали во сне, а вот сын Оли был куда более беспокойным ребенком. Удостоверившись, что с малышами все в порядке, Лиска, аккуратно прикрыв за собой дверь, мягко ступая, вышла в гостиную, которую временно занимала Оля с сыном. Шторы в комнате были задернуты: казалось, в помещение не проникало ни лучика солнца, хотя закатом небо еще не занялось. Белова, как и всегда, лежала лицом к стене, но Лиска знала, что та не спит. Она осторожно опустилась на постель рядом с подругой и мягко тронула ее за плечо. Ольга повернулась к ней, неловко подтянулась на руках и, неожиданно всхлипнув, прижалась к плечу Алисы щекой, и Лиска обняла ее в ответ. – Ты ненавидишь меня? – вопрос Алисы прозвучал хрипло, виновато. – Нет, нет, конечно, – торопливо откликнулась Оля, вытирая рукой глаза. – На месте Саши мог бы оказаться Витя, и тогда ты… – ее голос сорвался. – И тогда я была бы на твоем, – завершила ее мысль Лиска. Светлячок уже пару дней гостила у Холмогоровых: все привыкли их так называть, хотя они так и не поженились, приняли решение отложить свадьбу из-за траура. Алиса помнила, как поджала губы Люда, когда сообщала ей об этом, и понимала, что Саша Белов – далеко не тот человек, из-за смерти которого она стала бы переживать и откладывать свое торжество. Впрочем, трагическая гибель Саши сильно подкосила Космоса. Место Белова в «Курс-Инвест» теперь занимал Пчелкин, взявший бразды правления в свои руки. Бригада быстро развалилась, о Валере Филатове и его супруге Тамаре Лиска и вовсе теперь ничего не знала, хотя раньше они часто проводили время вместе, семьями. Ей даже казалось, что они с Томой подружились. Впрочем, видимо, и правда казалось. А впавшая в тяжелую послеродовую депрессию Ольга по настоянию Пчелкина переехала к ним, и на руках у Алисы вместо двух новорожденных оказалось трое. Впрочем, чадолюбивая Лиска не жаловалась. – Ванечка заснул, – поведала Ольге Алиса. Белова подняла глаза, и в них на мгновение мелькнуло удивление, как это было всякий раз, когда Лиска рассказывала ей что-то о сыне. Будто бы она каждый раз заново вспоминала о том, что у нее есть ребенок. – Он… – Оля с Лискиной помощью подтянулась чуть повыше. – Чудесный здоровый малыш, – вновь закончила за нее Алиса. Ольга промолчала. А потом со сдавленным всхлипом произнесла: – Я думаю, это ты меня сейчас будешь ненавидеть, Алиса. – За что? – Я не… – Ольга нервно сглотнула, – я не знаю, что с ним делать. Как его взять на руки, успокоить. И... я не уверена, что хочу этого. Я не чувствую, что я люблю своего ребенка, – говорила о своих ощущения девушка скомкано, остаток фразы, впрочем, прозвучал четко. Но Лиска – Ольга это видела, глаза не могли ее обманывать – продолжала смотреть на нее мягко, ласково. Белова не могла этого знать, но Алиса уже не раз видела матерей, которые не любили своих малышей, тем более в Душанбе. Некоторые из этих женщин полюбили своих детей после выхода из роддома. Другие – никогда. Алиса лежала с ними в одной палате, она много общалась с ними и после. И даже дружила. Но никогда она не осуждала их. За такое – не осуждают. И Лиска, никогда не имевшая ни психологического, ни какого-либо еще образования, нутром, интуицией почувствовала, что с Олей случилась та же беда. – Ты ненавидишь меня? – Нет, – живо откликнулась Лиска, – Оля, послушай, так… иногда случается. Это придет. Когда ты будешь готова. – А если нет? – Ольга подняла на подругу глаза – испуганные, безумные. – Лиса, что, если нет?