Take a look, Lilly / Посмотри, Лилли

Уже две недели как я веду обычную жизнь. Я хожу в школу. Я пью таблетки. Я получаю оценки, делаю домашние задания, сплю по ночам. Я не слышу странной музыки в голове и не нахожу виолончели в местах, где забываюсь на пару-тройку часов. И, конечно же, я не вижу улыбающегося мне слепого парня, не чувствую его объятий, не слышу его голоса. Я даже не ощущаю его присутствия. Проще говоря, эти две недели обернулись для меня сущим адом. Первую неделю я подолгу засиживалась в том самом кабинете, попивая чай и смотря в окно, где проходили другие школьники. Почти все они были чему-то обрадованы, на их лицах красовались широкие улыбки. А я - я лишь отпивала еще один глоток и поддавалась меланхолии, которая накрыла меня с головой и совершенно бесповоротно. Я никогда не приносила сюда школьных принадлежностей, не делала здесь уроки, даже сумку бросала на входе - будто оставляя школьную жизнь на пороге, не желая впускать ее в этот маленький, но очень дорогой сердцу мирок. Ведь и меня здесь я впервые встретила его… И именно тогда он впервые помог мне, а я впервые увидела в человеке нечто больше, чем стереотипный набор старшеклассника (коих в «Ямаку» большинство). А сейчас его будто бы никогда и не было. Ха-ха. *** И я опять плачу. Продолжаю плакать каждую ночь, наутро смывая слезы леденящим душем. С фальшивой улыбкой захожу в класс, фальшиво здороваюсь с шаблонно -приветливыми одноклассниками. Сижу на уроке, а после отправляюсь в корпус, где 4 часа подряд слушаю музыку из плеера. Проходя мимо того самого кабинета, я всегда бросаю взгляд на пустой стол, расставленные аккуратными руками чашки, на коробки с заваркой, рассортированные по алфавиту. И на виолончель, примостившуюся в углу. С того момента, как она появилась там, я ни разу не заходила внутрь. Меня будто не пускает какая-то внутренняя сила, и каждый раз, когда я пытаюсь в очередной раз пройти эту фантомную завесу, я застываю на месте, в полушаге от границы коридора и порожка кабинета. Виолончель стала полноценной властительницей данного помещения, подчинив себе каждый квадратный миллиметр каждой плоскости. Мою особу больше здесь не жалуют, как бы я не хотела обратного. *** Вот и сегодня, я лишь бросаю мимолетный взгляд на когда-то процветающее королевство одного слепого музыканта, что вел за собой одну непростую девушку, а теперь поддавшееся тирании его же инструмента. И я - единственный свидетель этого, медленно-умирающего оплота некогда целых, а теперь уже рассыпавшихся в пух и прах надежд. Я затыкаю уши наушниками и отдаюсь любимой группе, попутно пряча слезы от проходящих мимо учеников академии. Это место стало для меня временным приютом для души, а теперь и ее у меня украли. Вероломно похитили, оставив внутри лишь пустоту и нескончаемую боль, заглушаемую лишь таблетками, выпрошенными у фельдшера и доброй тонной заунывного и тоскливого пост рока, что так хорошо показывает всю картину моего внутреннего мира. И я бы даже могла сдерживать все это, не ныть, не заполнять тоской голову, которая еще хоть как-то здраво мыслит. Но я просто не могу… Не могу врать самой себе. Да и потом, зачем? Есть ли в этом хоть какой-то смысл? Это не поможет заполнить внутреннюю пустоту и уйти от депрессии, так хорошо скрываемой, что порой уже и сам веришь в эту радостную чушь про мир без утрат и без боли, мир благополучия и счастья. Вы сами-то в него верите, а? Обманывать себя глупо. Поэтому я решила, что смогу все принять. И в тот момент бесконечно-холодная тоска начала просачиваться сквозь отверстия, оставленные Хисао. Вязкая, плотная, черным потоком она заполняла пустоту внутри меня, замораживая эмоции, охлаждая некогда пылавшие чувства. И мне становилось все больнее, но я не чувствовала себя опустошенной. Ведь теперь я не была пуста, даже если моим наполнителем служит нечто грязное и мрачное. Я не буду против этого, лишь бы не оставаться совсем одной. Ведь так у себя есть я. А если я опустею, то и смысла во мне не будет. Хотя, какой уж там смысл. Просто я слишком слаба, чтобы покончить со всем этим, разорвать связь с настоящим миром, стереть себя, разлогиниться из этой глупой игры под названием «жизнь». Я просто слишком, слишком слаба, чтобы сделать это… *** Воскресенье. День, когда нет уроков. На календаре какое-то число, да это и не важно. Время, дата, место - эти факторы важны для человека, который живет моментом, живет настоящим. А я живу чем-то вроде затянувшейся рутины, которая все более толстым слоем обволакивает меня, утягивая куда-то очень далеко… Посмотрев на таблетки, я усмехаюсь. Сколько дней я уже не пила их? Два? Три? Может, неделю? Ай, да какая разница. Сердцу все равно не от чего скакать - слишком уж размеренная и одинаковая у меня жизнь. Скучная до невозможности, а похожая на саму себя настолько, что если бы человек смотрел на нее, будто в кинотеатре, задался бы вопросом - а почему ему все крутят и крутят один и тот же момент? Умыться. Одеться. Спуститься по лестнице. Кивнуть охраннику. Пойти, куда глядят глаза. Выйдя на улицу, я держу курс на школьный корпус. Мне все равно больше некуда идти. В такие моменты, я нередко задумываюсь о том, что неплохо было бы завести друзей. Но память о старой утрате одного дорогого человека просто не позволяет открыть свое сердце для другого. Это и моя слабость, и мое проклятье. Проклятье одинокой девушки с пороком сердца. «Все могло быть и хуже», - говорю я себе,- «Не стоит отчаиваться из-за подобной жизни, все ведь еще может встать на круги своя». Но когда вставать уже нечему, да и не на что - какие изменения могут еще произойти? Путь в лучшее - закрыт. Путь в худшее - всегда есть куда падать. Выходит, возможно продвижение лишь в одном направлении? 
Вниз, вниз, вниз, вниз и еще раз вниз…
Только, уже не по спирали, а, не меняя курса, по прямой, перпендикулярной земле - и все больше углубляясь в бездонную пропасть небытия… Вниз. А ведь это идея. Но для начала стоит заглянуть в одно место… *** Надавив на ручку двери, я толкаю ее, не входя за порог. Моя соперница все так же смотрит на меня, безучастным, безжизненным взглядом, будто выпадая из реальности, но этим же и пугала. Пугала меня, не давая сделать и шагу, оставляя стоять и смотреть на отнятый у фантомного короля и унылой королевы дворец. Пугала до мурашек, пробирала до леденящего душу холода, но только не сегодня. Я толкаю дверь сильнее, будто бы добавляя к силе удара свою внутреннюю ярость. Дабы выпустить эмоции, я кричу, и мой крик уходит в барьер, что находится между мной и уже не моим королевством. Но сегодня… Сегодня я верну его! Мои эмоции придают мне сил, тело наполняется уверенностью. Руки разрывают это невидимое поле, создавая тонкий, лязгающий скрежет. Из ушей течет кровь, но я уже чувствую победу. Воинственно хрипя, я, наконец, разрушаю незримую стену. С боевым оскалом, я продвигаюсь к захватчице. Хватая ее за гриф, я представляю себе, как душу предателя, что сверг меня с престола. Не чувствуя ее тяжести, мои руки действуют сами по себе, все больше сил отдавая на борьбу с этим злосчастным врагом… Еще сильнее, сильнее, СИЛЬНЕЕ! Треск дерева, грустный всхлип ослабевших струн - и его безжизненное «тело» обвисает на моих ладонях. На моем лице - восторг и облегчение. Наконец-то, я преодолела черту. Победа. Вдруг, закрытое, как я думала, окно распахивается настежь, впуская в комнату… Нет, скорее уж, не сумев сдержать его врыв, сносится диким потоком ветра, несущим с собой десятки, сотни, тысячи лепестков сакуры. Я зажмуриваю глаза, абсолютно не понимая, что происходит. Но понимать и не нужно. Ведь я уже чувствую… Где-то я это уже слышала…
И его запах… И пара нежных рук, так сильно прижимающих меня к своей груди… Он вернулся. - ПРОСТИ, ПРОСТИ МЕНЯ, ЛИЛЛИ! Я ТАК НЕ ХОТЕЛ ПОКИДАТЬ ТЕБЯ! Я НЕ УЖЕ И НЕ МЕЧТАЛ О ВСТРЕЧЕ С ТОБОЙ, НО ТЫ НАШЛА ПУТЬ! ПРОСТИ… - он плачет совсем как ребенок. Я лишь поглаживаю его по голове. не вижу никакого смысла в словах, что будут сейчас сказаны - все и так ясно. Ведь мы снова вместе. И это огромное счастье - оно разделено между мной - унылой, бесполезной, потерявшей смысл жизни девушкой. И им. Парнем из неведомого мира, появляющемся с виолончелью. Громко кричащем, не подпускающим к себе ни на шаг, не боящимся ничего героем, что, поначалу, таковым не казался. И ответ на то, что он спас меня - я спасла его. Но из чувства ли долга? Конечно же… - Эй, Лилли, могу я попросить тебя кое о чем? - Да, что тебе нужно? - Я хотел бы... Хотел бы получше рассмотреть твое лицо. Странно слышать от него такое. Хоть в "Ямаку" говорить о пороках учеников не считается невежливостью, но все же этого никак не скроешь. Правда, в моем случае, оно почти незаметно. А с ним ведь все сложнее... - Но как ты собираешься это сделать, ты ведь... Он смеется. Я надуваю щеки и отворачиваюсь в обиде, громко хмыкая. Он не видит всей картины, но это не мешает понять мои эмоции. Легкая улыбка появляется на его лице: - Прости, прости. Мне просто всегда казалось забавным то, что ты так стесняешься говорить об этом. Такие вещи не меняются, но жить с ними бок о бок вполне возможно. Понимаешь? - Понимаю... Так, как ты собирался "рассмотреть" мое лицо? - Подойди ближе... И закрой глаза. Это одновременно и интересно, и страшно, и захватывающе. Я не вижу никакого смысла противиться его желанию. Подаваясь чуть-чуть вперед, я закрываю глаза. Секунды 3 я стою в полном неведении, слыша лишь свое сердцебиение. Но вот... Его рука мягко проходит по моему лицу, очерчивая все его формы и контуры. Его пальцы скользят по моим векам, опускаясь по носу к губам. Я чувствую что-то странное от этих прикосновений, и это не остается незамеченным. - Лилли, мне перестать? - Н-нет, просто... Будь немного нежнее, хорошо? Я заливаюсь краской. В эти моменты я рада, что он не может этого видеть. - Лилли, ты... Тебе стыдно? А нет, все-таки может. От этого лучше мне не становится, и я буквально ощущаю, как я медленно превращаюсь в помидор. Наконец, его руки опускаются вниз. Я уже собираюсь открыть глаза, но... Что? Что только что произошло? Неужели он... Только когда он отошел от меня, я смогла открыть глаза. Он выглядит немного глупо, стоя передо мной и вот так улыбаясь. Особенно после таких поступков. - Я люблю тебя, Лилли. И я хочу навсегда оставить тебя в памяти. Всегда, что бы ни случилось, я буду хранить твой образ в своей памяти. Пусть даже и не могу увидеть тебя по-настоящему. Эти слова... Какой же ты дурак... Я подношу руку к губам, провожу пальцами по тем местам, где еще чувствуется его прикосновение. Тепло разливается по телу, а сердце радостно трепещет. Я уже не думаю ни о какой аритмии, мне важно лишь его присутствие. Здесь. Сейчас. Слезы стекают по моим щекам, падая и разбиваясь о кафель клубной комнаты. Мой чай давно остыл, да и его, наверное, тоже. Мысли разбегаются в разные стороны, но все встречаются в одном месте. В неизменном, и таком любимом. - Я тоже... Тоже хочу быть рядом с тобой... Не хочу больше никого терять. Не хочу отпускать тебя, не хочу упускать из взора, НЕ ХО-ЧУ! Я ведь тоже люблю... Люблю тебя, Хисао! Я падаю в его объятья, слезы заливают его форму, скатываясь по щекам на грудь. Он мягко поглаживает мои волосы. - Все хорошо, Лилли. Я здесь, рядом, с тобой. И я никуда не уйду. Можешь плакать сколько угодно. Я приму все что ты скажешь, все что ты почувствуешь. - С-спасибо, Хисао. Я так рада, что ты здесь... Он снова крепко обнимает меня, но его тело кажется… Невесомым? Почему? Подняв глаза, я вижу, что Хисао улыбается, но его силуэт кажется каким-то мутным, неровным. - Лилли, - его тон приобретает невероятную серьезность, - у тебя есть 2 выхода. Я приму любой твой выбор, но решать-то все равно тебе. Первый - ты должна продолжить жить ради себя. Не ради кого-то другого, не ради чего-либо - ради себя и только себя. Выходить с улыбкой в каждый новый день и радоваться ему, радоваться тому, что ты живешь в нем. И всегда, слышишь меня, всегда быть с собой честной. - А… А какой же второй? - Ты поймешь. Через несколько секунд меня уже не будет здесь. Но ты не забудешь меня. Я оставлю тебе послание, которое будет вторым выходом. Прости. Увидимся ли мы вновь - сейчас зависит только от тебя. До встречи, Лилли. Мои руки обхватывают воздух, как будто здесь никого не было. Мои слезы не скатываются по его плечу, а падают на кафель. И с падением последней капли… На стол с легким ударом опускается папка. Надпись на ней сразу все проясняет. И мне даже не нужно ее открывать, чтобы понять, какой выбор я сделаю. «Пациент: Хисао Накай. Причина смерти: Падение со здания школы "Ямаку". Дата смерти: …» Последняя строчка немного размыта, но это не важно. Главное, что я все поняла. Здесь ни при чем чувство долга. Конечно же нет, ведь это очевидно. Я влюбилась в него с самого начала, просто никогда не хотела верить в это, не хотела никого впускать в свою обыденную повседневность. Но он нашел путь туда. И я безгранично благодарна ему за это. Спасибо, Хисао. И теперь мне не кажется смешным, что он плакал, как ребенок, увидя меня. Ведь сейчас я сама не выгляжу лучше - зареванная, раскрасневшаяся, растрепанная - но все равно счастливая. Счастливая оттого, что ее чувства разделил любимый человек. Счастливая оттого, что он смог разглядеть в ней нечто такое, что она никогда бы не обнаружила. Счастливая оттого, что он увидел ее - и внутри, и снаружи. Счастливая оттого, что скоро они будут вместе. И не будет больше места расставаниям в ее жизни. Ведь только что она почувствовала последнее. Да и то, ненадолго. *** И вот, я уже стою в своей комнате. Записку, что я только что написала, стоит положить прямо на папку Хисао. Символично ведь, не правда ли? Я беру ближайшую упаковку таблеток, мерно высыпая по одной таблетке в руку: Первая, вторая, третья, четвертая… Я уже не считаю, сколько одноцветных пилюль опустилось в мою ладонь. Это и не важно, ведь ожидаемый эффект будет достигнут и с трех одновременно принятых медикаментов этого типа. Просто, мне бы поскорее… Скорее бы вновь увидеть его… Я подношу руку ко рту, закидывая всю горсть вовнутрь. Прощай, этот мир, принесший мне столько боли и проблем. Я иду, Хисао… *** Фельдшер стоял в комнате женского общежития. У его ног лежало бездыханное тело девушки. Ее прекрасные, шелковистые, нежные волосы переливались на свету, что исходил из окна. Она великолепно выглядела, даже когда уже не была жива. Он все пытался понять, почему? Почему она решила свести счеты с жизнью? Единственное, что он нашел - это записку, лежавшую на какой-то пустой медицинской папке. Все еще не понимая, он в который раз поднес ее к глазам, в который раз тяжело вздохнул и в который раз опустил руку на лицо. Подобный случай был первым на его практике, ведь в «Ямаку» никогда и никто не прибегал к суициду. В голове все смешалось в невероятную кашу, все мысли носились, как сумасшедшие. Почему, почему, почему, почему? Почему он не заметил, что с ней творилось что-то странное? Почему он не смог помочь ей, почему не смог уберечь от такого исхода. Он схватился руками за голову. Как же глуп он был до этого, что не смог увидеть такую простую вещь. А теперь - он всегда будет чувствовать это. Всегда будет знать, что ее смерть лежит на его руках. Пускай лишь косвенно, но ведь это он во всем виноват. И ничего больше не попишешь. Упав на кровать, он вновь повторил уже въевшиеся в память слова из предсмертного письма светловолосой красавицы. Закрыл глаза, и вновь задал себе тревоживший его все больше и больше вопрос. Почему, почему, почему, почему, почему? И в который раз в голове прокрутилась фраза из предсмертного письма красавицы. Написанная аккуратным, практически идеальным подчерком, но явно впопыхах, она привлекала своей красотой и озадачивала содержанием. И все таки... Снова и снова, в голове все мелькала и мелькала одна и та же строчка. Ухожу на поиски лучшей жизни. Прощай навсегда, этот несправедливый, жестокий мир. Лилли.