Once

      Дверь беззвучно отворилась, пропуская лучик света из коридора. Высокий мужчина легко скользнул внутрь, прикрывая потревоженный портрет и снова погрузив комнату во мрак. Прошёл вперед, сбрасывая шарф с перчатками, свободно ведя плечами и расстегивая пальто.       Он не сразу понял, что не один, но взор уцепился за знакомую фигуру. Мужчина на секунду приостановился, склонил голову вбок и вздохнул. Вот же вздорная девчонка! Просил ведь, не приходить! Против воли услышал слишком громкий и частый стук сердца, на минуту заглушивший мерный ход часов.       Три шага, и Северус Снейп устало сел на корточки перед диваном с самой большой ценностью. Привычно проверил пульс, коснулся лба. Кряхтя, примостился на полу у головы бессознательной девушки.       Темные волосы мужчины по обыкновению уныло висели безжизненными сосульками, извечно упрямая складка на лбу отсутствовала, что делало мага на порядок моложе собственных лет. На лице — полная умиротворенность, кажущаяся почти нереальной, если вспомнить гримасу, что искажала эти черты часами ранее.       Как же так получилось, что Надоедливая Всезнайка стала столь дорога Летучей Мыши? Когда же повелось, что она зашастала по его комнатам?       Северус с трепетом коснулся запутанных волос, отвел их в сторону. Залюбовался детской беззащитностью и, не сдержавшись, осторожно повёл пальцами от внешнего кончика идеальной брови по скуле вниз к подбородку. Сначала с одной стороны, потом с другой. И еще, и еще, чувствуя, как нежность накрывает с головой. Поддавшись порыву, наклонился, едва ощутимо касаясь бархатных губ любимой, вкладывая в этот недопоцелуй все чувства, беззвучно извиняясь за очередной день в одиночестве.       Когда же Гроза Подземелий стал снимать маску, когда позволил сантиментам завладеть разумом шпиона? Когда стал стыдиться своего отсутствия?       Когда, когда, когда?.. Он поймал её выдох губами, подхватывая на руки, касаясь полами распахнутого плаща нежной кожи. Положил свою величайшую драгоценность на кровать, оправил ей пижаму, укрыл. Последний раз мимолетно пробежался по руке, перепроверяя пульс и давление.       Усмехнулся.       Когда-когда? Однажды.       Однажды они вдвоем невольно и почти случайно перевернули этические стандарты, объявив о новом статусе обоих. Однажды МакГонагалл выпучила глаза, Дамблдор подавился своими лимонными дольками, а Хагрид от души хлопнул ручищей своему не наставнику — другу — по спине, спасая от излишков желатина в горле и костей в спине. И однажды, лишь однажды директор Хогвартса позволил себе непечатное выражение.       Тихий смех разорвал тишину. Рука сама потянулась в который раз поправить одеяло.       Нет, положительно, он любит эту женщину. Хотя бы за казусы и гораздо больше той, из прошлого.       Недаром ведь эта — жена.