Солнце на снегу

Сакура очень любила Тсунаде, но, наверное, все-таки не настолько сильно, чтобы не поминать ее самыми грязными словами, когда она пыталась всунуть ноги в тапки так, чтобы ни в коем случае не задеть ледяной пол собственной комнаты. Стоило только отогнуть край одеяла, обнажить небольшой участок кожи, и все — ты продрог до костей. В Конохе тоже случались холодные дни, а ночи и того холоднее, но это ни в какие сравнения не шло с вечной мерзлотой страны Железа. Тсунаде назвала это «командировкой», Сакура — «пыткой». Двадцать минут под горячим душем только усугубили ситуацию: распаренное и разморенное тело разве что не вопило от ужаса, когда Сакура, стуча зубами, выпутывалась из банного халата и пыталась влезть в горло джемпера. А потом свитера. А потом застегивала на все пуговицы кофту. Страна Железа была чрезвычайно консервативной в плане культуры, что высокой, что быта. Дома, конечно же, не отапливались. Сакура, уже успевшая натянуть лосины, а затем брюки, открыла холодильник (боже мой) в поисках чего-нибудь съестного. О холодной пиши и речи быть не могло, поэтому она разбила по очереди в шипящую маслом сковороду три яйца, ибо завтракать нужно было плотно, и, нетерпеливо покусывая обветренные губы, постукивала лопаткой по чугунному бортику. Пока поджаривались яйца, ее взгляд упал на плотные седзи и оставался там до тех пор, пока под носом не запахло гарью. Сакура смотрела на неподвижные тени сугробов, залегшие на толстую бумагу, и на легкое движение черных точек по ней: падающие снежинки. Холод, царивший повсюду, холод, от которого нельзя было нигде укрыться, кроме как в душевой, забирался ей в душу. Сакура провела в стране Железа всего неделю из четырех положенных, а ей уже ужасно хотелось домой. Помимо предельно низкой температуры ее снедало еще и одиночество. Здешние люди сильно отличались от тех, что жили в ее родных землях. Зима прибирала к рукам их сердца с самого рождения, зачехляла их в льдины, расфасовывала их души по хрустальным флаконам и оставляла крышки лишь слегка приоткрытыми, а этого явно не хватало. Их лица были суровы, рты жестки, кожа груба из-за постоянных метелей. Однако их воля была крепче стали, а разум — чище стекла. Их женщины были убийственно красивы, словно вырезанные изо льда божества. Сакура чувствовала себя лишней. Сковорода затрещала, плюнула перегоревшим маслом, и Сакура вздрогнула, тут же погасив огонь. На яичницу больно было смотреть — она вся скукожилась, стянулась по краям и почернела снизу. Сакура вздохнула и соскребла ее на тарелку. Завтракала она долго: долго отколупывала от белков гарь, долго жевала, долго смотрела в угол комнаты, которую ей выделил Каге. Сакура любила свою работу, ценила новый опыт, которого уже с лихвой успела отхватить у здешних медиков — они практиковали не традиционную для шиноби медицину — но все равно считала дни до конца своей «командировки». Снег хрустел под ногами, кромка шарфа блестела льдинками, когда-то бывшими дыханием, настырный ветер залезал в капюшон и забывал в нем снежинки. И это было бы даже романтично и здорово, если бы не тридцатиградусный мороз, разряженный горный воздух и два километра дороги, которую можно было преодолеть только пешим ходом. Сакура никогда не считала себя неженкой — уж точно не с ее опытом, состоящим преимущественно из миссий на пересеченной местности. Но ее раздражало: раздражали эти покрытые настом сугробы, раздражали вечно дубеющие даже в варежках руки, холодные и недружелюбные люди. Когда она подняла взгляд с условной тропинки, по которой неоднократно добиралась до местного госпиталя, она поняла, что вошла в деревню. Конечно же, ее не могли поселить здесь, ведь она была шиноби, воином, а в этой стране их не мешали с гражданскими. В этом был, безусловно, определенный смысл, но он мерк на фоне ее тотального одиночества: гражданские хоть немного походили на людей, самураи же были машинами. Сначала мимо прошел один человек. Потом еще. А после, когда она свернула на главную улицу, они начали вырастать словно прямо из-под снега. Вокруг разом потеплело, наверное, воздух, которым дышит больше людей, чем один человек, априори имеет температуру выше. Ее дважды задели плечом, но никто не окликнул ее и никто не извинился. У северных людей доверие выдавали порционно, по талонам, и для этого надо было долго стоять в очереди. Сакура в очередь даже не становилась. Снова вспомнилась Коноха. Она вообще постоянно вспоминалась здесь. И оживленные улицы, в которых почти не было белого — одна зелень, и глаза, поднятые на уровень взгляда, а не опущенные вниз, и улыбки — много. Раньше Сакура так не ценила улыбки. Это вообще очень забавно, насколько мягким ты начинаешь чувствовать себя, когда вокруг все очень твердое. А потом ее внезапно тронули за плечо. Не так, как дважды до этого — не случайно. Положили на него ладонь. Она успела отвыкнуть от любых телесных контактов всего за неделю. Она ввинтила пятки в утоптанный снег улицы. Она пустила чакру в кулаки в своих карманах. Она резко обернулась, и… — Привет! Кисти обдало болью, будто в каждой лопнуло по огромному волдырю — так всегда бывало, когда чакра не выплескивалась наружу, как должна была. Перед ней стоял незнакомец и… улыбался? Улыбка изгибала его рот, приподнимала краями полосатые щеки. Его кожа была смуглая — такой кожи нет у местных — его волосы были светлыми, как солнце, отражающееся от наста, его глаза были как сам наст. — Познакомимся? Она задубела. Все, теперь зима забрала и ее душу тоже. Незнакомец переминался с ноги на ноги и совершенно беззастенчиво всматривался в ее красное от холода лицо, ту его часть, что не была спрятана шарфом и капюшоном. Ее глаза становились круглее, его улыбка — шире. Он сложил руки и поклонился ей — местные не кланялись так низко. — Наруто. Страна Молний, Деревня Скрытого Облака. Сакура поклонилась в ответ прежде, чем успела словить себя на этом. — Сакура Харуно, Страна Огня, Лист. Наруто — она сразу запомнила, что его зовут именно так — улыбнулся еще шире. Она на мгновение испугалась, что его рот порвется от такой улыбки, но ничего подобного не произошло. А потом они молчали. Он всматривался в ее лицо, будто пытался прочесть его как книгу, а она — она решила пощупать его чакру. Внешний слой был приятным и теплым, она коснулась его вскользь, а когда встретила сопротивление, резко толкнулась глубже. И ее обожгло. Она вскрикнула и отшатнулась, руки в варежках стали мокрыми от пота, пот проступил и вдоль позвоночника. Разом захотелось избавиться от четырех слоев одежды, стало нечем дышать, она дернула с шеи шарф и вздохнула с такой силой, что легкие обожгло снова — на этот раз холодом. — Хэй, тише-тише, извини, я перегнул палку, даттебайо, — Наруто подскочил к ней и принялся обратно наматывать на нее шарф, — хотел впечатлить, — сказал он, отступая на шаг и неловко почесывая светлый затылок. А ведь он и в самом деле без шапки, без капюшона. Хотя, не удивительно, что с такой чакрой ему не холодно! — Куда ты идешь? — спросил он. Сакура уже сама по-настоящему поправила шарф и посмотрела на Наруто как на идиота, разве что чуть более настороженно. Ради выпендрежа поджаривать ее своей черти знает какой чакрой — это очень здорово, конечно. — Я иду в госпиталь, — произнесла она уже менее дружелюбно,- и, кажется, я уже опаздываю. Местные ханжи не простят мне этого. Загорелое лицо Наруто сделалось виноватым. Он снова поравнялся с ней и тронул ее за плечо. Он спросил: — Можно я провожу тебя? И перед тем, как она успела хоть что-нибудь на это ответить, потянул ее за собой. — Что ты здесь делаешь? — спросила она в лоб, когда они перебирались по обледеневшему мосту над горной расселиной (таких здесь было множество). Наруто, шедший вплотную, так, словно их плечи уже успели склеиться от мороза, повернул к ней свое разлинованное полосами лицо и произнес с таким выражением, будто озвучил прописную истину: — Прибыл на саммит Пяти Каге, а ты — разве нет? Сакура отрицательно помотала головой. Она, конечно, слышала о саммите, но здесь новости расходились очень плохо, а прямо ей никто ничего не докладывал. Более того, кажется, этот саммит вообще старались не афишировать, раз даже Тсунаде ей ястреба не прислала. — Нет, я здесь в командировке. Взаимный обмен знаниями. — О-о-о, — уважительно протянул Наруто и как бы мимоходом подал ей руку, когда они перешли мост, и нужно было спуститься на ступеньку. Она так же между делом его руку приняла, — ты, значит, невероятно крутой медик из Конохи? Она фыркнула и рассмеялась, впервые за всю неделю наверное, и забрала свою руку из его, хотя он и отдал ее неохотно. — Что-то вроде того. А ты? Сопровождаешь Каге? Наруто даже остановился. Под ногами хрустнул снег, а Сакура по инерции обогнала его на два шага. Обернулась. — Ха-ха, — хохотнул он, но его пронзительные синие глаза приняли очень серьезное выражение, — я, вообще-то, и есть Каге. Сакуре захотелось провалиться сквозь землю. Сквозь утоптанный снег, сквозь корку льда под ним, сквозь промерзшую почву. Отношения Облака и Конохи всегда были соперническими, а в последние годы достигли практически своего апогея. А после того, как на последнем экзамене на чунина шиноби Облака пытались похитить наследницу клана Хьюга, Пятая оборвала с Райкаге всякие отношения, приняв это как личное оскорбление. Так что, в принципе, не было ничего удивительного в том, что до Конохи вести о смене Райкаге не дошли, но Сакура все равно чувствовала себя полной дурой. Она тут же поклонилась, а если бы не мороз, от которого она и без того была румяной, то и покраснела бы. Она не знала, как глаза поднять, потому что позволила себе так фривольно обращаться с главой соперничавшей скрытой деревни. Да откуда она вообще могла знать, что этот человек, едва ли старше ее самой, такой несерьезный, даже чересчур, мог оказаться Райкаге? Она бы, наверное, долго еще так простояла в поклоне, если бы снова не та самая рука, на этот раз еще более уверенно занявшая место на ее плече. — Зря я вообще об этом сказал, все никак не привыкну к тому, как стали относиться ко мне люди, даттебайо. После этого она, конечно, распрямилась. И дальше они шли молча, даже несмотря на то, что Наруто вел себя так, будто все было в порядке. Сакура все равно чувствовала себя ужасно неуютно. Она боялась, что ее поведение может иметь для Конохи неприятные последствия. Когда они дошли до госпиталя, и Сакура посмотрела на огромные часы, висящие на фасаде здания, она поняла, что просто безнадежно опоздала, и что ее куратор теперь с нее три шкуры спустит. Но даже это ей казалось теперь мелочью. Она неловко развернулась к Наруто, стараясь у себя в голове не терять суффикса «сама», но он к этому имени просто не клеился. — Вот мы и пришли, Райкаге-сама, — отчеканила она механически, отсчитывая секунды, когда можно было бы рвануть уже в помещение и забыться в трехчасовом копании в архивах, которое ей точно светит за ее опоздание. — Да брось ты, Сакура-чан, — у Сакуры в горле встал ком, — давай обнимемся на прощание? Этот Наруто только делал вид, что спрашивал, она уже поняла это. Потому что в следующий момент ее сгребли в охапку, всю, с этим толстенным пуховиком и трехметровым слоем одежды под ним. Разом стало тепло, до духоты, лицо, уткнувшееся в ткань чужой куртки, запылало,. — Так-то лучше, Сакура-чан, — ухмыльнулся он, наконец, отстраняясь. — Что лучше? — Не поняла она. Ей очень хотелось назвать его дураком или вообще треснуть по голове, как она привыкла делать со своими друзьями, когда те творили какую-нибудь полнейшую чушь. Единственное, что останавливало ее в данный момент, это чин Наруто, и ему с ним очень повезло, иначе лететь бы ему сейчас кубарем с горы. Наверное, все ее внутреннее противоборство было написано прямо на лице, потому что он сказал: — Ну давай, назови меня как-нибудь. И они оба знали, что называть его должны не «Райкаге-сама» и не «Наруто-доно», но Сакура все еще была в состоянии держать себя в руках. Она сдержанно поклонилась. Нарочито сдержанно. Он пожал плечами и развернулся. Сразу похолодало, морозный ветер снова дал о себе знать, ощетинившись и покусав горячие щеки Сакуры. — Райкаге приглашает вас сегодня вечером с ним отужинать, — не то предложил, не то уведомил ее Наруто из-за плеча, — там он с удовольствием выслушает все претензии представителя деревни Скрытого Листа и сделает все возможное, чтобы они были решены. Снег ударил ему в спину, сброшенный потоком воздуха с крыши госпиталя. Сакуре захотелось к этому снегу присоединиться. Да кем только себя этот Наруто возомнил? Каге? Ах, точно. Наруто смеялся, когда уходил; его следы заметала вьюга. Сакуре дали не три, а пять часов отработок в архиве. Суровые северные люди.