Рождественская тайна

Рождество подкралось незаметно. Старая добрая Англия, бережно укрытая зимою белым саваном снега, заискрилась всеми цветами радуги, украшенная весёлыми гирляндами, светящимися фонариками и рождественскими венками. Косой переулок тоже приобрёл праздничный вид, и всё же магазин «Всевозможные волшебные вредилки братьев Уизли», где я работал уже почти полгода, ярким пятном выделялся даже на этом праздничном фоне. В эти предрождественские дни людей в магазине было втрое больше чем обычно, и я еле успевал, суетясь между заваленными всякой всячиной полками, отыскивая нужные заказы и упаковывая в праздничную бумагу уже купленные товары. Обычно мне нравилось эта работа. Но сейчас я готов был проклинать всю эту праздничную суматоху, лишавшую меня возможности хоть на денёк выбраться на встречу с той, которую не видел с тех самых пор, когда она уже без меня вошла в вагон Хогвартс-экспресса. - Эй, Тедди! Ты в курсе, что это Рождество ты вместе с Андромедой празднуешь с нами в Норе, - сообщил мне Джордж пару дней назад. – И даже не думай отказываться. Будет вся семья. И Мари-Виктуар тоже, - добавил он, хитро подмигнув. Конечно, глупо было надеяться, что Джеймс ничего никому не расскажет. И всё же мне не хотелась ловить на себе лукавые взгляды десятка пар глаз её многочисленной родни, ждущей от нас то ли официального объявления отношений, то ли ещё чего-то, чего мы явно делать не собирались. Но желание увидеть Мари было сильнее всего, и все эти дни я жил в сладостном ожидании нашей встречи. Увидев меня, она не кинулась мне на шею. И даже не улыбнулась. Взгляд её, по обыкновению волчий, слегка задумчивый, ровным счётом не изменился, когда она коротко поздоровалась в ответ на моё приветствие. Это могло обмануть каждого, но только не меня. Я помнил наизусть все её письма, наполненные детскими страхами и горечью нашей разлуки. Незаметно ото всех, она на мгновение сжала мою руку, очертив указательным пальцем круг на моей ладони, после чего тотчас же скрылась в гостиной. Сегодня Нора вместила всех. Казалось, стены старого дома вот-вот не выдержат и рухнут от громкого детского смеха. И хотя шумели в основном только Джеймс и Фред, гостиная чирикала на все лады, и голоса детей заливистой трелью перебивали спокойные размеренные голоса взрослых. Я целовал в щёку и подставлял свою для поцелуев всех Уизли и Поттеров. Андромеда, всегда робеющая перед этой атмосферой праздника большой дружной семьи, натянуто улыбалась. - Тедди, садись сюда, - тащит меня за рукав Доминик. Она заливисто смеётся, якобы случайно, усаживая меня рядом со своей сестрой. Конечно же, она заметила то, что происходит между нами, уже давно, ещё во время моего летнего пребывания в коттедже Ракушка. Взмахнув рыжими волосами, она удаляется, по обыкновению насвистывая какую-то французскую песенку. - Она неисправима, - еле слышно шепчет Мари, вновь сплетая наши пальцы. - Привет, Тедди! – на соседний стул от меня опускается хорошенькая шестнадцатилетняя кузина Мари, Молли. – Сто лет тебя не видела! – она тянет пухленькие губки с намерением поцеловать меня в щёку. Похоже, до семьи Перси Уизли слухи ещё не дошли. Краем глаза я замечаю взгляд Мари, абсолютно волчий, словно она хочет немедленно впиться зубами в тоненькую шейку сестры. Никто, включая Билла и Флер, не замечает этого стального необычного блеска в больших глазах Мари-Виктуар. И только я вижу в них угрозу так чётко, словно она высказала её вслух. С каких пор я научился улавливать скрытые интонации в её голосе, распознавать неуловимые сигналы в шевелении её губ, различать цвета в необъятной палитре её глаз? Пожалуй, не могу сказать точно. И всё же, Мари по-прежнему оставалась для меня величайшей загадкой, зашифрованной книгой. Чем больше я изучал её – тем меньше понимал. И чем меньше понимал – тем больше любил, чувствуя, что невидимая нить крепко привязывает меня к ней, сплавляет нас в одно целое. Молли заваливает меня миллионом вопросов, смеясь и краснея после каждого односложного ответа. От веснушек на её хорошеньком личике понемногу начинает рябить в глазах, когда она то и дело наклоняется ко мне, пытаясь проникнуть за невидимую черту моего личного пространства. Наконец, её отвлекает Доминик, выражая бурные восхищения по поводу её платья. И хотя половина из них на французском, Молли просто светится от гордости. Впервые на губах Мари-Виктуар появляется улыбка, в то время как побледневшая Флер испуганно озирается по сторонам. - Она сказала, что её платье скорее похоже на ночнушку, - шепчет мне Мари. – Как хорошо, что никто не знает французского. Мы делаем вид, что увлечены прослушиванием какой-то глупой рождественской пьесы, что передаётся по радио. Вскоре она сменяется весёлой рождественской мелодией. Стараясь перекричать радиоприёмник, Перси в очередной раз рассказывает всем вокруг какую-то глупую несмешную историю. Его жена Одри ловит каждое его слово, а Молли, переглянувшись с Люси, краснеет так, что становится не видно веснушек. Никому больше нет дела до них. Под столом я нахожу руку Мари, легонько сжимая её ладонь. Она не смотрит на меня, наблюдая, как Роксана и Роуз крутятся перед всеми с одинаковыми косами, только что заплетёнными умелыми руками Флер. Но пальцы её ласково поглаживают меня в ответ. Старый приёмник хрипит, извергая новую, на этот раз грустную, протяжную мелодию. Миссис Молли Уизли просит сделать погромче, и уже через секунду всю гостиную обволакивает скрипучий голос Селестины Уорлок. Гермиона весьма недвусмысленно и, пожалуй, чересчур громко вздыхает, но тут же Рон, по-медвежьи обхватив её сзади, тащит на середину комнаты, а после, склонившись в галантном поклоне, приглашает на танец. Они движутся неумело и не в такт и, понимая это, сами сочувственно смеются собственной неуклюжести. - Они такие милые! – восхищается Молли, и, отведя глаза, добавляет: - Мне бы так! Я искоса наблюдаю за Мари. Её взгляд тоже прикован к танцующей чете. - Ужасно, - читаю по губам непроизнесённое слово. В это время Джинни, склоняется над столом с огромным пирогом, на пару мгновений заслонив от нас супругов Уизли. Короткий взгляд в мою сторону и еле уловимый наклон бровей в сторону Мари – и я понимаю миссис Поттер без слов. Поколебавшись с полсекунды, я резко выпаливаю: - Потанцуем? Несколько мгновений она смотрит на меня так, будто я предложил ей прогуляться голышом по Косому переулку. Потом резко наклоняется и шепчет над самым ухом: - Если ты будешь вилять бёдрами так же, как дядя Рон, клянусь волосами моей матери, Люпин: я тебя покусаю. Я улыбаюсь, словно сказанное – самое прекрасное и милое из той романтической чуши, которой обычно осыпают друг друга влюблённые. Поднявшись из-за стола, замечаю короткий одобрительный кивок Гарри и чуть лукавую улыбку его жены. Мари смотрит на меня серьёзно, словно мы собрались решать сложные трансфигурационные уравнения. «Она сама как трансфигурация – такая же сложная и непонятная», - приходит мне на ум. Это глупое, абсолютно не поэтическое сравнение смешит меня, и я кусаю губы, пытаясь изо всех сил сохранить серьёзный вид. Это не ускользает от внимания Мари-Виктуар, и её светлые, прекрасно очерченные брови взлетают вверх. Вместо ответа я кладу ей руку на талию, начиная плавные танцевальные движения. Она взглядом приковывает меня к себе, и на протяжении всего танца мы не прерываем этого контакта. Музыка заканчивается, и словно очнувшись, я торопливо замечаю, что взгляды присутствующих прикованы к нам. Миссис Молли Уизли и миссис Флер Уизли, единодушно умилённо вздыхают, пряча лица в громадные носовые платки. Андромеда более сдержанна, но в карих глазах её плещется всё понимающая спокойная нежность. Она коротко кивает мне, и опускает глаза. - Hubba hubba, ding ding, don't forget the wedding ring! * Мари мгновенно вспыхивает и прожигает взглядом пролетающего мимо нас с насмешливой песенкой Джеймса. Но тут она замечает побелевшую как мел Молли и, позабыв о том, что пятнадцать минут назад была готова разорвать её в клочья, смягчается. Что-то робкое проскальзывает в движении, когда она, словно извиняясь, наклоняет голову. Я крепко, успокаивающе сжимаю её ладонь, принимая лёгкое поглаживание в ответ. Радио, на миг смолкнув, переключается на нежную красивую мелодию. Мари легко встрепенулась и закрыла глаза. Мари застывает, полностью отдаваясь музыке, впитывая каждую ноту, наслаждаясь каждым звуком. Губы её шевелятся в блаженной полоумной улыбке, и я точно знаю, что в этот момент она видит и слышит то, что не ведомо никому из сидящих в гостиной. Я молча любуюсь, в надежде когда-нибудь разделить с ней её тайны, проникнуть в этот странный таинственный мир, имя которому Мари-Виктуар Уизли. И этой ночью мне это удаётся. - Ты помнишь музыку, что играла сегодня? – спрашивает она, улыбаясь. Я киваю, вглядываясь в такое редкое выражение безмятежности на её красивом лице. - Я хочу танцевать под неё, - говорит она полушёпотом. Мгновение, и её руки легко ложатся на мои плечи. В доме царит абсолютная тишина, раздаётся лишь мерное сопение где-то в углу. Но мы танцуем. Музыка, нежные звуки пианино звучат где-то внутри, в нашем едином сознании, словно через нас двоих проходит одна радиоволна. Тонкая рубашка соскальзывает с ещё по-детски округлых плеч, когда наш танец перемещается на постель. Сколько раз в мечтах я представлял себе этот миг! Представлял с опаской, со страхом разочароваться сам и разочаровать её. Это было не похоже ни на одну мою фантазию. Это было лучше, в тысячу раз лучше. По телу проносится ток удовольствия, но в то же мгновение я вижу судорогу боли на лице Мари и поспешно выхожу из неё. Сейчас она кажется как никогда маленькой, беззащитной и уязвимой. Но когда она открывает глаза, в них читается твёрдая решимость. - Давай, - шепчет она одними губами и выгибается мне навстречу. И я повинуюсь ей, падая в пропасть наслаждения. Любовь – это добровольный прыжок вниз. Ты знаешь, что обречён разбиться, но твёрдо веришь, что научился летать. Веришь, как верили люди за сто, тысячу, три тысячи лет до тебя, и как будут верить миллионы лет после тебя. Откуда-то издалека я слышу стон, и остатком сознания понимаю, что стону я. Стону, забывая, что дом полон людей. Мари подносит тонкий белый пальчик к моим губам, и я нежно целую его, вновь утопая в океане удовольствия. Её глаза полураскрыты. Тяжёлое дыхание вырывается из нежной округлой груди, и я ловлю его, вновь припадая к её губам, растворяясь в ней, теряя всяческую связь с действительностью…. В этом мире нет, никогда не было и никогда не будет никого, никого кроме нас. Сколько длилось это безумие? Пять минут? Полчаса? А может целую вечность… Удовольствие захлестнуло меня с головой, и я, не в состоянии больше сдерживать эту лавину, с громким стоном кончил. - Прости, - прошептал я, вновь найдя её губы. Она улыбнулась. Тепло, спокойно, открыто. В голубых глазах плескалось счастливое умиротворение. - Всё хорошо, Люпин, - ответила она, обнимая меня. - Я счастлива. Было подозрительно тихо. Нас могли слышать. Скорее всего, нас слышали. Но сейчас это было не важно. - Эту будет нашей маленькой рождественской тайной, - прошептала Мари, прижимаясь к моему плечу. - Пожалуй, мы слишком шумели, чтобы сохранить это в тайне, - возразил я. Она посмотрела на меня так, как смотрит взрослая женщина на неразумное дитя: снисходительно, с доброй понимающей улыбкой. - К чёрту, - говорит, наконец, она и закрывает глаза. За окном шумела метель, где-то далеко в лесу выл волк, но в нашем тёплом уютном маленьком мирке было хорошо и спокойно. Мари спала, положив голову мне на грудь. Я нежно поцеловал её белую макушку. «Боже, пусть так будет всегда», - подумал я, прежде чем провалиться в сон. *Английский аналог дразнилки «Тили-тили тесто, жених и невеста