Marble Moon II

В Лондоне была глубокая ночь. Темнота, разлившись по улицам подобно чернилам, убаюкала даже бессонные очи фонарей. В дышащем осенью небе не видно было звезд за облаками, и отсутствие месяца знаменовало новолуние. Интегре казалось, что она единственный в городе человек, бодрствующий этой ночью. Как она ни старалась, уснуть у нее не получалось. Бессонница и танец потрескивающего в камине огня рисовали на ее лице длинные усталые тени. Она сидела в гостиной, невидящим взглядом уставившись в темное окно, словно скованная невидимыми цепями уныния. Этажом выше в своей спальне точно так же не спала Арквейд. Такие безлунные ночи давались ей сложно. К тому же сегодняшний день подкинул ей несколько совсем невеселых поводов для размышления. Исчезновение Алукарда, как ни странно, повлияло на нее не слабее, чем на Интегру. И если раньше белая принцесса относилась к грядущей войне без должной серьезности, теперь она как-то прониклась желанием принять в ней участие. Ею двигало, конечно, не чувство мести. Но теперь Арквейд, несомненно, была лично заинтересована в конфликте семейства Хеллсинг и Миллениума. К тому же одна сумасшедшая идея не давала ей спать. Она все думала, приходила ли эта мысль в голову Интегре, или это только она сошла с ума из-за исчезновения Алукарда. В конце концов, она не выдержала, встала с постели и бесшумно спустилась в полутемную гостиную, где и застала неподвижно сидящую хозяйку дома. — Интегра, — позвала Арквейд негромко, и сэр Хеллсинг повернула к ней голову. Некоторое время они молча смотрели друг на друга, и казалось, что между ними лежит непреодолимая пропасть. Тень разделяла двух женщин, ясно обозначив одну из них как дитя дня, а другую — ночи. — Прости, что отвлекаю тебя, — продолжила белая принцесса после паузы. — Возможно, ты уже хотела идти спать... — Нет, — кратко проговорила Интегра, вновь направив взор на окно. — Я не могу. И снова тишина. В конце концов, Арквейд смогла лишь выдавить из себя: — Понимаю. — Что ты хотела? — Все так же не глядя на собеседницу спросила Интегра. — Знаешь, — без особой уверенности откликнулась последняя из Шинсо, — мне тут в голову пришла одна идея. На счет Алукарда... Хеллсинг вздрогнула, словно ей дали пощечину. Даже простое упоминание этого имени вгоняло острые иглы в ее сердце. Арквейд замолчала, не уверенная, стоит ли ей продолжать говорить. Но, по видимому, она решила, что будет только хуже, если она не доведет дело до конца. — Так вот. Алукард ведь когда-то давно был человеком, верно? Он ведь мертвый апостол. — Это так, — хрипло ответила Интегра. — Граф Дракула, до того, как превратиться в вампира, был валашским господарем Владом Цепешем. Так говорят легенды и записи моего деда. — Значит, теоретически он может быть у Трона Героев. Интегра вновь взглянула на Арквейд, недоуменно подняв брови. Истинный предок сказала сейчас нечто, чего Хеллсинг понять не могла. Арквейд пояснила: — Я говорю о том месте, где собраны все героические души человечества. Если Алукард — Влад Цепеш — когда-то был человеком... Он ведь оставил о себе большую славу в сердцах людей, так? Это значит, что он может быть призван как слуга в войне за Грааль. — О чем ты... говоришь? Кажется, Интегра начинала понимать, к чему клонит Арквейд. — Ты предлагаешь призвать Алукарда... как Слугу Грааля? — Нет, — Белая принцесса покачала головой. — Тогда... — Вы не сможете призвать Алукарда, потому что он мертвый апостол, — раздался неожиданно голос в одном из темных углов гостиной. Интегра и Арквейд подпрыгнули от неожиданности. Повернувшись к источнику звука, они смогли рассмотреть едва различимую человеческую фигуру. Арквейд одним движением, таким быстрым, что оно было неразличимо людскому взгляду, оказалась рядом с Интегрой. Принцесса истинных предков не казалась Хеллсинг хорошей защитницей, но поскольку Алукард... отсутствует... — Кто ты? — Голос Арквейд звучал низко, с непривычной угрозой. Интегра поразилась, услышав его. — Не ваш враг, — мягко проговорил стоящий в тени человек. И добавил, хмыкнув, — маленькая принцесса. Незнакомец сделал шаг вперед. Свет огня, как ни в чем не бывало потрескивающего в камине, упал на него, и обе девушки — вампирша и человек — издали одинаковый удивленный звук, означавший узнавание. — Я знал, что идея вернуть главный козырь семьи Хеллсинг придет в одну из ваших очаровательных голов, — сказал с улыбкой Зелретч. Стоящий здесь собственной персоной, он являл собой картину одновременно уместную и невероятную. — Поэтому и решил навестить вас. — Как вы... — Ну, я же маг, — Зелретч взглянул на Интегру с усмешкой. Впрочем, она сочла ее не слишком оскорбительной. — И к тому же такой же вампир, каким был ваш слуга. Он ведь вам показывал свои фокусы, не так ли? Сказав это, маршал-волшебник вновь повернулся к Арквейд. — Итак, на счет Алукарда, — проговорил он негромко, откашлявшись. — Строго говоря, он служитель Гайи, а не Алайи. Если вы хотите призвать вампира, у вас ничего не выйдет. Но Дракулу-человека — Влада Цепеша — призвать возможно. Для этого вам даже не нужна особая подготовка: Грааль все сделает сам. Вам нужен только катализатор. Какая-то вещь, которая принадлежала Алукарду. С этим-то у вас проблем, уверен, не возникнет. Некоторое время Интегра сидела неподвижно, а затем медленно встала и, не сказав ни слова, прошла мимо Арквейд и Зелретча к выходу из гостиной. Оба последовала за ней, и вскоре они стояли в просторном подвале, где обитал Алукард. На сиденье огромного, похожего на трон кресла лежала пара пистолетов, словно хозяин отлучился на секунду, оставив оружие дожидаться себя. Касулл. Да, этот пистолет, пожалуй, годится. Алукард пользовался им долгое время, и оружие помнило руки своего хозяина; оно словно впитало в себя часть его личности. Так что все должно было сработать. Не могло не сработать. Интегра все так же медленно приблизилась к креслу-трону и осторожно взяла Касулл в руки, оставив его «брата» лежать на месте. Она повернулась к Арквейд и криво ухмыльнулась: — Думаю, это сойдет для ритуала. Принцесса Шинсо только молча кивнула в ответ. Вскоре все приготовления были завершены. Круг призыва Арквейд рисовала на полу в подвале сама, Интегра лишь наблюдала за ней, расположившись в огромном кресле Алукарда. Ее била крупная дрожь — с одной стороны, здесь было довольно прохладно (вампиры на температуру воздуха внимания, само собой, не обращают), а с другой... у нее по спине бежали мурашки от мысли, что она замешана в каком-то непонятном магическом ритуале. Зелретч занял позицию неподалеку от принцессы, изредка подсказывая ей, если замечал какие-то серьезные огрехи. — Круг призыва, — говорил он наставительным тоном, — главная часть ритуала. Практически это единственное, что зависит от Мастера напрямую. Если есть круг — Грааль позаботится о Слуге. Наконец, Арквейд поднялась на ноги и отряхнула с рук пыль. Она взглянула на Интегру и кивнула ей — молча и без своей обычной жизнерадостной улыбки. Только одно это должно было показать Хеллсинг, сколь серьезно дело, в которое они ввязываются. По договоренности официальным мастером призванного Дракулы должна была стать Арквейд. В отличие от Интегры, в которой не было ни капли магической энергии, дочь Багряной Луны была гораздо лучшим кандидатом в мастера. Главное, чтобы сам Алукард — то есть нет, Влад Цепеш — признал ее своей хозяйкой. Интегра сомневалась, что грозный валашский князь вообще способен терпеть чью-то власть над собою. Но в данном случае у него не было выхода. — Что ж, приступим, — негромко проговорила Арквейд, но ее голос эхом разнесся по подвалу, отразившись в темных углах. Зелретч кивнул. — Да, пора, — в тон ей откликнулась Интегра, встав на ноги. Но пришло еще немного времени, прежде чем Арквейд начала читать заклинание призыва. — Услышь мои слова, — говорила она. Не было больше ветреной и наивной девушки. В круге стояла белая принцесса Шинсо, величественная и могущественная, какой ее помнил мир почти тысячу лет назад. — Моя воля пусть создает твое тело, твой меч пусть вершит мою судьбу. Стоявший возле Арквейд Зелретч улыбался. Интегра видела эту улыбку на его лице, и от нее Хеллсинг охватывала необъяснимая тревога. — Если ты слышишь зов Грааля, — продолжила дочь Багряной Луны. Ее голос становился все сильнее, он словно громом отдавался в ушах Интегры. — Если подчиняешься моей воле, ответь мне! — Я клянусь, что стану всем добром этого мира и одолею все зло. Ты, запечатанный на семи небесах тремя великими словами силы, — когтем она разрезала свою ладонь, и несколько капель крови упали на пол, — выйди из замкнутого круга, защитник небес! Последнее эхо отзвучало в пустоте подвала, и настала пронзительная тишина. Арквейд и Интегра посмотрели друг на друга в недоумении, и Хеллсинг открыла рот, чтобы сказать, что у них что-то не получилось. Но ни звука не сорвалось с ее губ, потому что магический круг, прежде практически не видимый во мраке, неожиданно вспыхнул ослепительным светом. Откуда не возьмись подул сильный ветер, закрутив в вихре легкие облачка стелящегося в полу тумана — тоже непонятно откуда возникшего в закрытом помещении. Свет, полный магической энергии, залил все кругом, и на секунду Интегре, безуспешно защищающей глаза ладонями, показалось, что она ослепла. И все же она продолжала вглядываться в свет, отчаянно щуря глаза. Она вскочила на ноги, но все равно едва различала фигуру Арквейд. Раньше ей казалось, что вампирша стояла не так уж и далеко, но теперь она ощутила себя отрезанной от нее и от всего остального мира. Секунды превратились в часы, замедлив свой бег, словно время в недоумении остановилось в этом странном месте. Но вдруг Интегра услышала голос, показавшийся ей хорошо известным и одновременно совершенно незнакомым. Глубокий мужской голос; по спине от него бегут мурашки, а на руках встают дыбом волосы. Этот голос всегда внушал Интегре страх. С тех самых пор, когда она впервые услышала его в этом же самом подвале. Это было почти десять лет назад. Голос спросил: — Ответь мне, ты ли мой Мастер? Повисла пауза, и Интегре подумалось, что Арквейд, наверное, в шоке, раз не может ответить. Постепенно ослепительный свет начинал тускнеть, и Хеллсинг смутно различила две фигуры. Одна из них стояла совсем близко к магическому кругу, а другая — в самом его центре. Интегра почувствовала, как ее сердце пропустило пару ударов. Она вся подалась вперед, пытаясь скорее разглядеть вторую фигуру. В это время Арквейд, наконец, нашла в себе силы ответить на вопрос, но ее голос прозвучал глухо и не слишком уверенно. — Да. Да, я твой Мастер. И вновь тишина. На негнущихся ногах Интегра сделала шаг у кругу. — Алукард? — Спросила она тихо, и ее голос прозвучал неожиданно для нее самой. Она не помнила, когда в последний раз говорила так жалобно, словно маленькая девочка. Это было столь странно, что Интегре на миг стало стыдно и противно, но эти чувства быстро отступили под напором других, более уместных, и сэр Хеллсинг более не задумывалась о пустяках. — Алукард, это ты? Теперь уже свет померк окончательно, и лишь линии магического круга разгоняли тьму подвала тусклым своим сиянием. Интегра увидела во мраке высокого мужчину. Да, несомненно, они призвали того, кого надо. Но это был не Алукард, а тот человек, которым он был при жизни. Граф Дракула, государь Влад Цепеш, знаменитейший из валашских князей, чья слава превзошла даже известность его отца. Он был облачен в тяжелые доспехи темного металла; его волосы и полы плаща слегка шевелил еще не утихнувший магический ветер. Глаза Дракулы неотрывно смотрели на его Мастера. Сердце Интегры уколола игла непонятного ей ранее чувства. Неужели это... ревность? Смешно. Да, он смотрел на Арквейд так, как прежде Алукард смотрел только на нее, Интегру. В этом было нечто глубоко неправильное. Интегра даже не могла толком сказать, что именно ее так возмущало. Да и времени на то, чтобы это обдумать не было. И еще кое-что отличало этого Дракулу от ее Алукарда. Он не улыбался. Совсем. На его лице застыла непроницаемая маска отчуждения. Это было так странно: видеть на знакомом лице столь непривычное выражение. Словно это был другой человек. Но это ведь и был другой человек. Не забывай об этом, Интегра. Медленно Дракула перевел взгляд с Арквейд на Интегру, и на лице его как будто что-то дрогнуло, но он не сказал ни слова и вновь взглянул на Арквейд. — Мой Мастер, — проговорил он голосом, так похожим на голос Алукарда, но с совершенно другой интонацией. — Я ответил на твой призыв и отныне я твой Слуга. Укажи мне на врага и направь мое оружие, чтобы я смог защитить тебя и принести тебе Великий Грааль. Ведь так велит наш договор. — Я... — Арквейд растерялась. Видимо, она тоже не совсем ясно представляла, кого именно они призывают. И теперь общение с Дракулой давалось ей еще труднее, чем с прежним Алукардом. Оторвав взгляд от только что призванного Слуги, Арквейд попыталась отыскать глазами Зелретча. Но маршал-волшебник как сквозь землю провалился. Возможно, решил, что раз его миссия здесь выполнена, задерживаться здесь больше нет нужды. — Какой у тебя класс? — Перебила ее Интегра, по старой привычке обращаясь к слуге напрямую. И лишь когда холодный взгляд Дракулы ожог ее лицо, она поняла, что это больше не ее слуга. — Мастер, должен ли я ответить на сей вопрос? — Спросил Дракула у Арквейд, вновь взглянув на нее. Та лишь слабо кивнула, и тогда он вытянул руки вперед, и в них появилось два пистолета — те самые, которыми пользовался вампир-Алукард. — Я Арчер, — сказал Дракула спокойно. — Думаю, я легко мог бы быть призван, как Лансер, благодаря своей репутации колосажателя, но почему-то не сложилось. И впервые его лицо — лицо Дракулы — посетила хорошо знакомая Интегре улыбка. Алукард вернулся. — Эта история нравится мне все больше и больше, — голос, сказавший эти слова, принадлежал явно очень юному созданию. Тем страннее было слышать их здесь, на крыше, среди ночи. Однако девочку-подростка странность ситуации, похоже, совершенно не волновала. Она сидела, свесив худенькие ножки, на самом краю, и без какого-либо страха смотрела вниз, на спящий город. Черные ботиночки, бывшие модными, кажется, в прошлом столетии, так и болтались туда-сюда. Ночной ветер играл прядями ее волос, таких длинных, что казалось, они достанут до земли, если девочка решит сбросить их вниз, как в сказке о Рапунцель. Только в отличие от светловолосой принцессы, волосы юной леди были абсолютно черны. В них даже не было никакого блеска; они казались сотканными из предначальной тьмы и, спокойно лежащие подле своей хозяйки, являли собой саму ночную бездну. Глаза же юной леди, как и у всякого уважающего себя вампира, были красными. На бледном лице в обрамлении черных волос они казались запретными плодами из священного сада. Как и те плоды, они несли смерть любому, кто будет очарован ими. — С каждой минутой становится все интереснее, правда же? Давненько мне не встречалось таких непредсказуемых сюжетов! — Если на крыше и присутствовал собеседник, к которому обращалась девочка, видно его не было. Кроме ее собственного веселого голоса и дыхания ночи, не слышно было ни звука. Казалось, весь мир в молчаливом восхищении сосредоточился на ней, на ее алых глазах и искренней, такой веселой и беззаботной, улыбке. Нечеловечески изящным движением девочка поднялась на ноги и закружилась в каком-то неописуемом танце. Несмотря на то, что девочка выглядела абсолютно невинно, каждое ее движение говорило об опасности. Она, эта опасность, словно бы вступала в конфликт с мирным и хрупким видом ребенка; не было в мире чего-то столь же противоречивого по своей сути. Девочка танцевала в ночной тиши. Ее волосы вились за спиной, словно черные крылья. Зрелище было настолько же прекрасное, насколько и... ...Чудовищное. Словно осознавая собственный парадокс, девочка неожиданно засмеялась. Этот смех был кристально чистым, ангельским, но мир в этот момент словно дал по тормозам. Будто поезд, идущий по железной дороге, вдруг попытался остановиться на полном ходу по воле безумного машиниста. Если она и была херувимом, то явившемся прямиком из адской бездны. Девочка прервала свой танец, изящно раскинув руки. Подняв лицо и глядя в небеса, в то самое место, где висела невидимая черная луна, отвернувшая от земли лицо, она сказала: — Ах! До чего чудесно, до чего весело! Наконец-то я, Альтруж Брюнстад, смогу хоть немного развлечься. В последнее время мир стал таким скучным... С этими словами темная принцесса мертвых апостолов отвернулась от лежащего у ее ног мира. Она вглядывалась во мрак, хоть и было очевидно, что там ничего нет. Однако девочка вновь улыбнулась, словно знала, что что-то там точно есть. — Пора начать веселье, — теперь она говорила совсем негромко. Если бы ветер осмелился, он мог легко перекрыть ее тихий голос. Но ветер молчал. Девочка неторопливо прошла по краю крыши, словно выбирая место получше. Затем она вновь повернулась к месту, где ничего не было. — Как считаешь, а, мой Слуга? А спустя мгновение девочка исчезла. Человеческому глазу ее движение было неразличимо; но если наблюдающий был не человеком, он мог бы заметить, как Альтруж сделала шаг назад и покинула крышу самым быстрым способом — спрыгнула вниз. Никто не бросился за нею следом, чтобы остановить или хотя бы проверить, разбилась ли она, упав с такой высоты. Однако чей-то голос ответил на ее последний вопрос: — Разумеется, ваше высочество.