Упущенное время

Солнце, прощально моргнув золотым лучом, скрылось за крепостными стенами Монтериджони и новоприобретенные слуги возрождающегося поместья начали зажигать в комнатах свечи. Кроме двух: молодого хозяина и его матери. Несчастная женщина почти лишилась рассудка из-за гибели мужа и двоих сыновей и уже почти не реагировала на окружающую обстановку… - Если так пойдет и дальше, Клаудия, она может погибнуть, - покачал головой Марио, глядя на, с трудом сдерживающую слезы, племянницу. – Сейчас ее состояние ухудшилось, и я опасаюсь… - мужчина не договорил, лишь ободряюще потрепал девушку по плечу. Ну не умел глава клана Аудиторе обращаться с юными барышнями, если, конечно, они не куртизанки. - Я понимаю, - глухо ответила та, и, глубоко вздохнув, зашла в комнату матери, помогая служанке уложить ее в постель… А молитва Марии не прекращалась даже во сне, пока, наконец, на нее не ответили. - И долго ты собираешься так существовать? – недовольно поинтересовался светящийся женский силуэт. - Святая Дева Мария, молю защити души их, - неистово шептала итальянка. Некто закашлялся, яркое золотое свечение погасло, и, перед благоговейно замершей Аудиторе, появилась женщина в светло-сером, балахонистом одеянии с капюшоном и алым узорчатым поясом. - Имя – то ты угадала, но вот сложно считаться святой при том, что мой клинок в крови по самую гарду да и девой остаться мне муж не позволил, - с неким ехидством произнесла она, и внезапно отвесила Аудиторе довольно увесистую оплеуху. – Ну и что ты творишь?! - За что вы меня ударили? – холодно поинтересовалась та, даже не прикоснувшись к покрасневшей щеке. - За твое издевательство над своими собственными детьми! – рявкнула ударившая. – Да, двое твоих детей и муж сейчас у престола Господня, но двое других живы, какое ты имела право забывать о них?! - Какое ты имеешь право осуждать меня, если сама ничего не понимаешь…- начала было итальянка. - Я не понимаю?! – еще больше взъярилась женщина в балахоне. – Моего младшего сына казнили по навету, и даже не тамплиеры, а его собственные братья по оружию, только из-за того, что один из старших Мастеров ненавидел моего мужа! И моему мальчику перед смертью сказали, что это был приказ его отца, - отчаянный крик прекратился, но шепот оказался еще более страшным. – И ты думаешь, что я похоронила себя вместе с ним? Ха, да если бы меня не убили, то я кровью умыла ту тварь! – она замолчала. – Но знаешь, я никогда бы не допустила, чтобы моя внучка или старший сын, а тем более муж видели мою боль…И ты еще смеешь называть себя женой ассасина?! - Как ты говоришь, твое имя? – потрясенно спросила Мария Аудиторе, дрожа всем телом от осознания того, что происходило все эти годы.. - Леди Торпе, - женщина присела в реверансе. – А в замужестве Мария ибн Ла-Ахад. Видение начало меркнуть, и итальянка, почувствовав на лице обжигающий солнечный луч, открыла глаза. Свежее утреннее солнце поднималось над виллой знаменуя начало нового дня. Женщина осторожно выглянула в окно и потрясенно замерла. Прямо под стенами на траве молодая девушка с явным знанием дела размахивала длинным стилетом, будучи одетой в длинное флорентийское платье. Изящные уходы и плавные выпады, черные волосы даже не растрепались в сложной прическе, а лицо было жестким и холодным, но таким… родным… - Клаудия, - прошептала Мария, и вздрогнула, услышав легкий, еле слышный скрип шкатулки – последнего подарка Петруччо. Резкий разворот и средних лет мужчина с щетиной в белом плаще почти испуганно посмотрел на нее теплыми орехового цвета глазами. – Эцио, - она с трудом узнала в этом, уже без сомнения, достаточно опытном воине своего балагура-сына. Женщина пошатнулась, поняв, о чем предупреждала ее незнакомка из сна. Сколько же она упустила, будучи занятой, только собой и своим горем. - Мама? – неуверенный голос полузнакомого сына. - Да сынок, что-то случилось? – флорентийка улыбнулась, всеми силами сдерживая слезы боли. И мужчина улыбнулся ей в ответ, все той же, детской улыбкой… может, еще не все потеряно?