Я так хочу повернуть время назад

Без нее квартира опустела. Это так явно бросается в глаза, едва он переступает порог, что Элайджа старается проводить здесь как можно меньше времени, а последнюю неделю и вовсе живет у Аларика и Изобелл. Лучшие друзья – они, конечно, не бросили его, вот только и помочь не могли. Черепно-мозговая травма – чертов диагноз, отобравший у него смысл последних лет жизни. Безусловно, Элайджа был рад, что все закончилось так, а не чем-нибудь похуже, но теперь Елена не помнит его. Вернее, помнит, как и всех остальных, но ее пострадавший разум перевернул привычный мир вверх тормашками. Врачи только разводили руками, призывая набраться терпения и по возможности не опровергать хоть какие-то ее фантазии. Они же решили не опровергать все, ведь вся теперешняя реальность Елены и была одной большой до мелочей логичной и продуманной фантазией. В которой он – Древний вампир. Элайджа грустно покачал головой, включая кофемашину. До появления в его жизни Елены он не придавал кофе особого значения, предпочитая обычный двойной эспрессо, который постоянно покупал перед занятиями. Она же любила латте, макиатто, капучино и множество других разновидностей и сочетаний, и ему пришлось задуматься о приобретении способной на такое машины. Со временем он полюбил амаретто, но так и не научился без удивления смотреть, как после добавления сиропа она сыпет в кружку шарики, или шоколадную крошку, или маленькие конфетки. Она всегда замечала его реакцию, смеялась и честно предлагала ему половину напитка; он неизменно отказывался от такого щедрого предложения, довольствуясь поцелуем с привкусом кофе. Это вообще было их особое удовольствие – поцелуи на завтрак, когда обоим уже было нужно бежать на занятия, но они всегда задерживались у дверей, не в силах оторваться друг от друга. Поэтому она перестала красить губы: лишние минуты, чтобы подправить свои и стереть с его. А так – никаких следов, если не считать сам вид, конечно. После встречи с ним она вообще почти перестала пользоваться косметикой, зная, что он любит ее именно такой: в любимых джинсовых шортах и футболке, босая и ненакрашенная – живая, веселая, без грамма искусственности девочка, всегда готовая к приключениям. Даже сейчас она оставалась такой же, только напуганной – Элайджа наблюдал за ней все эти дни через стекло палаты, мечтая оказаться рядом, обнять и успокоить. Его объятия всегда срабатывали, успокаивая после удушающих кошмаров, когда она просыпалась вся в слезах, не сразу понимая, что с момента трагедии на мосту минуло несколько лет. Она долго всхлипывала у него на груди, позволяя мерному стуку сердца убаюкать себя, и Элайджа оставлял гореть ночник, пусть и не высыпался при свете. Утром она тщательно маскировала синяки под глазами, пила черный кофе без сахара и отказывалась от предложения подвезти, отправляясь пешком. Она любила прогулки в любое время года и при любой погоде: на подставке до сих пор стояли три пары ее каверсов и лишь одни туфли на высоком каблуке. Стильные и черные. В сочетании с коротким красным платьем-рубашкой они произвели на него неизгладимое впечатление на их первом свидании. Она тогда являлась его студенткой, и такие отношения были под запретом. Ее это не остановило. С завидным упорством она раз за разом делала шаг ему навстречу, пока однажды он не сдался, и их первый поцелуй состоялся в пустой аудитории. Он перевелся в другой университет, выдержав тяжкий разговор с начальством и Дженной, настороженной выбором племянницы. Ему удалось сохранить зарождающиеся отношения не похоронив карьеры, и он был счастлив. Спустя месяц Елена переехала к нему, до неузнаваемости изменив жизнь и квартиру. Скромное жилище одинокого холостяка преобразилось, когда на многочисленных стеллажах с книгами нашлось место рамкам с фотографиями и всевозможным безделушкам. Да и письменный стол в кабинете они теперь делили на двоих; Елена отказывалась от еще одного, мотивируя тем, что большую часть времени проводит с ноутбуком в любимом кресле. Надо будет вернуть ей конспекты. Они так и остались лежать на столе вместе с разноцветными ручками, которыми она любила пользоваться. Почти все она писала красной и изредка – черной, для дневника же всегда использовала синюю. Он тоже остался лежать на столе: небольшой ежедневник в коричневой обложке, раскрытый на недописанной странице. Элайджа осторожно закрыл его, откладывая в сторону. Он никогда не стал бы читать; наверное, поэтому Елена и не прятала столь личную вещь, привычно оставляя на столе; а собираясь второпях, как в тот роковой день, даже не закрывала. Он мог часами смотреть на ее аккуратный мелкий почерк, не вникая в суть написанного, просто вспоминая ее нежные руки. Елена быстро поняла его тайную страсть и перешла на одежду с коротким рукавом. Не считая подаренного им кольца и купленного на музыкальном фестивале любимого браслета, украшений она не носила, но Элайджа все равно не мог оторвать взгляд от кожаных полосок, плотно обхватывающих ее тонкое запястье. Он любил целовать ее, прижимаясь губами над этим незамысловатым украшением, у самого запястья, и, может, поэтому ее разум превратил его в вампира. Древнего, благородного и самого нормального в этой сумасшедшей семье. Он оценил иронию. О рассказах он узнал случайно: решил воспользоваться ее компьютером, пока ремонтировали его. Желание стать писательницей не оставило Елену даже после поступления на медицинский, но он всегда считал, что реализовывалось оно в том, что она вела дневник. Это был единственный случай, когда он читал что-то в ее компьютере без разрешения и не собирался об этом жалеть. Цикл историй о девушке, познакомившейся с вампиров и оказавшейся втянутой в сверхъестественный мир, настолько увлек его, что он даже не заметил возвращения автора. Она выглядела смущенной и немного расстроенной, когда поняла, чем именно он занят; и ушло много времени, прежде чем она согласилась выложить хоть что-то в Интернет, чтобы доказать самой себе свой талант. Первые восторженные отзывы они отпраздновали романтическим ужином на разноцветных тарелках, купленных ею на местной распродаже. Свечей у них не нашлось, зато расставленные на полу маленькие светильники отлично справились с созданием нужной атмосферы. Они разбили зеленую тарелку, а на светлой обивке итальянского дивана виднелось невыводимое пятно от кофе, спрятанное под покрывало цвета тигровой шкуры. То самое покрывало, что так часто оказывалось на полу, когда они устраивали импровизированный пикник перед телевизором. И всю последующую неделю Элайджа ходил в водолазках, пряча засосы на шее. Он никогда не позволял себе такого по отношению к ней, но совершенно не возражал против оставленных ею меток. А еще теперь не мог спокойно смотреть на галстуки, вынужденный часто их носить. Она же не могла спокойно смотреть на зеркало. Он всегда оставлял на нем маленькие записочки, если их расписания не совпадали, – традиция, появившаяся после ее жалобы на бездушные электронные сообщения. Элайджа действительно давно не писал настоящих писем, и такой способ общения нравился ему гораздо больше сообщений в телефоне. Позже он узнал, что Елена их все хранила. В большой шкатулке с павлинами, привезенной им из отпуска много лет назад. Ее купила Кэтрин – его бывшая жена, и это была единственная вещь, которую он зачем-то оставил после развода. Елена об этом знала, но явно не собиралась избавляться от шкатулки, найдя ей применение. Да и не к чему было ревновать: все давно отгорело и остыло, они с Кэтрин не виделись много лет, и Элайджа хотел, чтобы так оставалось и дальше. С Еленой он видится каждое утро в парке: она гуляет с Джереми или Кэролайн, он выгуливает их собаку. Сьюки принес он сам полгода назад: маленький промокший щенок был почти незаметен в пелене дождя и едва не оказался у него под колесами. Элайджа так и не понял, что общего у пекинеса и героини любимого Еленой сериала «Настоящая кровь», но имя прижилось, а сама собака стала настоящим членом семьи. Ей позволялось все, запрещалось лишь прыгать на кровать: Елена очень дорожила любимым покрывалом. Так же, как и журналами, что хранятся теперь в маленькой передвижной тумбочке. Она стала первым совместным приобретением, совершенно спонтанным и вызвавшим много споров, зато оказалась очень удобна в роли пуфика. Правда, Элайджа предпочитал, когда ноги Елены оказывались на его коленях, и можно было, не отвлекаясь от фильма, наслаждаться мягкостью ее кожи; но и любоваться видом длинных стройных ножек ему тоже нравилось. Обычно это всегда оборачивалось в ущерб сюжету, и Елена немного сердилась, ругая его за рассеянность. Она любила обсуждать с ним фильмы, сравнивая позиции и взгляды, и обычно они приходили к единому мнению. Иногда он специально брал те же книги – им никогда не было настолько скучно друг с другом, чтобы постоянно искать чьей-то компании. Они оба предпочитали держать личную жизнь в секрете, доверяя только близким, и их гостей за все это время можно пересчитать по пальцам. Он познакомился со всеми ее друзьями, она стала частой гостьей в доме Аларика и Изобелл. Собственно, именно с ней она купила напольную китайскую вазу, которую использовала для хранения всяких мелочей. Елена не любила срезанные цветы, исключая пионы, и он иногда дарил ей небольшие букеты этих розовых или снежно-белых цветов. Она ставила их в вазу, покрытую синей глазурью, и, пока цветы не начинали увядать, проводила здесь, на кухне, все время. Элайджа с грустью посмотрел на засохшие пионы, купленные на их годовщину. Скоро цветы придется выбросить, а покупать новые – некому, вряд ли Елена согласится вернуться сюда, находясь во власти своих иллюзий. Звонок телефона отвлек его от невеселых мыслей, и Элайджа нажал «принять», даже не взглянув на имя абонента. – Здравствуй. – Голос Дженны был грустный и усталый. – Хочу поговорить о вас с Еленой. Можешь приехать? – Конечно.