Веришь, нет?

«...Так дни идут, печали умножая. Как за тебя мне Господа молить? Ты угадал: моя любовь такая, Что даже ты не мог её убить…» А, веришь, после твоей смерти я собирала себя по кусочкам. За очень хрупким, почти хрустальным окном, чудовищно медленно занимается рассвет. Рассвет символизирует новую жизнь, новый день, который, конечно обещает нам много нового и интересного. Но не для меня, ведь жизнь моя – лишь трясина, пожирающая меня с каждым восходом солнца всё более. И даже тёплый, в своих оттенках витраж, не спасает от снедающий меня тоски. Я медленно, почти изящно вытяну из заднего кармана брюк чуть смятую пачку сигарет. Видела бы сейчас меня моя мать, с младенчества внушающая мне, что чистокровные девушки должны быть выше этих низменных магловских привычек. Нет, никто в нашем доме не страдал снобизмом многих аристократических семей. Мы были из тех, кто тихонько молчал в тряпочку и лишь брезгливо сморщивали нос при появлении грязнокровок. Пускай, прошло уже два года с его смерти я всё ещё чувствую себя… потерянной, сломанной, разбитой?! Вероятно, во всём мире не нашлось бы слова, полностью характеризующего моё состояние. Боль не ушла, отчаянье не исчезло, а за спиной не выросли новые крылья, которые ты, чёрт возьми, так старательном мне обломал! Помню ли я тебя? Помню. Каждый твой шаг, каждое твоё дыхание, каждый твой легкий поцелуй и украдкой брошенный взгляд. Я помню всё. Скажи, почему ты не боролся? Почему предпочёл умереть и оставить меня здесь, в этом грёбанном мире, совершенно одну?! И перед этим буквально потоптался на моих чувствах, на моём сердце и на моей душе? И мне совершенно плевать, что от смертельного проклятья не спасаются и бороться с ним совершенно бессмысленно. Веришь, нет? Нашлась та вещь, на которую мне плевать с Астрономической башни. Но от этого не легче, нет. Как бы я не старалась переложить всю вину на тебя, я знаю лишь то, что во всём виновата я. Если бы я настояла на своём, вцепилась бы в тебя и не отпускала, ползала бы в твоих ногах, слёзно умоляя не уходить ведь… тогда ты был бы жив, да? И мне даже не надо было подходить ближе, что бы увидеть твоё бездыханное тело в руках Поттера. Но ноги, против воли, по инерции всё же подвели меня к тебе. Ты мёртв, а Поттер – жив. Такая, извечно странная аксиома, ломающая меня изнутри. А он рыдал. Шептал что-то о Тёмном Лорде и рыдал. Как же я ненавидела его в тот момент! Готова была растерзать, разломать, выцарапать глаза и выдрать сердце. Но я лишь поднесла руку к губам, гася немой крик, который рвался из моей груди. И я смешалась с толпой. Бежала, бежала, пока в боку не закололо, пока я попросту ничего не могла видеть, пока ноги не загорели адским пламенем, пока сердце моё не оборвалось, я бежала. А потом была лишь темнота и отчаянно пульсирующие точки, заполоняющие мой мозг и тлетворный запах мертвечины и боль! Её было катастрофически много, она раздирала меня изнутри, вцеплялась в сердце и ломала его на куски. Она была настолько осязаемой, что её можно было потрогать, ощутить всю гамму её цвета и почувствовать её металлический привкус во рту. Я просто раздирала свою грудную клетку стремясь вырвать своё сердце из его убежища, стремясь отомстить за твой уход, обрывая все концы, все нити связывающие меня с тобой. Что было дальше, я помню лишь в туманных очертаниях. Остро помню лишь то, когда я, как тряпичная кукла рухнула на сырую, влажную землю и уткнулась в неё, как в спасительное одеяло. Помню нечеловеческий вой, пронзивший сумеречную дрёму Запретного леса. Помню вторившие мне совиные крики и эхо, которое стало моим спутником и по сей день. И лишь темнота была моим союзником, ласково шепчущая о спасительном забытии. А потом был Отряд Дамблдора и дикое желание отомстить, поднимающее всё низменные и постыдные желания и тошнотворное отвращение ко всему миру с налётом ненависти. И учебный год, полный жалости и слёз. Веришь, я даже встречалась с Поттером, пытаясь понять и разобраться в своей… ненависти. Я ненавижу его. Всей моей чёрствой душой, моим чернильным сердцем и моей прогнившей верой в счастье. Ненавижу до дрожащих рук и отчаянно бегающих глаз, ненавижу до кровавых борозд на моём теле и вырванных вороньих волос. И лишь эта ненависть не даёт погрузиться и захлебнуться в моей боли. А, веришь, нет, но я всё ещё жду тебя, мой солнечный пуффендуец.