Рожденный в облаках

Ярость… ярость, всеобъемлющая и всепоглощающая, тысячелетиями подспудно передававшаяся от отца к сыну путем страшного ритуала, веками взращиваемая невидимой силой драконьей природы подобно человеческому инстинкту продолжения рода. Ярость, стремительным лавовым потоком растекавшаяся по венам от едва ощутимого прикосновения к невинной девушке. Ярость, однажды проснувшаяся в душе ребенка, в глазах которого навсегда застыл образ поверженного отца-дракона, вспыхнула, словно огненный цветок в небе, от неожиданного и надрывно-искреннего поцелуя жертвы – залп огня, натолкнувшийся на невидимую преграду, рассыпавшийся на тысячи мелких искр. Ярость вспыхнула и растаяла, точно брошенный в воду уголёк, шипя и распыляя прощальный дымок над колеблющейся поверхностью стихии. Дракон опустил голову, растеряно, с робко зарождающейся искрой доверия в медовых глазах. Шумное дыхание пепельной волной ударило в лицо Мирославы. Она с надеждой, покорно отдавшись судьбе, смотрела на каменный, усыпанный ритуальным пеплом тысячи страдалиц пол. «Пусть будет всё, как ты хочешь», - эхом звенела в голове её же собственная фраза, сердце пропускало один удар за другим, но Мира твердо знала: отныне и впредь другого пути у неё нет. Огромные, некогда пышущие жаждой спалить всё вокруг ноздри громадного зверя последний раз испустили облако серого тлена, прежде чем он смиренно опустил свою массивную чешуйчатую голову на хрупкие колени девушки. Мирослава тихо охнула и плавно положила трепещущие от волнения ладони на влажный драконий лоб, с опаской глядя в лавовую бездну его глаз, такого чужого и родного одновременно: - Побудь со мной таким, дай мне к тебе привыкнуть, - тихая, преисполненная нежности просьба парным молоком, заживляющим бальзамом растеклась по выжженным ранам души не дракона, но уже человека, заточенного в плен драконьего тела, человека, имеющего власть над прежде необузданной, стихийной яростью. Он затих, боясь спугнуть робкий и трепетный момент: Мира сначала осторожно коснулась щекой прохладной, покрытой испариной, чешуйчатой кожи, затем уверенно прижалась к ней, медленно провела рукой по рельефному, словно неотесанный камень, лбу, кончиками пальцев обводя каждую бороздку. С каждым её прикосновением дракон чувствовал, как его собственное сердце, будто очнувшееся после многовековой зимней спячки, медленно таяло, и как молодое дерево жадно прорастает своими корнями в благодатную почву, так и стук его сердца, точно пущенные корни, отзвуком отдавался в каждом уголке тела, где невидимым флёром оставалось тепло руки Мирославы. Трепетное единение двух душ, интимное, тихое, нарушаемое глубоким мерным дыханием. Огромный огнедышащий ящер лежал на юных девичьих коленях, словно мурлычущий кот. Мира тихонько гладила его, навечно свыкаясь с мыслью о неделимости двух сущностей своего избранника. - Я люблю тебя, Арман, - ещё раз тихо прошептала девушка, готовая принять его в любом обличии, лишь бы только быть рядом. Дракон вновь насторожился, тяжело поднял голову, словно решаясь на что-то, с трудом сделал несколько нерешительных шагов назад, борясь со жгучим желанием взмахнуть крылом и скрыться в ночном небе, лишь бы снова не быть раздавленным волной неконтролируемой ярости или того хуже - её разочарования. Мира удивленно и выжидающе уставилась на ящера, в глаза брызнули потоки яркого, ослепляющего пламени, и в воздухе остался только мерцающий миллиардами золотых искр силуэт дракона - перед ней стоял Арман. Он тяжело дышал, вздымая мускулистую грудь, лицо отчаянно-бледное, но глаза горели растерянностью и человеческой надеждой. Что скажет она теперь человеку? Тому, чьи слова любви заведомо сгорели вместе с так и неподаренными цветами? Тому, кто вырвал её из сердца и, растерзанный, выгнал с острова? Душа Мирославы сжалась, он стоял перед ней родной и любимый, не сказав ни слова, она бросилась к нему, крепко обхватив руками и пряча лицо на его груди. Арман отшатнулся, с ужасом ожидая, что вот-вот пламя беспощадно разольётся по телу, разъярённый зверь вырвется на свободу, и тогда Мире уже не уцелеть… но дракон спал, где-то глубоко под сердцем свернувшись в кольцо и подложив под голову собственный хвост, бережно прикрытый ладонью той, которая не побоялась. Руки Армана тряслись, сам себе не веря, он попробовал осторожно дотронуться до мягких волос Миры, - ничего, дракон по-прежнему спал. Он с удивлением и одновременно восторгом ещё раз взглянул на собственные руки, затем на макушку девушки, казалось, она забыла, как дышать – она ждала, и, облегченно выдохнув, Арман аккуратно, но в то же время жадно прижал к себе самое дорогое, самое светлое, что подарила ему судьба. - Ты смог, - тихий шепот, - я же говорила, что ты сможешь, и ты смог, - предательский ком застыл в горле девушки, грозящий вот-вот обернуться водопадом слез. - Нет, это ты смогла убаюкать его, - Арман задумчиво водил острым подбородком по макушке возлюбленной, крепко прижимаясь к ней щекой и благодарно поглаживая большим пальцем руки плечо девушки, - Мира. Он протянул её имя, впервые чувствуя его по-другому, оно стало не просто набором звуков, витиевато собирающихся в единое целое, что олицетворяло её, но оно стало нечто большим, трогательной нежностью, заключающей в своей сердцевине рык дракона. «Мир-р-ра», - тихо повторил про себя Арман, словно мягким одеялом укрывая мирно спящего дракона в груди. Прикрыв глаза, он увидел его, притихшего, смиренного, царственно спокойного. Ящер больше не грозился взорваться неистовым пламенем ярости, что огненными потоками растекалась по Армановым венам, выжигая душу. Он послушно ждал команды своего хозяина: отныне только человек мог решать и властвовать над могучей стихией дракона. И он решил… решился, осторожно ослабляя объятия, Арман медленно опустил руки, по-прежнему не поднимая век. Ему казалось, что сейчас он смотрит в глаза огромному зверю, в огромные, доверчивые глаза. Ни слова не сказав и всецело доверяя тому, кого выбрало её сердце, Мира отстранилась и, отойдя на два шага назад, спокойно стала наблюдать за происходящим. Арман по-прежнему не открывал глаз, он словно искал что-то внутри себя, старательно и отчаянно. Мгновение, и в груди зарождается тепло, будто утреннее весеннее солнце коснулось приветливым лучом лица, оно заворачивается под самым сердцем, ласково пробуждая дракона. Тот нехотя, лениво расправляется, потягиваясь, встает в полный рост и плавным взмахом крыльев разгоняет собравшееся вокруг него облако неги по венам, заботливо окутывая своего человека в золотую россыпь горящего пепла. И вновь Мира смотрела в медово-желтые глаза ящера, но не находила в них прежней ярости. Она могла поклясться, что на неё смотрел именно Арман. Медленно протянула руку к могучей груди, дракон спокойно следил за её движением, не издав ни единого рыка, аккуратно провела по холодной чешуйчатой коже, вырисовывая ладонью воображаемый узор. Но ничего не происходило, он просто сидел и смотрел, поняв это, Мира с восторженным вскриком прижалась к широкой драконьей груди, пытаясь обхватить его шире. В благодарность он смиренно опустил голову на девичье плечо, согревая своим горячим дыханием шею девушки. - Арман, - тихий, сдавленный голос ленивым эхом отскакивал от холодных каменных стен ритуальной комнаты, - Арма-ан, - повторила Мира ещё раз. Её дыхание у самой его кожи ласковым, теплым облаком обволакивало послушного зверя. Голос девушки тонкой струйкой втекал в самое человеческое сердце, заставляя его сжиматься. - Арман, покатай меня на спине, - наглая просьба, на которую она отныне имела право, ибо первая и единственная женщина, чье бесстрашие и любовь обуздали яростную драконью стихию в человеческой душе, прервав тем самым жестокую цепь ритуалов рождения потомков из пепла. Дракон насторожился, Мира чувствовала, как ощетинилась под рукой чешуя. Он приоткрыл глаза, настороженно глядя сквозь узкую щель зрачка на девушку, и замер. - Пожалуйста, Арман, - взгляд в глаза, лукавый и умоляющий её и сомневающийся, но всеми силами пытающийся поверить его. – Пожалуйста… И он сдается, картинно закатывает глаза и нехотя поднимает голову с теплого плеча девушки. И снова как в том страшной сне: огромный огнедышащий ящер вытягивается во весь свой исполинский рост, красуясь, расправляет мощные перепончатые крылья – в блёклом свете луны, едва протиснувшемся через узкие отверстия в пещере, его очертания кажутся ещё более пугающими и властными. Но то был сон, теперь же всё иначе. Маленькая фигурка княжны на фоне темной громадины дракона по-прежнему казалась хрупкой, преисполненной страхом с головы до пят. Но это только кажущность: полными восхищения глазами Мира смотрела на грандиозную, невероятную метаморфозу. Покрасовавшись, дракон снова опускает голову до уровня девушки, чтобы на секунду ещё раз задержаться в серо-зеленом омуте её взгляда. Она лишь улыбнулась, но сделала это так, как до этого момента улыбалась только человеческому облику Армана. Это он сейчас смотрел на неё сквозь прозрачную полусферу драконьих глаз. Фыркнув, он смиренно подставляет шею, приглашая Миру. Она ловко карабкается по закостеневшей чешуе, устраиваясь удобнее и крепко обхватив его ногами. Дракон слегка приседает и стрелой взмывает в небесную высь. Потоки прохладного ночного воздуха тут же бьют в лицо Мирославы, она словно выброшенная на берег рыба, задыхаясь, хватает ртом. Холод сковывает руки, лицо немеет, но чувство парения, головокружительного полёта между небом и землей с бешенной силой разгоняет кровь по телу всадницы. Она счастливо улыбается, прижимаясь к мощной шее дракона. Он, чувствуя её трепещущее тепло, словно зависает над огромной сероватой периной облака. Мира опасливо открывает глаза и прямо под своей ногой отчётливо видит белый мягкий пух небес. Дышать становится легче, она выпрямляется и расправившейся грудью часто и по-детски счастливо вдыхает рыхлый воздух. Два свистящих взмаха крыльев, и вот уже иссиня-черный купол с щедро разбросанными каплями звёзд открывается двум парам восхищённых глаз: ещё никогда она не видела небо так близко, ещё никогда небо не было для него настолько прекрасным. Жёлтый диск луны ослепляет своим безукоризненно чистым светом, так что близлежащие звёзды меркнут. Сердце Миры переполняет ребяческий восторг и щенячья радость, когда хочется кричать и плакать одновременно, когда хочется обнять весь мир и забиться в угол, сжавшись в комок, стиснув кулаки и зубы, трястись от счастья и сбывшихся желаний. Мира взвизгнула и со всей своей непосредственностью и жизнелюбием вновь благодарно прижалась к дракону. Волна счастья захлестнула его, еще три взмаха, и они поднялись, казалось, к самой макушке небес, и, замерев там на мгновение, стал плавно снижаться к облакам. Массивная фигура дракона с крохотной всадницей на холке то ныряла в прохладную дымку, то вновь расчерчивала собою небесный холст. Окрылённая Мира заворожено опускала руку в серую пелену облака, пропуская сквозь пальцы клочья разреженного, набитого влагой воздуха. Последний раз нырнув в белоснежный, туманный пух небес, дракон медленно стал спускаться под облака, где счастливую Миру ждал ещё один незабываемый вид: остров, ставший родным за несколько дней, действительно, был останками огромного Прадракона, могучего пращура, павшего в море много столетий назад. Широко распахнув глаза, она с волнением рассматривала огромные пики рёберных дуг, вблизи похожие на высокие отвесные скалы, море, словно кот, мягко облизывало то, что когда-то было бесконечными размашистыми крыльями, и даже под покровом ночи ей ясно виделся искрящийся отблесками луны водопад, берущий своё начало в глубине массивного черепа. Дракон ещё раз обогнул остров и мягко приземлился у самого подножия пещеры. Мира не торопилась покидать свое место, переводя дыхание от пережитого, она по-прежнему прижималась онемевшим телом к драконьей шее. - Спасибо тебе, - рассеянный благодарный голос девушки донёсся до слуха Армана. Дракон, переминаясь с ноги на ногу, осторожно опустился, давая возможность своей всаднице слезть. На ватных ногах, всё ещё колотимая эмоциями изнутри, она носочком нащупала камень и, найдя опору, спустила вторую. Шаг назад, второй, третий, до последнего не отнимая руки от драконьей морды, заворожено глядя в глаза, Мира ждала. Ждала, когда две сущности получеловека-полудракона соединятся в том, кого она учила жить по-человечески, кого приняло её сердце, кого она так надрывно и с надеждой ждала, зовя тайной песней посреди ритуального озера. Как только растаяло тепло прикосновения, пред глазами девушки вновь возникла яркая огненная вспышка, и тысячи искр-пепелинок взмыли в воздух, сгорая и превращаясь в серый тлен. И снова он заботливо держал в своих крепких объятиях тонкую талию своей возлюбленной, трепещущей всем телом от пережитых эмоций, холодный жемчуг ледяным пламенем обжигал разгоряченную кожу. Она счастливо улыбалась, притихнув на груди своего мужчины, Миру не покидало ощущение абсолютного счастья, волной накрывшего её с головой. Арман же с упоением зарылся носом в светлую копну волос, вдыхая их запах, который в ту же секунду стал родным. - Мира, - он словно вновь пробовал на вкус её имя. - М-м, - отозвалась она, перебирая пальчиками у него на груди, прикосновения к нему были такими новыми, незнакомыми, но жизненно необходимыми. - Повтори, пожалуйста, - он запнулся, Мира подняла голову и посмотрела ему в глаза, - то, что ты… - Я люблю тебя, - стремительно перебила она его, даже не дав договорить. Зачем? Она и так поняла, что он хотел услышать. Арман опустил взгляд в бездонный изумрудный омут, все ещё до конца не веря в происходящее, Мира блуждала глазами по его лицу – точёные скулы, глаза, нос, снова глаза, губы - и, загадочно улыбнувшись, добавила: - Я люблю тебя, Арман. Расстояние таяло, словно снег под жарким апрельским солнцем, шумный вдох: - Я люблю тебя, Мира, - оставляет ожог на губах девушки. Невесомое, лёгкое прикосновение, больше похожее на взмах крыльев бабочки, и снова вдох, вряд ли компенсирующий жуткую нехватку воздуха, ещё один взгляд в глаза, поиск одобрения и правильности своих действий, в пугающе расширенных зрачках отблеск гаснущих искр страха в пучине благодарной любви. Мира снова тянется к Арману, и снова поцелуй, чуть смелее, чуть напористее, жадно и осторожно обнимающий и терзающий губы друг друга. Дыхание вновь сбилось, и острая нехватка воздуха вновь заставила отпрянуть от любимых уст. Арман бережно взял лицо Мирославы в ладони и прижался ко лбу девушки своим, крепко зажмурив глаза. - Теперь я не смогу тебя отпустить, Мира… никогда, - то ли произнес, то ли сдавленно прошипел у самых губ девушки. - И не надейся больше так просто от меня избавиться, - сквозь приоткрытые веки улыбалась Мирослава, - и хочешь ты того или нет, но жить по-человечески тебе придется, хотя бы иногда. Арман искренне рассмеялся, прижав Миру к себе покрепче, она не сопротивлялась, прислонившись к груди своего дракона и считая стуки его учащенно бьющегося сердца. Стоя у старой корабельной балки, Арман с любопытством наблюдал, как его Мира, будто оказавшись на острове в первый раз, восхищенно оглядывалась, придирчиво рассматривала каждый камень, каждый лоскут ткани, свыкаясь с приятной мыслью, что это теперь её дом. Нет! Их дом… - Знаешь, что я поняла сегодня там, в облаках, Арман? - обратилась она к нему, поблескивая матовыми взглядом. - Что? – хриплый гортанный голос ударился о корабельную балку. - Драконы не должны рождаться из пепла, - улыбнулась она своей догадке, ближе подходя к Арману, - драконы должны рождаться в облаках. Заведя руку за голову и глядя в глаза возлюбленному, Мира легко потянула за атласную ленту, плачея со свистом скользнула по шероховатой парче и, лязгнув стальными подвесками, затерялась среди каменных глыб. Ещё одно ловкое движение рук, и цокающий звук россыпи перламутровых жемчужин дождём огласил стены пещеры и затих в костяных сводах. Арман внимательно следил за каждым её движением, за каждым колыханием выбившихся прядок волос, за каждым взмахом мягких складок подвенечного платья: - Ты очень красивая, - голос окончательно сел, с трудом пробиваясь сквозь преграду спёкшихся губ. Тело Миры била дрожь: страх неизведанного, мутное осознание происходящего с ними – все девичьи мечты о любви и драконах становились сладко-томительной явью, сейчас, сию минуту, пусть не совсем так, как ей когда-то мечталось, но лучше, так как и не могло мечтаться. Она упорно пыталась расстегнуть вдруг ужасно сдавливающий шею воротник непослушными пальцами, не прерывая зрительного контакта. Арман переводил взгляд от её глаз к рукам и обратно. Наконец, пуговицы поддались, вернув крупицы сомнения в душу Мирославы: привычная нагота для него была крайне непривычной для неё. Она сделала несколько шагов, попутно касаясь горячего предплечья Армана, прошла вглубь воображаемой комнаты, под парусиновый навес, босые ступни ощутили прохладу мягкого ворса ковра. Мира на секунду замешкалась, но, сделав глубокий вдох-выдох, обхватила себя и уверенно потянула через голову подвенечное платье, которое беспомощной тряпкой упало к ногам своей обладательницы. Спиной она чувствовала, как участилось не только её дыхание, Арман смотрел на неё с непонятным для него первобытным чувством, которое стихийно захватывало его тело, борясь с трепетной нежностью, льющейся из самого сердца. Она тряслась словно осиновый лист, ободряюще улыбалась, но стыдливо опущенные глаза метались, сминала в кулаках нательную вышитую рубашку, дабы скрыть открытые участки тела, но сама стояла на краю пропасти, в которой бурлило желание. Ей хотелось раствориться в его любви, но страх неизведанного не отступал. Чувствуя это, Арман медленно подошел к девушке, бережно обнимая её трепещущий стан, каждое его прикосновение даже сквозь грубую ткань оставляло ожог на нежной девичьей коже, но родное тепло заставило Миру ослабить хватку, и льняное полотно соскользнуло с плеча. Взгляд Армана упал на обнажившийся участок тела возлюбленной, всё ещё удерживая Миру одной рукой, второй он заворожено тыльной стороной ладони провел от самого плеча к локтю, ему казалось, что в полуночном свете луны мерцающий бархат её кожи стал еще нежнее. Сам не понимая почему, но в нем поселилось доселе абсолютно незнакомое желание созерцать её наготу, скрытую под просторной рубахой, любить её всю. Время словно остановилось: рука Армана осторожно потянула суконный шнурок на груди Миры, скрипучая нить поддалась, и льняная ткань под собственной тяжестью ухнула вниз, присоединившись к подвенечному платью. Его глаза горели неистовым диким желанием. Не в силах больше сдерживаться, Арман рванул Миру на себя и впился сладостно-больным поцелуем в её ключицу. Девушка застонала, повинуясь инстинкту, теснее прижала его голову, сжимая в кулак темные, как смоль, волосы. Незнакомые, граничащие с безумием ласки Армана буквально выжигали её изнутри, заставляя выгибаться навстречу, открывая тем самым всё новые и новые участки юного невинного тела для грубой, неистовой любви мужчины-дракона. Череда томительно-сладких минут, и Мира в полной мере ощутила всю тяжесть возлюбленного, буквально вдавившего её в девственно-белые шелковые груды ткани. Мгновение, и звездное небо словно стало ближе, тонкие пальцы девушки впились в широкую мужскую спину, оставляя алые следы, ночную тишину прорезал короткий женский вскрик. Арман замер, испуганно глядя в большие, преисполненные боли глаза любимой, в которых застыли слёзы. - Прости, - тихо прошептал, едва касаясь губами лица Мирославы, чувствуя, как его собственное дыхание, оттолкнувшись от её стыдливо раскрасневшихся щек, горячей волной возвращается к его губам, - прости… Невесомые поцелуи, будто извиняясь, ложились один за другим на влажное лицо маленькой женщины, его женщины, он через раз шептал ей «люблю», «моя», и боль плавно отступила. Губы навсегда запомнили те робкие, неумелые поцелуи, переходящие в жадное, неистовое столкновение двух стихий; руки – нежную кожу, тающую под горячими ладонями и каждый изгиб тела; глаза – необузданную страсть, вырвавшуюся на свободу, а после - трепетный любящий взгляд; стены пещеры – горячий шепот и нестерпимые звуки любви. Небо разливалось вечерними красками, переливаясь лиловыми, розовато-желтыми и алыми оттенками на синеющем холсте горизонта, словно обуянный вдохновением художник широкими мазками кисти творил свой шедевр. Солнце медленно растворялось в спокойной глади моря, делясь прощальным теплом с реющими над водяным зеркалом чайками. Острые пики скал-рёбер степенно чернели, погружаясь в вечерние сумерки. Обожженный дневным зноем ветер лениво раздувал порядком отросшие волосы Мирославы, вальяжно расположившейся в маленькой уютной каменной лагуне, застланной шёлковым ковром. Тихо мурлыкая колыбельную, она ласково вела ладонью по округлому животу, скрытому под скользящим атласом красного платья, и блуждала взглядом по закатному небу, рассматривая беспорядочные груды облаков. На длинном подоле, свернувшись в мохнатый клубок, по-хозяйски дремал пушистый друг дракона, подрагивая когтистой лапкой во сне. Мира замолчала, прикрыв глаза, она вслушивалась в тихий шелест моря у подножия скалы, рука её замерла в воздухе, а слова песни так и застыли на губах. Малыш заворочался, настойчиво требуя внимания зазевавшейся матери, Мирослава ойкнула и, смеясь, перевела глаза на пульсирующий живот. - Эх, не спится же тебе, непоседа, - усмехнулась она, прикладывая ладонь к месту шевеления. - Завтра волнение будет на море, - сообщил Арман, подходя к своей супруге, - ветер с запада. - Вижу, - улыбнулась Мира, вспомнив, как он учил её видеть эти незримые движения потоков воздуха, - смотри, какие облака. Арман присел рядом с возлюбленной, восхищенно глядя на горизонт. И как он раньше не замечал, насколько красивым может быть закат?! Мира с энтузиазмом придвинулась поближе к мужу, удобно устраиваясь под его сильной рукой и кладя голову ему на плечо, чем вызвала крайнее недовольство пушистого сони. Арман осторожно притянул жену к себе, попутно целуя в висок. - Воюет? – мужчина с трепетом приложил широкую ладонь к вновь появившейся округлости на животе Миры. - Угу, - положила свою руку поверх его, - никак не уляжется. Арман только улыбнулся и чуть крепче сжал плечо своей супруги, подарившей ему счастье. Мира с удовольствием поёжилась в желанных объятиях, теснее прижимаясь к родному сердцу. Потревоженный зверёк недовольно вытащил мордочку из-под цепкой лапки и что-то прорычал. Молодые люди лишь засмеялись, видя, как заспанное животное, словно кот, заново протаптывает себе ложе на атласном подоле платья, ворча себе под нос. «Надо будет ему имя придумать», - Мира уже мысленно перебирала в голове варианты. - Кажется, успокоился, - вывел из раздумий тихий голос Армана, только сейчас она обратила внимание, что шевеления под сердцем затихли. - Успокоился, - вторила ему Мира, задумчиво проводя тонкими пальцами по тыльной стороне его ладони. – Как ты думаешь, Арман, он сможет летать? – голос девушки волнительно дрогнул. - Конечно, - Арман приподнял плечо, заглядывая в серо-зелёную бездну любимых глаз. Видя в них тревогу, он по-доброму улыбнулся и добавил шёпотом у самого уха, - он же рождён в облаках.